Синий тарантул

– Второй случай. Он подарил мне как-то фарфоровую вазу. Прекрасную китайскую вазу. Сказал: «Недорого – всего 300 рублей». А я была как-то в ювелирторге и случайно узнала, что ваза стоит тысячу шестьсот. Еще обман. И зачем? И откуда у него столько денег? Ведь у него мать и сестра.

– Интересно!

– И еще одна вещь, которую я уж совсем не могу понять. – Тут Зарина запнулась. – Я это не буду рассказывать сама, лучше позовите Каткова. Он мне как комсоргу сообщил.

Ольга порывисто поднялась.

– Ольга Павловна, – задержал ее Пургин, – Вы поступили правильно. Свою группу надо оберегать. Если же человек лжет, к нему надо присматриваться.

После ухода Зариной Пургин задумался. Совершенно очевидно, что враг не мог действовать без помощи изнутри, и, конечно, вся спецгруппа, так же как и спецчасть, была теперь на подозрении. Поэтому Пургин, взяв блокнот, немедленно на свежую память записал слова Зариной.

До совещания у Язина оставалось еще 40 минут, и Пургин вызвал Каткова прямо из столовой. Катков, крепкий голубоглазый человек с открытым лицом, рассказал следующее:

– Я вот сперва был у Ольги Павловны, хотя вначале следовало бы вам доложить. Дело такое, что сам понять не могу, загадка чистейшей воды. Как-то в том месяце, помню, в субботу, часов в 10–11 вечера, я иду мимо «Дарьяла». Смотрю, наш Нежин и еще один товарищ, – хорошо одет, представительный, – садятся в такси.

– Уточните, пожалуйста, когда это было?

– В июне, числа 15-го. Так вот, утрами я хожу на реку купаться. И сегодня часиков в семь купаюсь себе, ныряю, плаваю. Смотрю, Нежин по берегу идет. Сел на скамейку. Думаю, Вадим решил закаляться. Но время идет, а он все сидит, не раздевается. Я уже хотел вылезти и спросить его, как вдруг подходит к нему тот самый товарищ. Усаживается рядом, и странно… знакомые, а не разговаривают.

– И что потом? – заинтересованно спросил Пургин.

– Потом? Просидели они минут десять, и все ни слова. Так и разошлись молча. Тайна чистейшей воды!

Новое сообщение Пургин тоже занес в блокнот. Не успел он кончить, как зазвенел внутренний телефон, и майор Ганин напомнил:

– В три совещание на Ростовской.

Слово «Ростовская», где временно расположился БОР, незаметно для Пургина вселяло в него оптимизм. К тому же ему не терпелось увидеть знаменитого контрразведчика, о котором он много слышал от Ганина. Оставалось 20 минут до совещания, и Пургин стал бегло просматривать свои записи.

11. Совещание шести

Было без пяти три, когда Пургин вошел в просторный кабинет Язина, отделанный дубом. Большой серый ковер глушил шаги, растворял шум от вращающихся под потолком лопастей фэна. На высоких окнах висели гардины зеленого плюша. Прямо против двери стоял широкий письменный стол, к нему был приставлен второй, с каждой стороны которого находилось по три стула.

Из присутствующих внимание Пургина привлек человек с утомленным лицом, на котором угадывались проницательность и сосредоточенная мысль. «Язин», – догадался Пургин. Перед контрразведчиком лежала черная кожаная папка, на которой он держал сложенные вместе большие руки.

Поздоровавшись, Пургин сел рядом с Ганиным. Напротив оказался капитан Скопин, рядом с капитаном – загорелый бритый наголо человек с широкой грудью и могучими плечами.

– Познакомьтесь, – обратился к нему Ганин. – Пургин, начальник Главурана, лицо пострадавшее, так сказать. – Полковник Березов, охрана нашего города.

На мгновенье внимательный взгляд скользнул по лицу Пургина. Несмотря на большую физическую силу, Березов пожал его руку бережно и деликатно.

Вошел начальник Управления госбезопасности генерал Долгов, также богатырской комплекции, в штатском костюме.

– Здравствуйте, товарищи! – приветливо поздоровался он и обошел собравшихся, пожав каждому руку.

«Ростом – как на подбор», – подумал Пургин.

Часы пробили три раза. Выждав несколько секунд, Долгов начал:

– Сегодня, товарищи, мы проведем небольшое совещание по делу 12 июля, которое отныне будем условно называть «делом Серого замка».

В кабинете чувствовалось волнение. Скопин украдкой изучал манеру Язина держаться. Ганин также нет-нет да и поглядывал в сторону контрразведчика. Даже полковник Березов время от времени останавливал свой быстрый взгляд на Язине.

– Доложу вкратце обстановку, – говорил генерал Долгов. – Произошло серьезное и неприятное событие. Враг проник в Главуран, открыл секретный сейф. Есть данные, что враг готовился длительное время, что в Главуране у него агент. От нас требуется быстрота, вернее, стремительность действий. – Генерал сделал небольшую паузу. – Повторяю, случай настолько серьезный, что, запросив председателя Комитета, мы получили разрешение вызвать на помощь работников БОРа во главе с полковником Язиным. Не будет преувеличением сказать, что на помощь товарищу Язину сейчас брошены все силы области. Мы собрались здесь, чтобы доложить друг другу о проделанной за эти три дня работе, об обстановке, о наших подозрениях и предположениях. – Генерал посмотрел на Скопина. – Будьте добры, товарищ капитан.

Скопин весь залился краской. Влажными руками он извлек из кармана коричневую записную книжку и, изредка заглядывая в нее, заговорил чуть хриплым от волнения голосом:

– Проникновение в сейф произошло ночью двенадцатого. О случившемся никому в Главуране не известно. Среди сотрудников обычное спокойствие. Приняты меры, чтобы взять под наблюдение каждого, кто хотя бы отдаленно станет интересоваться происходящим. Однако за истекшие дни таких вопросов, как прямых, так и косвенных, не отмечено ни в служебной, ни в домашней обстановке.

Среди вахтеров тревожное настроение. Случай с газированием обходчика Шутова воспринят болезненно. Высказывания охранного штата сводятся к тому, что задета честь охраны, что не на уровне техника, что в век водородных бомб здание Главурана должно охраняться по-иному.

Тут Скопин прочитал два таких высказывания, красноречиво показывавших недовольство и тревогу охранного состава.

– Для ликвидации подобных настроений и для борьбы с распространением слухов от всех двадцати человек охраны взята подписка о неразглашении случая с Шутовым.

Майор Ганин просил меня представить свои соображения – кто из сотрудников главка мог бы быть помощником врага. Я полагаю, что подозревать можно только работников спецгруппы и спецчасти: лишь они знают о существовании главного журнала, – Скопин чуть кашлянул, чтобы подавить все не проходивший предательский хрип в горле, и посмотрел на Язина.

Контрразведчик слушал не шелохнувшись. Лицо его с высоким ясным лбом и четко очерченным подбородком было неподвижно. Руки все так же лежали на черной папке.

– В штате спецчасти, или Пятой части, как мы ее называем, – два человека. Это – сам Ильин, который, полагаю, вне подозрений, и инспектор Орлов, который скоро четыре месяца, как в Крыму, на леченье. В спецгруппе 14 человек. Одни работают более 10 лет, другие немного более года. Все это проверенные министерством люди, и то, что я буду сейчас говорить, – не подозрение, а только намек, тень подозрения.

Прежде всего из числа сомнительных лиц я исключил начальника группы Попова и его заместителя – Тупкова. Их доблесть и патриотизм в Отечественную войну общеизвестны. Вне подозрения и Герой Советского Союза Дорофеева, а также комсорг пятого этажа Зарина. Мне лично думается, что предатель не женщина, а только мужчина.

При этих словах Язин с любопытством взглянул на капитана.

– Исключил я по личным впечатлениям и Каткова. Этот тридцатилетний человек по своей психологии – ребенок. Он чист и беззаботен. Такой не изменит, не пойдет против своих.

Шестым я отбросил Вагина: нервы, робок, физически слаб. Не с его нервной системой быть внутренним соглядатаем.

Остальных восемь я разбил бы на первую, вторую и третью группы, по убывающей степени предполагаемой виновности. Об этих восьми буду говорить по их личным делам, по материалам внешнего наблюдения. Начну с третьей группы, куда я занес людей, на мой взгляд, менее всего причастных в помощи врагу. Это – Воропаев, Левартовский, Огородников.

Воропаев был в армии, в штабе, за годы работы в Главуране идеального поведения.

Левартовский – трое детей, пишет диссертацию, педант. Нет в его характере таких черт, чтобы стать врагом.

Огородников – тяготится работой в Главуране, уже полгода просит увольнения, хочет писать книгу. Круг его интересов – общественная работа, ученье на инфаке пединститута. Такие, полагаю, не пойдут на шпионаж.

Перелистнув страницу, Скопин продолжал:

– Теперь вторая группа. Здесь люди, которых можно несколько заподозрить, если это слово вообще уместно по отношению к работникам спецгруппы. Это Чернов и Федоров. Чернов – медленный и страшный огонь, человек исключительной силы воли. Думаю, чувствую, что душою этого человека правит один ледяной расчет. Для достижения своих целей он может пойти на многое.

Теперь Федоров. Есть в нем что-то неприятное, и это предубеждает против него. Правда, он, как и Чернов, был на фронте, но скуп, копит деньги, на книжке у него 7932 рубля, собранных регулярными взносами, без заметных скачков. В нарушение правил Федоров охотно берется за приработок, хотя в том нужды нет, судя по той же сберкнижке. Часто ездит на мотоцикле за город. Характер у Федорова железный, но, быть может, его смогут повернуть деньгами. Повторяю, против Федорова у меня сильное предубеждение.

Заглянув опять в свои записи, Скопин стал заканчивать:

– Теперь о людях, среди которых, как мне кажется, мог бы находиться предатель. Это три человека – Алехин, Головнин, Нежин.

– Почему Головнин? – задал себе вопрос капитан. – Потому, что он две жизни ведет. Одну – в Главуране, другую – дома, где прячет от людей лабораторию.