И не ошибся. Андрей все еще сидел в зале Карузо за белым роялем.
– У тебя совесть есть? – возмутился Валера. – Человек первый раз в Италии, а ты его усадил в гостинице на целый день!
– Гия Канчели всегда говорит, что Данелия садист и тиран, – наябедничал Андрей.
– Значит, он разбирается в людях. Ладно, пойду, скажу Сизову, что великий Андрей Петров жив, здоров и уже вовсю вкалывает.
Валера ушел.
– Послушай, что получилось, – Андрей сыграл и пропел, читая слова по бумажке. (Поет Андрей Петров – прости меня, Андрюша – не очень.)
– Ну, что?
– Замечательно! После Энрико Карузо в этом зале вряд ли кто-нибудь пел лучше!
– Я спрашиваю, как мелодия?
– Неплохо. Но я бы еще поискал. (Фраза, которую я произношу всегда.)
– Ну не успею я! Не напишу я за пять минут шлягер!
– Дай-ка слова. – Я посмотрел текст, и, благо, итальянский читается, как пишется, вспомнил:
– Ты куда-нибудь вставил вальс, который мы выкинули из фильма «Тридцать три»?
К фильму «Тридцать три» Андрей написал вальс, мелодичный, нежный. Но, сколько я его ни пытался вставить в фильм, он никак не сочетался с тем, что происходило на экране.
– Кажется, нет.
– Сыграй. Я думаю, он может подойти.
Андрей сыграл и спел. Слова легли как родные.
– Все! Иди смотри Вечный город, маэстро Андрюша! Заслужил!
Я позвонил Вивьен. Трубку взяла старушка Роза, она сказала, что Вивьен нет, и спросила, что передать? Я сказал, что песню для Лолы маэстро написал и что ноты я оставлю у портье, пусть кто-нибудь их заберет.
Галстук для маэстро
Утром, когда я завтракал, ко мне подошел официант и сказал, что какие-то две дамы спрашивают синьора Петрова. В баре ждали Вивьен и Наташка.
– А где маэстро Андрюша? – спросила Вивьен.
– Маэстро Андрюша осматривает Рим.
– Скажи ему, что музыка – бене! – сказала Наташка и протянула мне красивую плоскую коробку:
– Отдай маэстро.
– Что это?
– Галстук! – сказала Наташка. – Старушка Роза сказала: «От человека зависит, быть войне или нет на этой планете, а на нем галстук за двадцать центов!» Это – «Армани»! Только ты отдай – мы проверим!
Галстук я отдал.
– Напрасно ты его взял, – сказал Андрей. – Зачем мне такой пижонский галстук?
Но через пятнадцать лет, в программе «Время» я увидел, что когда в Кремле Брежнев вручал композитору Петрову орден, на юбиляре красовался галстук от «Армани», который подарили благодарные римские проститутки за выкинутый вальс из фильма «Тридцать три»!
Любовь
Я был молод и был влюблен. Она тоже. Звала она меня «Гий», потому что считала, что «Гия» – это женское имя. Мы каждый день встречались, ходили в кино или гуляли по улицам. Была зима, но на танцы или куда-нибудь еще мы пойти не могли: отец у Вали был строгий и запирал ее платья (их было два). И снять пальто Валя не могла, под пальто были только лифчик и трусики. Но целоваться в подъезде это нам не мешало, чем мы и занимались.
Пришел я со свидания домой – у нас гости, сидят, ужинают. Поздоровался.
– Пойди в зеркало посмотрись, – сказал мне отец.
Пошел в ванную, увидел себя в зеркале. «Кошмар на цыпочках!» Весь в помаде! (Платья под пальто у Вали не было, но губы она красила.) Умылся. Идти в столовую неудобно, но с утра не ел, а там пирожки! Взял на кухне табуретку, гости потеснились, и я сел. Сижу, ни на кого не смотрю. Мама налила мне бульон, дала пирожок и шепнула:
– Успокойся, никто ничего не заметил.
Ем.
– Шкет, – тихо позвал отец и показал на свою щеку около уха:
– Осталось.
Я понял, достал платок, потер щеку и вижу: в бульоне плавает бумажный пакетик, на нем написано черным по белому «презерватив». Пока никто не заметил, быстро подцепил его ложкой и отправил в рот.
– Гия, – обратилась ко мне подруга мамы Катя Левина, – вы «Кубанские казаки» смотрели?
Я кивнул. Хотел встать и уйти, но она спросила:
– И как вам?
Фильм мне понравился, но рот открыть я не мог и поэтому пожал плечами.
– Вот видите, никому этот фильм не нравится, – обратилась она к художнику Владимиру Каплуновскому, – и Гие не понравился.
– Почему не понравился? – строго спросил меня Каплуновский, друг Пырьева.
Я снова пожал плечами.
– Нет, ты конкретно скажи: почему?
– Скажите ему, Гия. Скажите. А то он утверждает, что это шедевр, – сказала Катя.
«Что делать? Ответить не могу, и уйти нельзя».