На расстоянии звездопада

– Ну, конечно готов. Ты же знаешь.

Глаза у него виляли, как лисий хвост, заметающий следы. И, несмотря на то, что ей до смерти хотелось принять его слова, Ульяна Сашке не поверила. Тем не менее, она позволила утащить себя на пляж и даже выпила пару бокалов шампанского за счастливое воссоединение. Сашка заливался соловьем, тормошил ее, но его бодрость выглядела фальшивой. Осознав, что попытки развеселить пропали зря, он надулся, а потом и вовсе ушел купаться один. Ульяна долго просидела в тени зонта, прихлебывая мерзкое теплое шампанское, а когда оно кончилось, выхватила из ведерка подтаявшую льдинку и стала жадно грызть, пока не заныли зубы.

Сашка пришел поздно. Ночью, когда Ульяна придвинулась к нему и со значением провела ладонью между лопаток, Сашка недовольно пробурчал:

– Ой, я так устал сегодня. Давай завтра, малыш?

– Конечно, – прошептала она, перекатилась на другой бок и вцепилась зубами в подушку, чтобы не разрыдаться.

В Москву возвращались порознь. Сашка чего-то напутал с билетами, долго ругался, что не получилось отдохнуть как следует, и улетел утром. Ульяна вылетела вечером, угрюмая, расстроенная, измученная бессонницей. За последнюю неделю, она потеряла аппетит, мало спала и уже была не рада отпуску, жалея, что в очередной раз послушалась Сашку и осталась на островах до конца.

– Чего ты в такую панику впала? – убеждал Сашка. – Это наверняка простой жировик. Ради этого не стоит портить жизнь.

– А если рак? – не сдавалась она.

– Ну… Если рак, все равно уже ничего не сделаешь. Прилетишь в Москву, и будешь разбираться. Но я уверен, что ты реально зря… кипишуешь.

От этого его жаргона она даже немного успокоилась, вытерла слезы и как послушная девочка потопала за ним на пляж, под палящее солнце, хотя была уверена: нельзя этого делать. Поплавала на катамаране, немного поныряла с маской. Под водой, теплой, как суп, суетились безмозглые рыбешки: яркие, разноцветные, плавали маленькие акулы, у которых память – Ульяна где-то слышала – всего на десять секунд, а потом жизнь с чистого листа.

Хорошо бы и ей так. Десять секунд, и все забыто.

Сашка, несмотря на уверения в несерьезности ее состояния, по ночам отодвигался как можно дальше, будто брезговал прикасаться. За все время секс получился всего дважды: торопливый, жалкий и как будто снисходительный, от которого хотелось не блаженствовать, а рыдать. А после секса Сашка убегал в ванную и долго стоял под душем, остервенело натирая свои причиндалы мочалкой, хотя раньше так никогда не делал. Он избегал прикосновений и больше не трогал Ульяну сам, словно она уже лежала в гробу и разлагалась. В его взгляде появилось что-то неприязненное, а улыбка казалась фальшивой.

«Все правильно, матушка, – хохотал плотный комочек в груди. – А ты как думала? Сейчас твой молодой кобель найдет сучку поздоровее, и будут они жить-поживать со своим племенным выводком. Только ты этого не увидишь!»

Самолет был не то, чтобы совсем пустым, но свободных мест хватало, даже в бизнес-классе несколько кресел остались незаняты. Сашкины оправдания выглядели бессмысленными. Похоже, он действительно торопился удрать. Она и сама хотела удрать, трусливо, бросив к чертям тропический рай. Возможно в маетной и суетливой, как муравейник Москве нервы и успокоились бы. Торопливо швыряя вещи в чемодан, Ульяна бегло подумала, что если Сашка прав, и у нее действительно нет ничего серьезного, отдохнула она довольно бездарно. Даже сувениров друзьям не прикупила.

Она нисколько не удивилась, что в Шереметьево ее никто не встретил. Было бы даже удивительно, если бы Сашка стоял у трапа с букетом цветов, а потом на руках нес до лимузина. Усаживаясь в такси, Ульяна зло усмехнулась: сейчас приедет домой, а там на столе прощальная записка: «Дорогая, не поминай лихом, наша встреча была ошибкой.»

И пустые плечики в гардеробе. Финита. Ушел, кавалер!

Ульяна все-таки не выдержала и позвонила, но трубку никто не снял. Впрочем, неудивительно. Ранним утром Сашка, нагулявшийся по ночным клубам, еще спал, и мог проспать полдня. Так что пропущенный вызов еще ничего не значил, но в душе уже заклубилась тревога. И что теперь? Вадику позвонить или Лерке. Они всегда в курсе происходящего, вот только позориться не хотелось. К тому же придется сказать, что возможно, заболела.

Вадик будет ахать, всплескивая наманикюренными ручками. Лерка погладит по плечу. Возможно, они даже напьются вместе. А потом эта сладкая парочка разнесет по всей Москве весть об Ульяниной болезни, старательно приукрашивая и нагнетая страху. На работе начнут шептаться, сочувственно кивать и шарахаться, как от прокаженной. И в итоге все равно выгонят под благовидным предлогом: мол, не можете же вы, дорогая, в таком состоянии, справляться со столь трудными обязанностями. Надорветесь!

Наливаясь злобными мыслями, Ульяна смотрела в окно такси, и даже не заметила, как добралась до дома. Пока шофер выволакивал из багажника ее чемодан, она бросила торопливый взгляд на понатыканные у подъезда автомобили.

Сашкин «мерседес» стоял на месте.

Ульяна торопливо бросилась к дому, втащила ставший совершенно неподъемным чемодан по ступенькам, утрамбовала в лифт и, добравшись до своего шестнадцатого этажа, ввалилась в квартиру.

Сашка, развалившись на кровати, спал лицом вниз, сунув под щеку руку. Ульяна с минуту смотрела на него, чувствуя, как с души сваливается тяжелый груз, а потом не спеша разделась и легла рядом, обняв за плечи.

– Ты уже прилетела? – сонно спросил он.

– Прилетела, – прошептала она.

– Все хорошо?

– Все хорошо, – ответила Ульяна. – Все будет хорошо.

В Москве все было по-старому.