Горы

– Вытаскивать из трещины?

– Веревку берем, чтобы нас по одному не утянули из палатки барсы, – смеется Толя.

– Понятно. Затягивать потуже живот – тоже веревка нужна.

– Кстати, – говорит Леша, – лекарство от живота не забудьте. Фталазол, там, бесалол.

– Касторку от кашля, – добавляю я, – вспомнив очень эффективное лекарство врача экспедиции на Эверест Светы Орловской. – А кстати, у нас горло болеть будет? Помните эверестцев – они исходили от кашля.

– Сравнил. У них – за восемь тысяч вершинка, а мы немногим более четырех тысяч поднимемся. Но горная болезнь возможна.

– А это еще что?

– Ну, это – когда тебе все будет до лампочки.

2

Через два дня пришел Леша. Оказывается, едем не 23-го июля, а 18-го. И маршрут изменился. Летим до Алма-Аты, потом автобусом добираемся до Фрунзе, так как прямых самолетов туда нет. Там встречаем прилетающих из Москвы его сестру и мать и провожаем их на Иссык-Куль. И только потом – горы.

И еще изменения: веревку не берем, перевал от Иссык-Куля не Чалпан-Ата, а Спортивный.

– Противный, – характеризует его Леша. – Он и на туристских картах не значится.

– Почему?

– Не для пионеров.

– А зачем лезем?

– Что-то надо делать.

– А ты был там?

– Лет пятнадцать назад.

– А почему веревку не берем?

– У ребят во Фрунзе есть.

– Понятно. А меня пчела укусила. В скулу.

– То-то я смотрю, чего это он поправился на один бок? Думал: зубы.

3

Я сходил к Леше Ш. по поводу топленого масла. Мне его покупать.

– Граммов 300 – 400. В кашу будем класть, – говорил Леша, когда распределяли, что кому брать из продуктов.

Теперь, когда выяснилось, что в горы не сразу идем, может, не стоит в Уфе покупать это масло? Его и во Фрунзе, и на Иссык-Куле, поди, купить можно.

С этим маслом у меня давнишние счеты. Несколько лет назад перед байдарочным походом по реке Урал мне тоже было поручено купить два килограмма топленого масла.

– Рыбу жарить будем, – сказал тогда наш командор Володя Д. – В ведре. Ты ел когда-нибудь жареную рыбу в ведре?

Я сказал, что нет, не ел. И купил масло. И положил в полиэтиленовый мешок, завернул в бумагу и уложил в рюкзак. Еще в трамвае по пути на автовокзал мешок этот был раздавлен, масло, раскисшее от жары, пропитало весь мой рюкзак, все вещи в нем. И, возможно, кого из пассажиров промаслило, так как рубашка моя на спине тоже пострадала. Весь поход я так и не мог отстираться от этого масла.

– Ну и не покупай, – сказал Леша. – Но масло – за тобой. Это все?

Я сказал, что все, и пошел домой. Но думал о рюкзаке. Он у меня никак не хотел, сколько бы я ни старался, располагаться на моей спине так, чтобы «груз был ближе к телу и не тянул назад». И каждый вечер я укладывал с максимальной старательностью рюкзак, манипулируя его тесемками, а утром, еще до работы, взваливал его на плечи, выходил на улицу и шел к Белой. Улицы утренней Уфы были почти безлюдны. Вставало солнце, своей зарей зажигая окна верхних этажей. Я спускался к самой воде, шел по набережной, а потом поднимался крутой тропинкой к памятнику Салавату Юлаеву и возвращался домой. Я нигде не останавливался. На весь этот путь у меня уходило чуть больше часа.

И всякий раз рюкзак тянул меня назад своими точно отмеренными шестнадцатью килограммами, которые каким-то непостижимым образом сбивались в комок и поворачивали низ рюкзака к моей спине. И купленные туристские ботинки на толстой рифленой подошве никак не хотели мириться с моими ногами.

Дома я разгружал рюкзак, отмечал перемещения вещей в нем и вновь укладывал его. Я туго набивал ботинки чем придется, колотил молотком по носкам и задникам ботинок, чтобы они утратили свои каменные свойства. Потом обильно смазывал их ваксой и оставлял до следующего утра.

4

И вот мы во Фрунзе. Ночевали у Ильдара Г. – знакомого Леши, в

двухкомнатной квартире в центре. Сам Ильдар – из Башкирии, а жена русская и коренная жительница Фрунзе. Есть еще дочь-школьница.

– А где у него семья? – спросил я, когда мы, окончив застолье и разбросав рюкзаки по квартире, устраивались кто где в своих спальниках на ночлег. Правда, каждый получил по подушке, а Леша Ш., как близкий гость, еще и диван и простыни. Поворочавшись на своем диване, Леша сказал:

– А он на такое время семью отправляет к родителям.

– В Башкирию?

– Угу. На кумыс.

Ильдар Г. не курит, не пьет – у него что-то с желудком. Он высок, худ, быстр в движениях и очень деятелен. В квартире все время звонит телефон, Ильдар с кем-то что-то обговаривает, что-то уточняет, то и дело берет обязательства, сам просит об одолжении. Возле телефона на стенке приколот длинный список неотложных дел. Он вносит туда новые, вычеркивает выполненные. Ильдар поедет с нами в горы. Но ненадолго: не позволяет этот список.

А маршрут наш снова изменился. Из Москвы прилетают только 29-го, поэтому Иссык-Куль и его перевалы пока отпадают. Завтра идем в верховья речки Иссык-Ата. Автобусом добираемся до санатория «Иссык-Тау», там – горы, в них и пойдем.

5

Вчера, благополучно прилетев в Алма-Ату и купив билеты до Фрунзе, съездили на знаменитый каток Медео. Малолитражный с одной дверцей автобус натужно и долго карабкался по узкой асфальтовой дороге по дну ущелья. Рядом то с одной, то с другой стороны билась о камни речка. Вода тут-там сочилась прямо из-под темных камней, нависших над дорогой. Встречались селения, их жилища лепились по кручам, как ласточкины гнезда.

Каждый поворот дороги поднимал наш автобус все выше и выше.

Автобус наконец остановился, въехав на площадку автостанции. И пошли мы вверх сначала по асфальтовой дорожке, кое-где размытой до грунта дождевыми потоками, потом по крутой из гранитных плит лестнице с перилами. Эта чуть ли не полукилометровая лестница подняла нас на гребень противоселевой плотины. Плотина была образована несколько лет назад могучим направленным взрывом. Она прочно перегородила долину и теперь служит надежным заслоном от возможных селевых потоков. На гребне плотины оборудована смотровая площадка, откуда открывается прекрасный вид на всю долину Медео. Сразу внизу – четырехугольники отстойников подготовки воды, и сам каток распахнутой чашей трибун тянется к небу. На его дне сейчас нет льда, виднеются какие-то полосы, по-видимому, технические. Далее – гостиничные корпуса, сувенирные ларьки вдоль дорог, здания ресторана и котельной, пятачок автобусной станции и каньон, сжимающий скалами устремившуюся вниз речку и дорогу, по которой мы приползли сюда на нашем автобусе. А все это со всех сторон окружено недоступными пиками сверкающих

снегом вершин. Не знаешь, куда и смотреть.

Мы постояли на смотровой площадке, привыкая к разряженному воздуху, а потом взяли да и полезли еще выше. Крутой склон над плотиной, сплошь поросший хвойным лесом, был изрезан осыпающимися тропинками. Могучие сумрачные лесины цепляются обнаженными корнями за камни склона. Все густо усыпано хвоей, все скользко от сырости.

Остановились на одном из каменистых уступов. Стадиона отсюда не видно. Высятся почти перед нами ледниковые вершины. Зайчиками играет на них солнце. Противоположный склон долины – внизу, он весь искорежен и гол – оттуда был сделан направленный взрывной выброс, создавший плотину. Совсем недавно там стояли такие же сумрачные ели, там тоже все было засыпано хвоей. И так же пахло.

– Алтайские ели, – сказал Леша, охлопывая ладонью замшелый ствол лесины, толщиной обхвата в два. – Их еще называют Тянь-Шаньскими.