– Да достала эта Аргоя уже! Шойрил прав, свободу многих ограничивают, но не только энросцев. Вот Ганрай, его фактически сделали вассалом короля. Нам это надо? Нас втянули в войну с Севером и с Клирией, хотя мы к этому не имели ни малейшего отношения. Умирали и убивали таких же людей, как и мы, которые восстали, потому, что Аргоя угнетала их. Круг замкнулся. Вот Юки, ты же из Ганрая. Согласись, так быть не должно, а?
– Ну, в те годы я была еще слишком мала, – неуверенно сказала она, – так что мало что видела. Но Аргоя и правда слишком много на себя берет. Из-за ее стремления к гегемонии погибло много ганрайцев, клирийцев, северян. С другой стороны, она держит нас в Союзе и заставляет кооперироваться перед угрозой набегов равшаров, к примеру. Не в обиду тебе, Кога. И тебе, Гранаш, – она усмехнулась, снова посерьезнела и продолжила, – но ведь мы могли бы объединиться в равных условиях, а не под железной пятой короля Силгора и его двора.
– Горжусь тобой, Юкиара, – ударил кулаком в грудь Алагар, улыбаясь.
Алагар продолжил расспрашивать своих людей, переходя от одного к другому. Он, вне сомнений, слышал эти истории бесчисленные разы, но его покровительственно-горделивое выражение лица передавало истинное удовлетворение от того, что он слышал. И это было заслуженно, все эти люди как один утверждали, что определились во многом благодаря помощи и наставлениям Алагара. Монах Шаабан сказал, что идеи Алагара помогут привнести в жизнь на Ранкоре равенство и братство, справиться с несправедливостью, но его речам очень не хватало, по мнению монаха, слова Божьего, для чего он и присоединился к этому обществу. Краух Гримбла лишь нехотя, но не без уважения к своему лидеру повторил, что верит в стремление Алагара дать свободу всем народам, в том числе и благородному народу Севера. Скиарл, обмотанный цепями, был оригинальнее, поведав остальным о том, что в его родных землях, на Побережье Кесилора, не ценили его прогрессивные идеи, новшества в технологиях, и Хьерген, как он представился, смиренно смеет надеяться, что после распространения взглядов Братства Уравнителей, – впервые было озвучено название этой общины, – идеи новаторов будут больше приветствоваться по всему миру, а не считаться ересью и служением нечистым силам. Древоподобный хаглорианец Йору-Клиа проронил, что таково было повеление духов. Когда дошла очередь до Реадхалла Бескровного, здоровяк лишь улыбнулся и коротко сказал, что они с Алагаром едины в желании приумножить хорошее и светлое в жизни простых, обделенных многими радостями жизни, людей. Алагар дружески похлопал его по плечу и в последнюю очередь с ожиданием взглянул на равшара, который сидел с суровым видом, подозрительно косясь на селян, но все же внимательно слушал собратьев.
– А как насчет тебя, Кога? Тебе пришлось тягостнее многих, – протянул Алагар, немного вразвалку сделав несколько шагов, но тут же собрался и лицо его сделалось каменным, а взгляд – полон сил, – и это закалило твою волю.
Равшар помолчал, приняв взгляд Алагара, Кога не любил говорить, обычно стараясь молчать как можно больше, но игнорировать этот поток энергии, сметающей любое сопротивление, исходящий из глубины сущности красноволосого чародея, он не сумел.
– У нас, равшаров, – раздался его хриплый, утробный голос, – законы жизни весьма просты – убей или убьют тебя. Кто силен – тот и живет. Наши пять племен испокон веков воюют между собой. Мир для нашего народа неестественен. В мире равшары забывают заветы предков и становятся слабы. Кровь всегда должна литься, – он оскалил свои желтые клыки и пламя костра отразилось в его глазах, равшар скрипнул зубами и заговорил громче, – а я считаю – ни к чему убивать братьев. Пока мы воюем, скиарлы, люди и флорскелы развивают эти самые, как же их… Хьерген!
– Технологии, – вздохнул скиарл, – технологии, брат.
– А хаглорианцы, – он посмотрел на собрата с древесной кожей, – развиваются духовно и магически. Пока мы топчемся на месте веками. Но, как вы понимаете, законы равшаров суровы к тем, кто мыслит иначе.
Он поднял руку ко лбу, на котором до конца жизни этого создания будет вырисовываться отвратительное выжженное железом клеймо, но передумал и отдернул кисть.
– Что ж, – развел руками Алагар, – вот вы и узнали наши взгляды на жизнь. Что скажете, братья и сестры? Разделите ли вы тяготы наших трудов, а затем – сладкие плоды этих усилий? Или же останетесь в стороне? При втором исходе, я вам гарантирую, вы непременно еще о нас услышите.
Эти слова сочились угрозой, Арстель это ясно понял. Только угрозой не ему и окружавшим его людям, но привычному миру и порядкам, заведенным издавна. А прежде всего – королю Аргои. Воцарилось молчание на целую минуту. Алагар терпеливо расхаживал из стороны в сторону, поглядывая на жителей Крестала, словно повар на ингредиенты для супа в кастрюле, в ожидании, что из всего этого получится. Староста деревни Кёрк не решался заговорить. Арстель тоже молчал. И тут подскочил, словно ужаленный, Хельд, и выпалил:
– Да что ты от нас-то, простых людей, хочешь, чудила со светящейся палкой! В твоем лагере ходят непонятные люди с мечами, посохами, а другие – те и вовсе не люди, какие-то деревья ходячие. Я долго слушал этого вашего… наставника. Вам нравится – вы и занимайтесь всякой ерундой! Хотите погостить в моей таверне – пожалуйста, только платите вперед и не занимайте надолго туалет. К нам не лезьте со всякой чушью – иначе мы пошлем весть королю, что в наших краях завелись лиходеи!
Долгое, напряженное молчание. Тишину разрывало лишь тихое дыхание присутствующих, ожидавших развязки, да треск поленьев под еще жарившимся мясом, добытым в лесу. Арстель приготовился замолвить слово за друга, ему предвиделось, что Алагар, не сводивший глаз с посмевшего оспорить его ведущую роль в этом месте, собирается показательно лишить Хельда жизни.
– Да что ты говоришь! – Алагар немного подался вперед, с высоты своего роста оглядывая Хельда, который был заметно ниже, его глаза, Хельд точно увидел, засияли еще более ярким огнем, – я тебе очень советую научиться думать перед тем, как кидаться пустыми угрозами. Я вас ни к чему не принуждаю, – он обвел взглядом всех селян, словно предлагая кому-то с этим поспорить, – но не допущу неуважения к моим ближним. Братство Уравнителей чтит взаимное уважение между всеми живущими в этом мире. Я могу научить уважению многих, в том числе и тебя.
Его посох загорелся, пролив свет на черные одежды мастера-мага и его красные глаза. Хельд попятился, но споткнулся о сучья для костра и больно приземлился на спину.
– Мастер! – воскликнула Юкиара, отводя рукой посох Алагара, который погас, хотя и не сразу, – к чему пугать этих людей? Я уверена, он не со зла, ведь так, Хельд?
Флорскел неуверенно кивнул головой, в робком жесте подняв руки кверху.
– Может, я и в самом деле слегка увлекся, забыв, что люди могут быть совсем не готовы к столь откровенной беседе, – Алагар протянул руку Хельду, – прости, брат, если ввел в ступор, но я не мог позволить тебе говорить со мной в таком тоне в присутствии народа. Я могу тебя понять, тебя сбили с толку суждения, кажущиеся с непривычки странными, но и ты тоже меня пойми. Слишком многое держится на моем авторитете, чтобы ставить его под удар.
Он рывком поднял флорскела и отряхнул его куртку от комьев земли. Хельд сел рядом с Арстелем, который всем своим видом словно бы говорил: «Какой же ты все-таки дурак!»
– Я понимаю, что вы не готовы следовать нашим идеям. Может, оно и правильно – ведь перемены, даже к лучшему, – путь опасный, тогда как стабильность куда спокойнее. Хотя, – пожал плечами Алагар, – иногда изменения этого мира и опасности вместе с ними находят тебя сами. В конце концов, в этом мире все взаимосвязано.
Люди стали постепенно расходиться. Арстель пожелал удачи Юкиаре и не забыл попрощаться с каждым из ее соратников. Шаабан благословил его именем Илгериаса, а Йору-Клиа сказал, что духи улыбаются ему. Остальные ограничились пожеланием удачи. Сходя со склона последним в цепи селян, Арстель обернулся, оглядывая лагерь в последний раз. Члены Братства Уравнителей все так же ели и пили, но некоторые уже готовились ко сну, убирая деревянные плошки в палатки. Красный дракон взмыл в небо, и его рев снова прорезал тишину. Арстель встретился взглядом с Алагаром. Тот улыбнулся и поднял посох вверх, точно кубок с вином, если бы собирался пить за здоровье Арстеля. Арстель помахал ему рукой. Стоило ему моргнуть – красноволосый маг исчез, словно круги на воде.
***
После того, как жители Крестала стали понемногу расходиться и зажигать в домах лампы, в селе сделалось намного тише. Эта тишина обволакивала Арстеля, уже устроившегося в самодельной постели на полу. Мимо подушки Арстеля проползло несколько крупных тараканов, но он лишь проводил их задумчивым взглядом, закинув руки за голову. Из головы у него не выходили эти странные люди и их наставник. Чем больше Арстель погружался в размышления, снова и снова прокручивая в голове слова Алагара, тем более правдивыми он их находил. Арстеля давно уже утомило всеобщее равнодушие, царящее в мире, расслоение общества на страты, касты, иерархия, когда высокое положение занимают те, кому повезло родиться в нужной семье или же добывшие богатства нечестным путем, как граф Монтсерад, который, согласно поверьям, нажился на торговле на черном рынке в полных преступности поселениях вроде Сухих Колодцев. Искренняя вера в убеждения о том, что все живущие в мире – братья и сестры и должны жить словно в семье, внушала доверие к этому странному магу. Но его смущало одно – красные глаза чародея. Любой сведущий в магии человек или Арстель, который успел прочитать много книг о мудрых кудесниках древности, знал, что красные глаза говорят о связи человека с силами подземелий Азрога. Это место в легендах ассоциировалось с преисподней, в Священных Писаниях рассказывалось, что это место наполнено ужасными демонами, а сила, идущая из самой геенны огненной этих подземелий, извращает любые умы, наполненные благородными побуждениями. Волосы Алагара были тоже алыми, причем они словно светились изнутри, невозможно окрасить их в такой цвет, это тоже говорило о том, что человек имел контакты с какой-то темной и очень могущественной силой и стал ее проводником. Арстель не спешил доверять Алагару, говорившему столь радикальные вещи, вполне возможно, что он и люди, окружавшие его, прикрывались помыслами о равенстве и братстве, а на самом деле преследовали куда более низменные цели, приближенные больше к личной выгоде, чем ко всеобщему благу. Арстель успел послушать разговоры односельчан. Они почти все, как один, были уверены, что этот человек либо сам является демоном во плоти, либо одержим демоном. Мурвак неистовствовал больше всех и чуть ли не благим матом верещал, что этого чародея нужно изловить и сжечь на костре, изгнать из селения такого недостаточно – он не должен в принципе топтать землю. Карен, Глыба и служительница Храма уверяли, что будет достаточно, если он только лишь уйдет, а заодно уведет остальных. Хельд вставил свои три гроша, добавив, что одна Юкиара должна остаться с ним и служить горничной в его трактире и оказывать клиентам персональные услуги за различную оплату. Арстель, услышав эти слова, едва удержался от того, чтобы отвесить затрещину зарвавшемуся другу, хотя и понимал, что Хельду только лишь до одури нужно внимание, и он пытается всеми силами выглядеть интересным или хотя бы необычным. В этом, как полагал Арстель, и было их принципиальное различие – Арстелю давно уже было все равно, интересен ли он людям вокруг, для него достаточно было того, что он жил в свое удовольствие и не мешал жить другим. Несмотря на то, что у него не было потребности привлекать к себе внимание, люди часто сами приходили к скромному сапожнику со своими проблемами, вопросами или же просто заходили поболтать. Арстель решил наконец заснуть, освободившись от целого роя мыслей, летающих в его голове – закрыл глаза и очистил разум. Он уже почти провалился в сон, как вдруг в его дверь кто-то со всей силы врезал кулаком:
– Арстель, вставай! Пойдем на стену, быстро! – это был голос старосты Кёрка.
Сапожник вяло продрал глаза, но тут же вскочил и надел галоши. Колокол уже трезвонил вовсю. Свечу он уже погасил, поэтому кое-как, то и дело спотыкаясь, но не бранясь, поскольку на полке стояли иконы с изображением богов и символ Арая Илгериаса, он нашарил рукой рубашку и выскочил во двор. Мужчины скорым шагом двигались к стене, женщины же пытались удержать своих детей в домах, запирая их на все засовы. Мальчик шестнадцати лет было двинулся к стене, но его остановил плотник Харал Глыба:
– Не сегодня, парень. Отправляйся домой и присмотри за моей сестрой.
– Я должен знать, в чем дело! – начал перечить отрок, но его жестко оборвал этот мускулистый человек.
– Закрой рот и чеши в дом! – прорычал Глыба, – нет времени на споры. Клянусь всеми богами, не пойдешь – сам отнесу тебя и запру на весь месяц!
Арстель побежал вслед за старостой. К бревенчатой стене был прибит подмосток, на котором расположились мужчины деревни, факелы уже горели.
– Что происходит, Мурвак? – спросил Арстель лесоруба, вбегая на первые ступени лестницы, ведущей к подмостку.
– Ты меня спрашиваешь?! Вон там, под стеной, тусуются какие-то козлы, спроси их, коли осмелишься! – Мурвак оттолкнул Арстеля, едва не свалив его на землю и, перепрыгивая через три ступени, несмотря на свой немолодой возраст, вбежал на подмосток.
Арстель спустя несколько мгновений тоже оказался там и, опершись на деревянные колья, заглянул вниз. На земле стояло около тридцати человек в темных балахонах. Большинство из них держали в руках ржавые мечи или самодельные копья. У кого-то из них были боевые топоры. Десятеро из них стояли впереди и держали в руках деревянные жезлы, исчерченные кривыми, неумело вырезанными рунами. Их лица скрывали наполовину капюшоны. Кристаллы кертахолы, которые, по правде говоря, было довольно мутными, отражали бликами свет факелов со стены. Большинство из тех, кого удалось разглядеть Арстелю, были достаточно молоды – в основном это были мужчины годами пятью моложе него и несколько девушек того же возраста.
– Видимо, некоторые из них владеют магией, – прошептал старый Ропхиан-мельник, – а если кто-то из них долбанет по нам каким-нибудь мракобесием?
– Держу пари, – процедил сквозь зубы Мурвак, – что среди этих уродов впереди прячется тот долбаный фокусник с красными патлами.
– Да нет, – ответил мельник, – слишком коротки они для такого переростка.
Вперед вышел тот, у которого на черном балахоне белилами неаккуратно была намалевана перечеркнутая буква А – символ давно исчезнувшего древнего царства Азрога, того самого, в сердце которого скрывались подземелья.
– Кто вы будете и откуда? – крикнул Кёрк, перевалившись корпусом через колья, за спиной он держал биту с гвоздями, – зачем пришли в наши края?
– Эта земля, – донесся с земли хриплый голос немолодого человека, – с этого дня находится под пятой императора Заргула! Отворите ворота или узрите всю мощь его подданных!
Он скинул капюшон, и люди увидели морщинистое, обветренное лицо, на котором остались шрамы через весь лоб и рот, седые колтуны и неровную щетину, но взгляд человека был остервенелым, словно в религиозном экстазе.
– Гребаные фанатики! – проорал Мурвак, – вы еще пожалеете, что покусились на собственность честных людей!
Он раскрутил пращу и швырнул камень в толпу, но промазал, и импровизированный снаряд улетел куда-то в кромешную тьму.
– Сука, – сплюнул он, – прицел у меня уже не тот.
– А вы в курсе, что этот ваш Заргул давно уже сдох? – крикнул Хельд, – или мы должны кланяться в ноги его каменному изваянию?
Кто-то из стоящих вскинул арбалет и в кол прямо рядом с Хельдом врезался стальной болт.
– Кощунство карается смертью!
– Кощунство? – с левой стороны забора приближался силуэт человека очень высокого роста, – говоришь так, словно этот ваш Заргул – божество во плоти.
К воротам деревни приближался Алагар. Он не сводил глаз с пришедших воинственных людей. Свет факелов осветил его алую шевелюру, которая отчасти светилась в темноте, постоянно проводя магическую энергию.
– Но ведь это был смертный из рода горхолдов, – Алагар остановился у ворот и закинул посох на плечо, буравя взядом старика, стоявшего впереди всех, – то, что он провозгласил себя богом на земле разве делает его таковым? Я могу назвать тебя королем, но это не породнит тебя с Эанрилом Третьим.
На удивление, он был один. Но Арстель был уверен, что среди деревьев, которые находились недалеко от елбана, с которого спускалась тропа, ведущая из Крестала, могли прятаться его приспешники.