Мнемозина

– Сергей Павлович, я – адвокат Стахов, и у меня есть к вам разговор по поводу вашего сына.

Макаров ответил мне равнодушным взглядом. Под его набрякшими веками не шевельнулась даже толика интереса. Он вошел в лифт, а затем двери закрылись. Охранник, сдерживавший меня, сурово пообещал, что в следующий раз свернет мне шею. Глядя на его руки, я охотно поверил. Что, впрочем, не остановило меня от третьей попытки, когда я явился в их дом и не прошел дальше ворот. Лезть через забор я не рискнул. Во дворе бегали два ротвейлера. Я оставил попытки пообщаться с Макаровым и перевел внимание на его жену.

В отличие от мужа, Наталью Макарову охраняли слабо. Ее распорядок был излишне простым. Большую часть времени она проводила дома, изредка отправляясь в салон красоты и торговый центр, где шаталась по бутикам. Охранник, забирая покупки, сразу уходил в машину, оставляя хозяйку в компании продавцов-консультантов. Наблюдая за этой женщиной, еще сохранившей остатки красоты, я подумал, что она ходит по магазинам не из-за желания что-то купить и даже не от безделья. Наталья словно отбывала тяжкую повинность.

Мне повезло, когда она неожиданно свернула к кинотеатру, купила билет и прошла в зал. Я посмотрел на расписание: Макарова выбрала детский сеанс с диснеевским мультфильмом. Я подумал, что полутемный зал кинотеатра – отличное место для тайной встречи или передачи посылки. Купив билет, я последовал за ней и уселся двумя рядами дальше.

К моему удивлению и разочарованию, к Наталье никто не подошел, она не попыталась оставить конверт с деньгами или что-то в этом духе. В полупустом зале никто не вступил с женщиной в контакт. Предположение, что Наталья назначила здесь встречу с Глебом, потерпело фиаско. Я озирался по сторонам весь сеанс, но не заметил ничего подозрительного. Когда в зале вспыхнул свет, Наталья поднялась и пошла к выходу, бросив в мусорную корзинку ведерко из-под попкорна.

Я дождался, когда она выйдет из дамской комнаты и перегородил ей дорогу. Наталья, не глядя, сделала попытку меня обойти, и только поняв, что я стою тут не просто так, подняла глаза. Страха я не заметил, только надменность и чуть заметная злость, что заставила Макарову плотно сжать подкрашенные в темно-красный губы.

– Что вам надо? – резко спросила она.

– Я – адвокат Стахов. И мне нужно поговорить с вами.

В ее глазах мелькнула настороженность, но она не сменила тон, спросила, вызывающе подняв подбородок:

– О чем?

– О вашем сыне Глебе. И обстоятельствах смерти Ксении Рокотовой.

– Мой сын ничего не знает об обстоятельствах смерти Ксении, – выплюнула Наталья и вновь сделала попытку обойти меня. – Пропустите, иначе я закричу.

– Наталья Александровна, я ведь адвокат, а не прокурор, и не собираюсь тащить Глеба Сергеевича в каталажку. Мой клиент просто хочет прояснить некоторые детали. Если вы опасаетесь, что я могу как-то повредить ему, то, уверяю…

– Глеб не будет с вами разговаривать, – холодно сказала Наталья. – Ему нечего сказать.

– Вы так уверены в этом?

– Абсолютно. А теперь оставьте меня в покое и потрудитесь больше не приближаться к членам нашей семьи. Привет Рокотову.

Она обогнула меня и торопливо бросилась прочь, словно за ней гнались черти.

– Вам не жаль девушку? – крикнул я вслед. Наталья словно споткнулась и бросила на меня взгляд через плечо, в котором пробудилась и подняла голову опасная гадюка, щелкнувшая ядовитыми зубами.

– Вы, наверное, удивитесь, господин адвокат, – прошипела Макарова, – но, нет. Мне ее нисколько не жаль. Ни капли. Каждому по заслугам.

– Чем же она вас обидела? – спросил я. Наталья открыла рот, но в последний момент сдержалась и почти побежала по коридору, подальше от меня.

?

Мой недавний шеф, Анатолий Базаров, жил в ведомственном доме, неподалеку от моего бывшего обиталища. После смерти жены и сына мне было невыносимо находиться там, и я съехал, наивно полагая, что на новом месте полегчает.

Шефу дали квартиру одному из первых. Кубик, построенный в новом микрорайоне, быстро заселили бюджетники, особо предприимчивые продали свои квартиры и переехали ближе к центру, но шефу тут нравилось. Его угловая квартира выходила окнами на юго-запад. Супруга полковника – Ада, статная дама с окрашенными в нежный фиолет волосами – облюбовала балкон и засадила его цветами. Яркое пятно на высоте девятого этажа выглядело странновато, но, кажется, никто не возражал, что плети вьюнов спускаются на пару этажей вниз. На балконе мы с Базаровым обычно пили кофе или пиво, здесь же я спал пару ночей после трагедии.

К экс-шефу я прибыл в половине восьмого, благополучно объехав длинную, как кишка, пробку. Ада без лишних разговоров проводила меня на балкон, подставив щеку для сухого поцелуя. На кухне что-то скворчало и подпрыгивало на сковороде, источая умопомрачительный мясной дух. Я почувствовал, как у меня заурчало в животе, и понадеялся, что Ада это не услышала, но, по-моему, жены полковников обладают какими-то шестыми чувствами.

– Ужин через полчаса, – негромко объявила она, обращаясь то ли ко мне, то ли к сковородке. – Рада тебя видеть. Давно не заходил.

Я козырнул ей в спину.

– К пустой башке руку не прикладывают, – так же негромко сказала Ада, не поворачиваясь. Я хмыкнул, увидев перед ней никелированную кастрюлю, в которой кривлялось мое исковерканное отражение.

Базаров нашелся на балконе, он восседал на складном икеевском стуле, облаченный в трико с вытянутыми коленками и камуфляжную майку. Я коротко пожал ему руку и уселся напротив. Базаров молчал и с видимым наслаждением шевелил пальцами ног, видимо, недавно разулся. На столе той же шведской марки помещались початая бутылка водки, рюмка и блюдце с криво нарубленной колбасой. Я покосился на водку и сглотнул: так мне хотелось выпить.

– Как там служба? – без особого интереса спросил я. – Все так же опасна и трудна?

– Зубоскал, – лениво отбил мою подачу Базаров. – Сам знаешь, ничего у нас не меняется, не то что у вас, бесовского адвокатского племени. Мы вот сажаем шваль всякую, а вы потом выпускаете.

– Мы-то причем? – удивился я. – Суд выпускает.

– Суд, – проворчал Базаров. – А в суде кто соловьями поет? Вы. Я бы прочитал тебе лекцию про перевертышей, что погоны сняли да на другую сторону баррикады переметнулись, но ты же сам все знаешь, верно?

– Еще бы, – поддакнул я. – Ты мне ее столько раз читал, а уж сколько раз носом тыкал в мое предательство, даже не вспомню.

– Шутник, – скривился Базаров. – «Кривое зеркало» по тебе плачет, у них там как раз с комиками недобор, шуточки все казарменные, как на плацу у престарелых прапоров. Если что, могу попробовать составить тебе протекцию, станешь там гвоздем программы.

– Что-то ты не в духе сегодня, – заметил я. Базаров махнул рукой и мотнул подбородком на бутылку. Я покачал головой.

– Будешь тут в духе, – вздохнул он. – Начальство имеет во все дыры, показатели падают, а с кем мне работать, Ваня? С операми сопливыми, которые на трупе в обморок падают? Или со старой гвардией, которая, как ты вот, или разбегается во все стороны, или горькую пьют? Милованов вон по синьке чуть не застрелился, чертей гонял. Я пока это скрываю, но не могу я его запои вечно прикрывать. Мне до пенсии четыре месяца.

– Уйдешь?

– Уйду. Буду помидорки на балконе выращивать. Огурчики. На дачу буду ездить как белый человек, когда захочу. Натолкаю в машину ящиков с рассадой, включу Круга, и – вперед и с песней.

– Ты не сможешь, старый волчара, – покачал я головой.

Базаров прищурился и криво усмехнулся:

– Чегой-то? Ты же смог? А ведь того же рода-племени.

Я пожал плечами, чувствуя, как холодная капля стекла по спине между лопатками. Базаров долго смотрел мне в лицо, а затем нехотя спросил:

– Зачем пожаловал-то, Вань? Помощь нужна?

– Нужна, – ответил я и сунул полковнику листок бумаги. – Вот эти телефончики надо пробить, но исключительно неофициально. Особенно меня интересуют последние три.

Я обвел пальцем три номера, принадлежащие семье Макаровых. Базаров хмуро смотрел на меня, не делая попыток взять листок с записями.

– Чем ты сейчас таким занят, что тебе я понадобился, а не девочки из отдела? – спросил он с неудовольствием. – Они бы тебе за свидание или шоколадку то же самое сделали. Работы нам хочешь прибавить?

– Скорее наоборот, – пояснил я и снова ткнул пальцем в номера. – Вот это – телефоны Глеба Макарова и его родителей. А вот этот – номер его бывшей девушки Ксении Рокотовой. По Рокотовой мне нужны все ее звонки и сообщения. А по Макаровым еще и локации. Допускаю, что парень телефон выкинул, а его родители звонят с левых симок, но попытка не пытка.

– Помню я Рокотову, – сжал губы Базаров. – Молоденькая девчонка, красивенькая. Папенька ейный сильно сокрушался и нам потом мозги выел. Но там же стопроцентное самоубийство, или нет?

На кухне забрякала посуда. Ада уже накрывала на стол. Я почувствовал, как от голода сводит кишки. Базаров глядел на меня пронизывающим взглядом, и я решил не юлить. В конце концов, я пришел в его дом за помощью.

– Родители так не считают, – ответил я. – И, кажется, уже нашли козла отпущения. Я в этом не особенно уверен, и потому хочу найти парня первым.