Город Сириус

– Вот и выясним, готовь оперативную группу на выезд. Едем в наукоград.

Глава 2. Визит в наукоград

Науки юношей питают, отраду старцам подают, в счастливой жизни украшают, в несчастный случай берегут…

Михаил Ломоносов

Наукоград представлял собой раскинувшуюся на многие километры, огороженную высоким забором территорию, на которой несколько упорядоченно, но вполне складно и даже гармонично располагались разноцветные здания и сооружения причудливой формы, скульптуры и инсталляции различных футуристически-авангардных стилей и направлений. Всё это разнообразие цветов и форм будоражило воображение даже искушённого архитектурными изысками человека. Воздух вокруг – и тот был пропитан атмосферой науки и творчества.

Городок был разбит на три сектора – научно-исследовательский, образовательный и административный. Самым протяжённым по территории был научный сектор. Он в свою очередь делился на кластеры. Погибшие учёные работали в кластере научных исследований искусственного интеллекта и нейрофизиологической инженерии.

Доступу в научный сектор был присвоен наивысший уровень защиты. Связано это было не только с тем, что в некоторых лабораториях этого кластера и проводились секретные научные исследования, и ставились опыты с опасными веществами, которые даже в малом количестве могли несколько раз стереть с лица земли всё живое. Сам по себе процесс развития фундаментальной науки, предполагающий проникновение в глубинные тайны мироздания, виделся настолько интимным и сокровенным, что исключал всякое присутствие людей неизбранных и непосвящённых.

Процедуры согласования допуска, а также оформления пропусков заняли у Григориуса и его коллег некоторое время. И вот, когда все бюрократические формальности остались позади, автомобиль следственно-оперативной группы вальяжно подъехал ко входу в здание научных исследований искусственного интеллекта и нейрофизиологической инженерии.

– Ну что, братцы, идём ворошить это осиное гнездо адептов науки? – с улыбкой произнёс один из оперативников, подняв руку с воображаемым пистолетом и изобразив жест агента 007.

Его коллеги громко рассмеялись. Услышав шутку с крайне специфическим юмором, близким лишь представителям правоохранительных органов, который мог бы быть не понят людьми из научного сообщества, – следователь, находившийся на пассажирском сиденье рядом с водителем, обернулся назад и строгим взглядом осмотрел оперативников. В их лицах читался целый букет эмоций – предвкушение встречи с людьми творческой профессии, азарт, решимость. Было очевидно, что правоохранители, словно быки, готовые в любую минуту сорваться на красную тряпку матадора, рвались в бой.

– Друзья, подождите меня в машине, я вызову вас, когда нужно будет, а то нахождение в здании такого количества доброжелательных людей с интеллигентными лицами может вызвать панику у представителей научной общественности, – расстроил их следователь, примерив на лицо гримасу натянутой улыбки, после чего вышел из автомобиля и направился ко входу в здание.

У лестницы его уже ожидал одетый в дорогой костюм почтенный мужчина средних лет интеллигентного вида, который заблаговременно был оповещён о визите следователя службой безопасности наукограда.

– Добрый день, я – начальник управления научных исследований наукограда. Меня зовут Даниил Собакин. Чем обязан визиту столь уважаемых гостей? – спросил он.

– Здравствуйте, я расследую факт смерти ваших сотрудников, и мне нужна информация.

– Ах, этих… понял, о ком вы, видел по телевизору. О, это так ужасно, – произнёс Собакин с откровенно наигранными чувствами удивления и сожаления.

– Что можете сказать? Чем они занимались? Замечали ли вы в последнее время что-то странное в их поведении?

– Занимались они разработкой программного обеспечения для оборудования, исследующего структуру коры головного мозга. Один из них программист, второй – нейрофизиолог, третий – психиатр и специалист по нейролингвистическому программированию. Больше ничего не знаю. Если хотите моё личное мнение, то извините за бестактность, но я не удивлён тем, что они покончили с собой, – с несколько демонстративной надменностью произнёс Собакин.

– А откуда вы знаете, что они покончили с собой? По новостям прошла информация лишь о том, что обнаружены тела. Версию о самоубийстве мы не озвучивали, – перебил собеседника следователь в надежде на то, что наконец-то нащупал ту самую ниточку, которая ведёт к разгадке тайны мистических самоубийств.

– Да и так понятно, что, судя по этим балахонам и кострищам, увлеклись оккультизмом, на почве этого сошли с ума и совершили самоубийство, – невозмутимо парировал собеседник.

– Можете подробнее?

– Странные были люди. Жён и детей ни у кого не было. Фактически наука заменила им семью. Общались только друг с другом, больше ни с кем. Чтобы постоянно быть вместе, попросились в один кабинет, хотя каждому полагался отдельный. Так увлеклись исследованиями, что часто даже ночевали на рабочем месте, мы им кушетки поставили. Спали они обычно мало, от силы часа два-три, а в последние дни, по-моему, вообще не ложились спать. Сторож даже объяснительную писал после того, как какой-то бдительный человек, увидев в их окне свет и странные движения, позвонил в полицию. Думаю, что умственные перегрузки и стресс сделали своё дело – подорвали психику. Наверняка с ума посходили. К тому же, вероятно, увлеклись ещё каким-то оккультным учением о переселении душ или тому подобным. Сами знаете, сколько сейчас у нас этой ереси и как она овладевает умами людей. Кстати, руководитель научной группы – Николай – всегда был, мягко говоря, человеком со странностями. Всерьёз рассуждал о бессмертии людей и идеальном обществе.

– Идеальном обществе? В каком смысле идеальном? – переспросил следователь.

– Помните, наверное, из курса философии утопические идеи о государстве всеобщего благоденствия, справедливости, равенстве всех, ну и так далее? В общем, сказки… я бы сказал даже – бред воспалённого сознания философов.

– Помню такие. Я тоже в юности любил философию и увлекался этими идеями. Они и меня завораживали. По-вашему, я тоже странный человек и должен кончить жизнь таким же образом?

– Ну вы-то наверняка понимали, что всё это недостижимо как минимум в силу корыстной, эгоистичной и собственнической природы человека. Какое может быть равенство и всеобщее благоденствие, пока люди обладают этими порочными качествами. А потом… одно дело – просто увлекаться теориями, как вы, и совсем другое – быть одержимым ими, как он. Все обратили внимание на ту маниакальную ненависть, которая возникала в его взгляде, когда кто-либо пытался доказать, что всё это лишь плоды извращённого философствования.

– Пожалуй, соглашусь с вами в том, что есть большая разница между одержимостью и увлечением. Мне нужно осмотреть их кабинет, вы проводите к нему?

– К сожалению, сейчас мы не сможем попасть туда, у меня нет кода двери кабинета, – с наигранным огорчением произнёс управляющий. – У нас, знаете ли, здесь почти режимный объект, всё на кодах, паролях, электронных карточках. Ну ничего, я сейчас же запрошу код у администрации наукограда, и, как только они мне сообщат его, мы сможем осмотреть кабинет.

– Жаль, придётся вызывать коллег и ломать дверь, – решительно ответил следователь и демонстративно потянулся за рацией.

– Не надо! – крикнул Собакин. – Сейчас решим эту проблему. Честно говоря, у меня есть пароли ко всем кабинетам нашего здания. Я получил их, так скажем, не совсем официально для того, чтобы случись что… например, пожар, потоп или ещё какое ЧП… оперативно отреагировать. Знаете же, какие учёные рассеянные, то прибор забудут выключить, то воду.

С этими словами Собакин залез во внутренний карман пиджака, вытащил из него записную книжку и начал пролистывать её.

Сквозь его неспешные аристократические движения Григориус увидел, как на одной из страниц мелькнул знакомый символ в виде круга с горизонтально расположенной восьмёркой внутри. Шустрый следователь мгновенно вцепился в тонкие пальцы Собакина, сжав их с такой силой, что они захрустели в фалангах. Не позволяя им перелистнуть страницу, он принялся рассматривать изображение. Под символом небрежным почерком была нанесена дата, которая соответствовала дню, предшествующему гибели учёных. Ниже неё указывалось время – 12.00.

Собакин поначалу скорчился от боли. Однако, невольно опустив взгляд вниз и увидев, что изображено на открытой странице, он мгновенно обомлел и изменился в лице. Его глаза выражали неподдельный страх и ужас.

– Точно такой же символ был обнаружен на месте гибели учёных. Что он означает и какое отношение вы имеете к нему? – грозно спросил следователь, почувствовав, что наконец уцепился за важную ниточку, которая приведёт его к большому клубочку хитросплетений этого загадочного преступления.

Следователь знал, что в подобных случаях надо действовать стремительно, так как под действием стрессовой ситуации невольно запускается активный процесс мозговой деятельности, при котором значительно усиливается фантазия, из которой, словно из покачнувшейся переполненной водой чаши, начинает небрежно выплёскиваться наружу поток надуманных отговорок и оправданий. Вместе с этим стресс снижает и уровень критики. Поэтому родившиеся с ходу версии зачастую бывают маловероятны и неправдоподобны. В такой ситуации крайне важно не дать обманщику время на то, чтобы сопоставить вымышленную информацию с реальными фактами, скорректировать и усилить логическую связь между ними. Дабы избежать этого, Григориус резким командным голосом поторопил Собакина с ответом. Однако, похоже, было уже поздно. Мозг Собакина работал настолько быстро, что он к этому времени уже принял серьёзный вид и начал давать конкретные и на удивление вполне внятные пояснения.

– Этот странный знак я как-то раз случайно увидел на бумажке, лежавшей на столе у Николая. До назначения на руководящую должность я работал учёным-криптографом[1 - Криптография – наука, изучающая методы шифрования информации, то есть обратимого преобразования открытого (исходного) текста на основе секретного алгоритма или ключа в шифрованный текст (шифротекст)] и по роду деятельности интересовался различными символами, эмблемами, обозначениями и зашифрованными в них тайными смыслами. Вот и этот знак увлёк меня. Не получив от Николая внятного ответа на вопрос, что он означает, я перерисовал его себе в блокнот и начал искать информацию о нём во всевозможных научных, околонаучных и даже ненаучных источниках.

– И что, нашли?

– В подобном сочетании символ не встречался ни в одном из известных учений. Если брать по-отдельности, то оба они, в сущности, означают одно и то же – бесконечность, отсутствие границ, неподвластность какому-либо измерению. Только знак горизонтальной восьмёрки обычно символизирует земную бесконечность, тогда как круг – космическую или вселенскую. Получается, что этим символом обозначена некая связь земли и космоса на уровне бесконечности. Полагаю, что суть оккультного учения моих умерших коллег как раз и сводилась к тому, чтобы через самоубийство перейти из одной формы необъятности в другую. Вот вам и готовый мотив их поступка.

– Хорошо, допустим так. А что означают эти дата и время? – поинтересовался Григориус.

– Сейчас уже не припомню, вероятно, я случайно записал на этом листке информацию о каком-то нашем внутреннем мероприятии. Возможно, проводил рабочее совещание или ещё что. Но символ никак не связан с этими цифрами, – уверенно ответил Собакин.

Следователь усомнился в его словах, поскольку было видно, что символ и числа были написаны одной и той же синей ручкой с достаточно редким фиолетовым оттенком, однако фактов, достаточных для того, чтобы вывести лжеца на чистую воду, у него было.

Разочарованный неспособностью противопоставить железным доводам чиновника никаких убедительных контраргументов, следователь наконец ослабил свою мёртвую хватку. Собакин тут же выхватил покрасневшую руку и, немного потерев её, продолжил листать записную книжку, остановившись на странице, где в столбик были записаны номера кабинетов, напротив которых виднелись четырёхзначные цифры.

– Да, вот они и есть – те самые коды от дверей, – произнёс Собакин с безобидной, слегка ехидной улыбкой, будто бы и не было тех неприятных минут словесного поединка, когда он, подобно загнанному в угол ринга боксёру, находился на грани нокаута.

С чувством потаённой обиды друг на друга, однако натянутой улыбкой мужчины направились в сторону кабинета учёных по длинному извилистому коридору, увешанному портретами известных научных деятелей прошлого и настоящего, а также плакатами со сложными и непонятными схемами, чертежами и формулами. Периодически путь им преграждали массивные двери, которые отпирались путём введения пароля или приложения к считывающему устройству специальной идентификационной карты, которая висела на шнурке, надетом на шею Собакина.

Пока они шли к кабинету, следователь погрузился в себя и начал раскладывать по полочкам логического мышления состоявшийся диалог с Собакиным. «А он не так прост, как кажется… умный, гибкий, изворотливый, умеет держать удар и давать сдачу. Очевидно, что знает гораздо больше, чем сообщил. Расколоть такого с ходу не получится. Ну ничего, пусть даст мне ещё хоть один повод, ещё одну зацепку, я быстро выведу его на чистую воду. Говорить он любит, а у таких разговорчивых обычно проскальзывают случайные проговорки, противоречия с ранее сказанным, повышенный интерес к определённой теме… Стоп. Явный интерес к одной теме он уже проявил… Постоянно и навязчиво пытался навести меня на мысль, что произошедшее – это банальное самоубийство по религиозным мотивам. Даже собственную трактовку этого таинственного символа подбрасывал, чтобы у меня не возникло сомнений. Какую тайну он хочет прикрыть этим мотивом… а главное – зачем ему всё это?..»

Размышления следователя прервал звонкий голос Собакина:

– Ну вот мы и пришли.

Управляющий несколько раз ткнул пальцем в миниатюрный дисплей, встроенный в дверь кабинета учёных, и она отворилась.

Помещение представляло собой небольшую комнату в форме правильного восьмиугольника. Однако то, во что были превращены его интерьеры видными учёными, скорее напоминало не рабочий кабинет, а жилище холостяков, в которое много лет не ступала нога женщины. Повсюду были разбросаны личные вещи, хаотично смешанные с приборами и книгами по программированию, нейропсихологии, компьютерной и научно-исследовательской технике.

На рабочем столе, неподалёку от компьютера, одиноко стояли три недопитые чашки, вокруг которых виднелись крошки от хлеба и другие остатки пищи.

– А туалет у вас где? – спросил следователь.