Он убил в себе страха токсины…
В том его преступленья состав!
…
От Поэта – побитою псиной
Отползает наш век-волкодав!
Комиссар Филипп Задорожный
Крым, Мисхор,
дворец Дюльбер.
Декабрь 1917 – 30 апреля 1918
***
Прощались со слезами на глазах…
Но это было позже, а сначала
Его фигура им внушала страх
И приговор, казалось, источала
Всем членам императорской семьи…
Какие там нюансы и оттенки? —
Пока в застенке, ну а завтра – к стенке
Поставят их матросы-бугаи.
Какой ещё быть может приговор?
Они в глазах народа – кровопийцы,
И комиссар, матрос с лицом убийцы
В глаза смотреть не хочет словно вор…
Он позже рассказал, как тяжело
Смотреть в глаза, а после – из нагана…
Приказ ревкома! – Всё равно – погано…
И на душе заранее скребло…
Прикажут – не отвертишься, нельзя!
И штукатурка кровью обагрится…
Старуха мать царя – императрица,
Её две дочери, великие князья,
А также приближённые и слуги…
Напиться и завыть бы как белуге —
Такая комиссарская стезя!
На флоте офицеров – без суда…
Но с предревкома Юрием Гавеном
Был разговор предельно откровенным,
Что расстрелять не поздно никогда…
Прилюдно расстрелять или тайком? —
Мы им с тобой нисколько не мирволим,
Но дело под особенным контролем…
И пусть за нас решает Совнарком!
Пусть анархисты поднимают вой
И шлют к тебе «расстрельщиков» из Ялты!
Чтоб пулемётом их повыгонял ты!
За это отвечаешь головой!..
Вот это по душе и по плечу.
Он, слава Богу, не палач острожный!
Впервые улыбнулся Задорожный —
Я всех их к нам соваться отучу!
Легко сказать… Попробуй отучи!
И что ни день заявится орава —
Мол, выдай «венценосных» на расправу!
Все как один не в меру горячи,
Уже команду предвкушают «Пли!»…
У каждого какие-то мандаты…
Он слал их шепотом туда-то и туда-то,
Чтоб женщины услышать не могли…
Он тонко намекал им, невзначай
Слегка гашетку пулемёта тронув,
Что не иссяк ещё запас патронов,
Короче – ша! и не озорничай!
Поскольку всё решается Вождём…
Но в ожиданья атмосфере жуткой
У арестованных дежурной стало шуткой —
Ну что? Сегодня? Или спать пойдём?
Императрица – царственная вся!
Как держится! И ни слезы, ни всхлипа,..
За душу божьего раба Филиппа
Свои молитвы Небу вознося…
Держаться с ними надо веселей!
Ведь каждый шаг и жест его оценен…
На маленькой внутридворцовой сцене
Он оказался в главной из ролей.
Когда, в какой момент он впал в азарт?
Душа чужая – всё-таки потёмки…
Пусть в этом разбираются потомки!
А между тем уже проходит март,
И нет как не было приказа о расстреле…