Тайна любви

Морэлла! «Principium individuationis, т. е. представленiе о томъ тождеств?, которое въ самой смерти остается или утрачивается не навсегда, было для меня постоянно вопросомъ высокаго интереса», – говоритъ Эдгаръ По, пов?ствуя о великой тайн? безсмертiя ложнаго и безсмертiя истиннаго. Въ сущности, вс? Коринны и Фiаметты всегда обречены на судьбу Морэллы. И каждый поц?луй нашъ влечетъ ихъ одновременно къ смерти и къ дурному безсмертiю.

Но нашъ посл?днiй скептицизмъ заставляетъ насъ заподозрить не только Фiаметту, но и Беатриче. В?дь, не случайно, когда Данте прошелъ черезъ вс? круги ада и ангелы стерли съ его чела сл?ды гр?ховъ, когда онъ перешагнулъ черезъ очистительный огонь и Беатриче встр?тила его грозной и суровой р?чью, неслучайно въ голос? Благородн?йшей слышится не только справедливость, но и ревность, женская ревность.

Если и Беатриче ревнуеть, мы должны сд?лать посл?днiй и страшный выводъ: н?тъ Безсмертной Любовницы, есть только Безсмертная Любовь. Сл?довательно, мы должны искать не Единую, а Двуединую, чтобы создать в?чную Троицу. Итакъ въ троиц? полагается начало религiозной общественности и посл?дняя правда безсмертiя[2 - Принципъ троицы въ любви им?етъ двоякое религiозное значенiе: во-первыхъ, троица утверждается въ случа? любви двухъ къ третьему абсолютному, мистическому лицу (Любовь Франциска и Клары), – и – во-вторыхъ – принципъ троицы утверждается, какъ первый случай любви соборной. (Грубое, темное и наивное выраженiе этого принципа мы наблюдаемъ въ «хлыстовщин?»).]. Въ троиц?, какъ изначальной форм? соборности, раскрывается впервые любовь (красота), безусловно тождественная и неизм?нная себ?. Проблема троицы осложняется вопросомъ о соотношенiи половъ. Единственнымъ разр?шенiемъ этого рокового вопроса мн? представляется признанiе первоначалънаго единства пола. Наша первобытная природа – учитъ Платонъ – была едина и мы были совершенны. Стремленiе къ этому единству называется «Любовью». И такъ, и женское, и мужское начала потенцiально находятся въ равнов?сiи въ каждой личносми, и только въ индивидуум?, т. е. въ эмпирической видимости, мы наблюдаемъ разд?льность пола. Сочетанiя внутри брачнаго союза свободны въ смысл? соотношенiя мущинъ и женщинъ. Но основнымъ принципомъ любовнаго союза долженъ быть принципъ ц?ломудрiя. Въ случаяхъ нарушенiя этого принципа любовь не утверждается, а (въ лучшемъ случа?) ведетъ къ дурной безконечности, т. е. къ д?торожденiю. Знаю, что зд?сь мои разсужденiя прiобр?таютъ характеръ антиномическiй, но разр?шенiе этихъ посл?днихъ антиномiй лежитъ вн? плоскости логики и философiи.

Идейной антиномичности соотв?тствуетъ антиномичность и реальная. Въ эмпирической брачной троиц? не осуществляется равнов?сiя любви: отсюда – литургическая жертва и раскрытiе любви, какъ начала трагическаго. Это уже постигалъ, провид?лъ Достоевскiй. Такова, напр., любовь Настасьи Филипповны, Идiота и Аглаи. Зд?сь на-лицо три личности, но исхода н?тъ, потому что вс? они только смутно предчувствуютъ возможность новаго тайнод?йствiя (сильн?е всего чувствуетъ князь и слаб?е другихъ Аглая). Они вс? погибаютъ, хотя Настасья Филипповна уже д?лала шагъ навстр?чу новой любви. Прочтите ея письма къ Агла?. Она пишетъ своей мнимой соперниц?: «я въ вась влюблена». И дал?е: «Знаете, мн? кажется, вы даже должны любить меня. Для меня вы тоже, что и для него: св?тлый духъ, ангелъ не можетъ ненавид?ть, не можетъ и не любить. Можно ли любить вс?хъ, вс?хъ людей, вс?хъ своихъ ближнихъ», – я часто задавала себ? этотъ вопросъ? Конечно, н?тъ, и даже неестественно. Въ отвлеченной любви къ челов?честву любишь почти всегда самаго себя. «Но это намъ невозможно, а вы другое д?ло». – «Вы одн? можете любить безъ эгоизма, вы одн? можете любить не для себя самой, а для того, кого вы любите».

Но въ посл?днее знаменательное свиданiе вс?хъ трехъ вдругъ раскрывается безнадежный сумракъ отчаянiя. Одинъ только «князь» видитъ, кажется, лицо Неизв?стнаго, а эти дв? женщины уже ничего не видятъ.

Но если прошлые в?ка и современность искали исхода изъ этого трагизма путемъ обмана, изм?ны, убiйства и самоубiйства, будущее открываетъ новую возможность, и уже теперь полагается начало этой возможности. Это прiятiе любви вторымъ ц?ломудреннымъ прiятiемъ: въ немъ печаль уравнов?шивается добровольной жертвой и поц?луй прiобр?таетъ необычайное значенiе религiозной радости.

IV

Любовь враждебна не только началу механическому и – въ частности – правовымъ и соцiальнымъ нормамъ, но и обязательнымъ моральнымъ нормамъ. Такъ утверждаетъ себя духъ революцiи въ твердыняхъ «высшаго закона». Когда Іисусъ однажды возлежалъ на пиршеств? въ город? Наин?, къ нему пришла гр?шная женщина и принесла алавастровой сосудъ съ м?ромъ. Женщина стала на кол?ни передъ Іисусомъ и обливала Его ноги слезами, отирала ихъ своими волосами, ц?ловала и мазала м?ромъ. Іисусъ сказалъ про нее: прощаются гр?хи ея многiе за то, что она возлюбила много. Подобныхъ пов?ствованiй о безм?рной любви-влюбленности много въ евангелiяхъ. Смыслъ этихъ пов?ствованiй ясенъ: влюбленность по самой изначальной природ? своей «не отъ мiра сего». Поэтому, кто не принимаетъ мiра даннаго для в?чной жизни, а не для смерти, долженъ вступить на единственный путь спасенiя, т. е. на путь любви. Тогда моральныя «вел?нiя» отпадаютъ, отметаются прочь. «Можете ли заставить сыновъ чертога брачнаго поститься, когда съ нимъ женихъ?» – говоритъ Іисусъ. И онъ же учитъ: «Запов?дь новую даю вамъ, да любите другъ друга; какъ Я возлюбилъ васъ, такъ и вы да любите другъ друга». (Іоаннъ. Ев. 13 гл., ст. 34). Женщин?, «взятой въ прелюбод?янiи» Іисусъ сказалъ: «Я не осуждаю тебя». Иначе Онъ не могъ сказать, потому что идея прелюбод?янiя не вм?щается въ кругъ т?хъ религiозныхъ сужденiй, которыя высказывались Іисусомъ и его в?рными. Евангельское ученiе о любви сводится къ одному утвержденiю: любовь – чудо, и потому въ ней и чрезъ нее все позволено. Духъ Святой – водитель на путяхъ новозав?тной любви-влюбленности. Ц?лованiе символъ новой любви, новой радости, печать совершеннаго исполненiя. Эта таинственная любовь непонятна для т?хъ, кто связалъ себя кр?пкими узами съ этимъ подзаконнымъ мiромъ. Отсюда «разд?ленiе», которое Іисусъ принесъ въ мiръ. «Если мiръ васъ ненавидитъ, знайте, что Меня прежде васъ возненавид?лъ. Если бы вы были отъ мiра, то мiръ любилъ бы свое; а какъ вы не отъ мiра, но Я избралъ васъ отъ мiра, потому ненавидитъ васъ мiръ». (Іоаннъ, Ев. 15 гл., 18 и 19 ст.).

Поц?луй – какъ символъ любви, о которомъ такъ часто говорятъ апостолы – связанъ непосредственно съ чистой сущностыо пола. Природа поц?луя заключаетъ въ себ? потенцiально вс? формы полового общенiя. Ограниченiя, которыя индивидуумъ ставитъ свободно самъ себ? въ этой области Эроса, могутъ опред?ляться различными психологическими моментами. Но единственно в?рный принципъ, утверждающiй ц?ломудрiе – это принципъ сохраненiя и спасенiя личности. Одно и то же д?йствiе можетъ им?ть противоположное значенiе и различную религiозную ц?нность. И первый поц?луй, и посл?днiй могутъ погашать личность въ изначальной, безликой страсти, въ темномъ хаос?, и наоборотъ тотъ же поц?луй можетъ освобождать личность отъ власти хаоса и утверждать ее до конца. Ц?ломудрiе – не аскетизмъ. Аскетизмъ запрещаетъ, ц?ломудрiе очищаетъ; аскетизмъ убиваетъ, ц?ломудрiе воскрешаетъ. Смыслъ новоявленной любви-влюбленности въ сохраненiи, спасенiи, освобожденiи и утвержденiи личности: исходъ изъ хаоса страсти любовь-влюбленность, изъ эгоизма въ начало вселен ское, мiровое и абсолютное.

Принимая вс? стадiи и формы поц?луя вторичным ц?ломудреннымъ прiятiемъ, мы должны сознательно отнестись и къ посл?днему поц?лую. Его природа, однородная вообще съ природою и вс?хъ иныхъ формъ полового общенiя, отличается однако однимъ моментомъ, который опред?ляется возможностью д?торожденiя. Мы должны зд?сь согласиться съ Вл. Соловьевымъ, который на основанiи естественно-историческихъ фактовъ, съ достаточной уб?дительностью показалъ, что половая любовь и размноженiе рода находятся между собой въ обратномъ отношенги: ч?мъ сильн?е одно, т?мъ слаб?е другая. Итакъ, мы не должны убивать въ аскетизм? начало пола, но мы должны искать такого высокаго и совершеннаго проявленiя его, при которомъ неосуществимо д?торожденiе. Мы не должны ставить вн?шнихъ препятствiй для д?торожденiя и не должны страшиться посл?дняго поц?луя, но мы должны приближаться къ нему только въ ув?ренности, что мы достойны его: только тогда мы утвердимъ нашу личность до конца.

А между т?мъ то, что вокругъ называютъ любовью, приноситъ личности не жизнь, а смерть. По слову поэта, мы любимъ «убiйственно» и въ «буйной сл?пот? страстей»

Мы то всего в?рн?е губимъ,
Что сердцу нашему мил?й!

Но наша в?щая душа уже бьется на порог? «двойного бытiя» и поэтъ прозр?ваетъ новый св?тъ:

Пускай страдальческую грудь
Волнуютъ страсти роковыя, —
Душа готова, какъ Марiя,
Къ ногамъ Христа на в?къ прильнуть.

Такъ чрезъ тайну любви мы касаемся тайны жертвы, тайны сораспятiя съ Безсмертнымъ Эросомъ, ибо истинный Эросъ безсмертенъ и в?ченъ, а не полубезсмертенъ, какъ думала Дiотима, пророчица древняго мiра.

notes

Примечания

1

Религiозное отношенiе къ мiру заставляетъ насъ искать музыкальнаго начала и въ труд?. Трудъ, оскверненный и обезображенный рабствомъ и принужденiемъ, возникаетъ въ новомъ св?т? въ обществ? коммунистическомъ. Формальная наука д?ловито, но – конечно – сл?по подходитъ къ той же теме ритма въ труд?: См. кн. Бюхера «Arbeit und Rhytmus». 1899.

2

Принципъ троицы въ любви им?етъ двоякое религiозное значенiе: во-первыхъ, троица утверждается въ случа? любви двухъ къ третьему абсолютному, мистическому лицу (Любовь Франциска и Клары), – и – во-вторыхъ – принципъ троицы утверждается, какъ первый случай любви соборной. (Грубое, темное и наивное выраженiе этого принципа мы наблюдаемъ въ «хлыстовщин?»).