Кабинет Броха располагался на втором этаже, куда вела узкая винтовая лестница. Провожая меня, Сарочка (или Розочка) умудрялась прижиматься ко мне всем телом, поражая чудесами эквилибристики. Я подумал, что старому прохвосту нужно перестать так придирчиво копаться в претендентах на руки дочерей, иначе это плохо кончится.
У дверей кабинета близняшка с сожалением со мной простилась. Дочери никогда не входили в кабинет отца вместе с посетителями. Выждав, пока шаги провожатой стихнут, я дважды стукнул костяшками пальцев по двери.
– Семен Натанович, это Стахов. Надо поговорить.
За дверями звякнуло. Я представил, как Брох, словно царь Кащей, торопливо пересыпает злато в закрома и запирает сундуки, а затем послышалось глухое покашливание, что можно было расценить как приглашение. Я медленно нажал на ручку и вошел.
Брох сидел за столом, на котором, кроме антикварного бутафорского телефона и малахитового пресс-папье, не было ничего: ни бумажки, ни ручки, ни завалящей цацки. Увидев меня, Брох чуть заметно поморщился, дольше чем следовало, дабы показать, как он мне не рад. Я оценил, но сделал вид, что не заметил. Эти игры были давно известны и мне, и ему. Иногда мне казалось, что мы с Брохом – два карточных шулера, готовящихся друг друга кинуть.
Брох обратился ко мне, когда я еще работал в отделе. Была не по сезону холодная осень. Брох просто пришел в кабинет и попросил о разговоре с глазу на глаз. Дождавшись, пока мы останемся одни, он с гримасой боли стащил с руки перчатку, и я увидел, что рука перетянута бинтом. Произошел стандартный наезд, пояснил он. Пропали деньги, и Броху пришлось отвечать. Жора Бетон прижигал руку Броха зажигалкой, требуя вернуть недостачу, которая канула в неизвестность. Я принял страдания старого еврея близко к сердцу и с определенными сложностями установил, что деньги украл водитель Жоры Бетона. Дальнейшая судьба водителя меня не интересовала, а Брох, оправившись, стал клясться в вечной дружбе. Правда, спустя пару лет его энтузиазм подувял.
– Ванечка, дорогой, – льстиво улыбнулся Брох и раскинул объятия, намереваясь меня обнять. – Как я рад тебя видеть!
Я обнял старого прохиндея и, получив царственный приглашающий кивок, уселся напротив.
– Каждый раз прихожу к тебе, Натаныч, и каждый раз думаю, что ты рад меня видеть, – усмехнулся я.
– Так, Ванечка, я таки знаю этикет, – прищурился Брох, старательно добавляя в тон побольше кошерности. – Знаешь, что это? Это когда евреи думают: «Чтоб ты сдох», а говорят: «Добрый вечер».
– Обожаю, когда ты хохмишь.
Улыбка с лица Броха медленно сползла, превратившись в гримасу. Он сердито поглядел на меня из-под насупленных бровей и с неожиданной резкостью сказал:
– Ванечка, я старый больной человек, и мне нет желания плясать вокруг тебя мазурку. Все эти цирлих-манирлих не для меня. Скажу-таки, я слишком стар даже для того, чтобы записывать меня в сексоты. Если ты думаешь, что твои визиты ко мне остаются незамеченными, то глубоко ошибаешься. Люди задают вопросы, Ваня, и рано или поздно мне придется на них ответить. Я тебе очень благодарен за помощь, но видеть твой благородный профиль так часто – скверно для моей репутации. Если у тебя есть ко мне вопросы, на этот счет умные люди изобрели телефон, а также интернет и массу других полезных приспособлений. К чему эти гангстерские выходки?
– К тому, уважаемый, что мы с тобой это уже проходили, – ласково ответил я. – По телефону ты поспешишь сказать, что ничего не знаешь, а вот при личной встрече мой благородный профиль на тебя действует как сыворотка правды. Так что я предпочитаю личную встречу, тем более все равно ехал мимо.
Брох поморщился, отчего его лицо стало похожим на раздавленную сливу.
– Чего ты хочешь на этот раз?
Я наклонился вперед и негромко произнес:
– Меня интересуют два семейства. Семьи Олега Рокотова и Сергея Макарова, особенно интересуют их дети: Ксения и Глеб. Хотя вряд ли ты что-то о них слышал.
На лице Броха появилось облегчение.
– Что ты хочешь узнать?
– Все, – отрезал я. – Дочь Рокотова погибла, а сын Макарова исчез. Рокотов не верит в самоубийство.
– И, видимо, думает, что во всем виноват этот анемичный юноша? – усмехнулся Брох. – Я в жизни, конечно, многое видел, но Глеб не производит впечатления убийцы. Если Ксенечку действительно кто-то убил, искать нужно где-то еще.
Я подумал, что уже второй человек дает такую характеристику Глебу, но делать выводы не спешил. В моей практике слишком часто встречались убийцы с ангельскими лицами. Вместо этого я предложил Броху продолжить.
– Ну что тебе сказать про Макаровых? Обычные, среднестатистические миллионщики, без закидонов, – пожал плечами Брох. – Знаешь, их довольно сложно зацепить. Не азартны, не алкота, не наркоманы. Сергей Павлович – мужчина обстоятельный и, разбогатев, не сменил свою Наташу на молоденькую модельку. Как поженились двадцать лет назад, так и живут. Глебушка у них единственный ребенок, наследник империи, но сильно сомневаюсь, что когда-нибудь ее возглавит. В плане бизнеса совершенно бестолков, но картины пишет прекрасные. Он уже в Англии выставляется, ты в курсе?
Я был не в курсе.
– А Рокотов?
– Олег? Ну, тот из другого теста. Не будь он так богат и хваток, я охарактеризовал бы его любимой фразой моей супруги Изольды – сраная богема. Хотя дочку он обожал, да и жену тоже, что неудивительно, ведь свою старую баржу он спихнул еще лет пятнадцать назад.
– Лара не мать Ксении? – удивился я. Брох затрясся беззвучным смехом и замахал на меня руками.
– Лара, конечно, строит из себя девочку и вполне по возрасту могла бы Ксюшу родить, но, уверяю тебя, она не ее мать. Первой женой Рокотова была Светлана, генеральская дочь, и это она благодаря своим связям вывела Рокотова в люди. Олежа, хоть и строил из себя миллионщика, в младые лета был еще тем альфонсиком. Девочка прельстилась на его представительные манеры, хотя за душой у него не было почти ни гроша. Хотя какая девочка? Света была его старше почти на десять лет, а Олег мог так хорошо ухаживать… Они прожили в любви и согласии лет восемь, а потом Светин папа помер, мир его праху, и Олег тут же бросил ее. Без отца она ему была не нужна. Хотя дочь не забывал, потом и к себе забрал.
– Почему Ксения не осталась с матерью? – спросил я. Брох развел руками.
– Неподходящая обстановка в доме. После развода Света стала пить, и пить крепко. По сути, я могу Олега понять. Она до замужества была женщиной в соку, а после изрядно перебродила. Какой мужчина захочет видеть в своей постели чудовище с отвислой грудью, когда рядом столько молоденьких и хорошеньких? Однажды он познакомился с Ларочкой, и та его запросто увела из семьи.
– У Лары и Ксении были нормальные отношения?
– Ну, дорогой мой, ты переоцениваешь мои возможности, – развел руками Брох. – Я в их дом не вхож, могу сказать только, что на людях они вели себя прилично. Лара падчерицу не шпыняла, не тыкала в бок иголками, а Ксюша не закатывала при виде мачехи глаза. Нет, ничего страшного в их отношениях я не видел.
– Ты что-нибудь знаешь о трениях между Макаровым и Рокотовым?
– По-моему, сферы их интересов не пересекаются, – ответил старый еврей. – Они вполне могли породниться и слить корпорации в одну, это никак бы им не помешало, даже наоборот. Рокотов, если верить слухам, некоторое время надеялся выдать дочь замуж за Егора Черского, сына Боталова, но Ксюша была слишком юна, а Черского быстро окольцевали. Так что Глеб Макаров был для нее отличной партией. Поверь мне, этот союз никому не мешал, а дети друг друга любили.
Я задумался, уставившись в пол. После посещения квартиры Ксении страх не оставлял меня, подталкивая к собственным демонам. Мне хотелось выпить. Не уверен, что отказался бы, если бы Брох предложил налить коньяку, но старый жмот редко угощал даже кофе.
– Макаровы прячут сына, – глухо произнес я. – А мне нужно с ним поговорить. Ты не знаешь, куда парень мог деваться?
Брох пожал плечами.
– Я ничего не буду обещать, Ваня, – ответил он. – Если у меня появится что-то интересное, я сообщу. И даже не буду просить тебя приехать лично. Эсэмэс пришлю. Я, знаешь ли, научился пользоваться смартфонами, это не сложнее, чем пульт от телевизора. Тебя интересует что-то еще?
– Я никак не могу понять, кто из твоих дочерей Сара, а кто – Роза, – сказал я. – Как ты их различаешь?
– Тебя провожала Сара, – неласково ответил Брох.
– Она ушла до того, как я открыл дверь.
– Ванечка, мой магазин оснащен видеокамерами, – снисходительно пояснил Семен Натанович. – То, что я выключил телевизор перед твоим приходом, не говорит о том, что я не видел, как ты поднимался наверх. И я надеюсь, что ты не имеешь блудливых мыслей в отношении моих девочек?
Я хотел было сказать, что блудливые мысли, скорее, имеют его девочки, но лишь помотал головой.
– Я очень тебя ценю, Ваня, – сказал Брох. – Особенно то, что ты для меня сделал. Я никогда этого не забуду. Но мне крайне неудобно постоянно чувствовать себя должником.
– Прости, Натаныч, – вздохнул я, – но, кроме тебя, с деликатными вопросами мне некуда идти. Боюсь, что этот крест тебе придется нести до конца своих дней.
– Нашему народу не привыкать, – горестно возвел глаза горе Брох, но чуточку улыбнулся и, прощаясь, протянул мне свою изуродованную руку.
?
Добраться до отца Глеба с первой попытки у меня не вышло. Не получилось и со второй, и даже с третьей. Сергей Павлович Макаров посторонних не принимал. Я попытался прийти к нему на работу, решив, что беспокоить его дома, по крайней мере до того, как получу отказ, не слишком прилично. Но мой крестовый поход завяз в приемной, где я бессмысленно проторчал почти два часа. Спокойствие босса охраняла не только вышколенная секретарша, белозубая, беловолосая, совершенно стерильная, с пронзительными голубыми глазами и ледяным голосом, но и пара мордоворотов ростом с хороший шкаф. Мои невинные попытки взять журнал или вынуть телефон сопровождались свирепыми взглядами. Когда Макаров наконец-то вышел из кабинета, меня тут же оттеснили, не дав сказать ни слова. Макаров же не удостоил меня взглядом.
На следующий день я подкараулил его у офиса и почти успел перехватить у лифта. Меня вновь оттеснили, но я смог бросить фразу, которая должна была заставить Макарова пообщаться со мной.