Тостуемый пьет до дна

– Ну, что?

– Неплохо. Но можно еще поискать, да, дядя Гия? – говорили дети.

Обычно эту фразу каждый раз после прослушивания говорил я.

– Да, да, конечно! – сердился папа.

Дети были музыкальные и помогали нам в оркестровке. Гия доверял Натошке ударять карандашом по колокольчику, а Сандрик (он постарше) играл с папой в четыре руки.

Когда Натошке стукнуло четыре года, она подарила мне рисунок – маленькая лошадка на зеленой травке. Эту лошадку я оправил в роскошную раму и повесил в своем кабинете на самом почетном месте, напечатал и приклеил бумажную табличку: «Нато Канчели. Вторая половина двадцатого века». Когда ко мне приходят гости, они, как правило, обращают внимание именно на эту картинку. Читают табличку и спрашивают:

– Кто это?

– Нато Канчели, моя любимая грузинская художница.

– А почему мы ничего о ней не слышали?

– Она не выставляется.

Когда я смотрю на эту картинку, я вспоминаю радостное утро в Тбилиси, прогулку по берегу Куры, надпись «SALVE» и слышу чистый звук колокольчика, по которому маленькая девочка ударяет карандашом.

Большие дети

Мы с Валерой хотели побродить по Вечному городу, но пошел дождь. Мы взяли такси и вернулись в Сабаудиа. В гостинице портье сказал, что сеньора Аллегра просила нас позвонить. Мы звонить не стали, взяли у портье зонт и пошли на виллу к Сонего.

Родолфо дома не было: он улаживал дела в Риме. В гостиной за столом сидели две девушки в халатах, с мокрыми волосами (только что из душа) и пили горячий чай.

– Натали, Клавдия, – представила Аллегра девушек. – А это русские режиссеры.

– Режиссеры, скажите, почему все русские такие жадные? – спросила Натали.

– Почему ты так решила? – удивилась Аллегра. – Совсем наоборот, русские очень щедрые.

– Жадные, жадные. Это все знают, – сказала Клавдия и чихнула.

– Вот видите, значит, мы правду говорим, – сказала Натали.

Девушки поднялись, сказали, что их одежда, наверное, высохла, и вышли из комнаты.

– Вы на них не обижайтесь, – сказала Аллегра. – Они же ничего не знают о России.

И еще сказала, чтобы мы не расстраивались. Родолфо считает, что нам повезло: Чезаре лучший сценарист Италии.

– И не только в Италии, – сказал я, – но я бы предпочел, чтобы нам поменяли актера, а не сценариста.

– Ты на Альберто не обижайся! Он как большой ребенок! Он ревнует тебя к Леонову. Я не хотела говорить, но он даже рассердился, что в Россию посылают пленку и что-то будут снимать без него.

В дверь заглянули девушки. На них были высокие сапоги, чулки в сетку и очень короткие юбки, из-под которых выглядывали трусики. А на лицах яркая боевая раскраска.

– Дождь прошел, мы пойдем.

– Я вас подвезу, – сказала Аллегра.

– Не надо, до шоссе два шага, спасибо за все. Чао, русские режиссеры!

И девушки ушли.

– А эти большие дети как здесь оказались? – спросил Валера.

– Я ехала из Рима, а они, бедненькие, мокли на шоссе под дождем.

Сонего мы не дождались.

Бандит Мьячо

Разбудил меня телефонный звонок. Звонил Сонего:

– Собирайся, поехали!

– Куда?

– В Венецию. С Чезаре я договорился.

И мы (Сонего, Аллегра, Валера и я) поехали по «автостраде Солнца». За рулем «ситроена» был Сонего.

Красивая страна Италия. Прав был Резо Табукашвили, когда говорил, что она не намного хуже Грузии.

Приехали в горную деревню недалеко от Венеции. Там нас встретила мама Родолфо – пожилая крестьянка, очень похожая на мою бабушку (мать отца). Вечером собрались соседи, сели за длинный деревянный стол. Пили, говорили тосты, пели… все как в Грузии. То-то Сонего так комфортно чувствовал себя в Пасанаури.

А потом поехали в Рим. В гостинице нам были заказаны номера, вещи наши уже туда перевезли, а портье передал сообщение от Луиджи: завтра прилетает наша делегация, и жить они будут в той же гостинице.

Утром Валере позвонила Аллегра из Сабаудиа. Ее соседка, пожилая дама, которая снимает виллу в Сабаудиа, вчера была в Риме и забыла в квартире кота. Нужно выпустить этого кота во двор, а то он с голоду умрет. Аллегра продиктовала адрес и сказала, что ключ под половиком, а кота зовут Мьячо.

Самолет из Москвы прилетал в середине дня, и времени у нас было предостаточно – так мы тогда думали. Валера позвонил на студию «Чинечитта» и вызвал машину.

Мьячо, беспородный рыжий кот, с порванным в боях ухом, дрых в спальне, в платяном шкафу на шелковых блузках. Когда мы приоткрыли дверцу шкафа, он выгнулся, грозно зашипел, шерсть стала дыбом. Я хотел взять его на руки, но не тут-то было! Мьячо расцарапал мне руки, щеку и смылся. Мы стащили с кровати одеяло и попытались накинуть его на кота. Но Мьячо был ушлый малый – каждый раз выскальзывал и прятался то под кровать, то под диван, то под ванну, а то прыгал на буфет. Мы отодвигали кровать, диван, шарили щеткой под ванной, кидали одеяло на буфет…

Потом кто-то позвонил в дверь – сосед снизу услышал шум и пришел проверить, что происходит.

Валера объяснил, что нас попросили выпустить кота на улицу, а он не дается.

– Кто вас попросил?

Валера сказал, что имени хозяйки не знает, потому что нас попросила ее подруга, сеньора Аллегра.

– А это кто?

– Жена сценариста Сонего. Может, слышали?