Айсмэн

Айсмэн
Георгий Смирнов

В баре маленького американского городка посреди зимнего бурана появляется странный посетитель. Кто он – древнее зло или порождение человеческой жадности?

Георгий Смирнов

Айсмэн

– Нет, черт побери! Я-то точно знаю, что это правда! – пивная кружка с резким звуком опустилась на стол. – Богом клянусь, я его видел!

– Опять старый Джим за свое… Ну кого ты теперь увидел? Небось, в который раз дно у своей кружки? – помещение маленького захолустного бара взорвалось хохотом.

Нескладный взъерошенный человек, сидящий у стойки, обречено уронил голову так, что его красный, в крупных прожилках, нос едва не расплющился от удара о столешницу, но в последний момент он немыслимым рывком вернул ее в прежнее положение и мутным взглядом оглядел присутствующих.

– Ну конечно, конечно, Хэнк, ты мне не веришь, но ты же ничего не знаешь о Них, а я…я… – тут в голосе Джима появились визгливые нотки – Я видел его! Он шел прямо на меня! Он был… был ужасен! Его взгляд проникал в самую мою никчемную душу, он прожигал меня насквозь, переворачивая все мои внутренности, а еще он… он… улыбался! – голос Джима сорвался на крик.

– А еще у него были рога, копыта и хвост, а из под хвоста периодически подмигивал огромный хитрый глаз! – казалось, что от крыша от разразившегося хохота сейчас рухнет вниз. – Кончай заливать, Джим, ей богу, нет больше сил смеяться! – пробасил Хэнк, огромный детина, зарабатывающий на жизнь вырубкой окрестных лесов. – Эй, бармен! Налей старику еще кружечку, я заплачу! А ты успокойся, чего ты ерепенишься, с тех пор, как в нашей дыре сдох прадедушка кобылки генерала Вашингтона, не случилось ничего занимательного…

– Иди ты к черту, Хэнк! – взвизгнул Джим. – Что ты можешь понять своей дубовой головой! Оно же убьет всех нас, оно …

Закончить он уже не успел. Здоровяк-лесоруб глухо рыкнул, с кряхтеньем приподнялся со стула и отвесил пьянчужке несильную по его меркам затрещину, в результате которой Джима снесло почти к самому выходу.

– Ты бы лучше двигал отсюда, – пророкотал Хэнк насупившись, – сам понимаешь, не люблю я зануд вроде тебя. Пошел, пошел! Чего встал, или пеняй на себя!

Грузная туша Хэнка вновь начала приподниматься, Джим побледнел и неуклюже рванулся к двери. Именно в этот момент дверь распахнулась, впустив внутрь молодого человека в облаке снежной пыли, ледяная струя морозного воздуха скользнула по ногам, в каминной трубе взвыл ветер. Новый посетитель окинул Джима холодным взглядом прищуренных глаз и усмехнулся краешком рта. Лицо пьянчужки вмиг посерело, и издав сдавленный вопль, он рванулся за дверь в темноту январской ночи под дружные смешки завсегдатаев.

Молодой человек уверенным шагом подошел к стойке бара и заказал порцию виски со льдом. Весь его вид вызывал крайнее недоумение присутствующих. Во-первых, широкополая черная шляпа, черное пальто свободного покроя и черные лакированные туфли сами по себе были достаточным поводом для удивления – это в январе-то! – к тому же их городской вид никак не вписывался в окружающий интерьер, в основном состоящий из грубо сколоченных деревянных столов, заплеванного пола и грязных стен, когда-то давно выкрашенных известью. Да и вообще появление чужака из городских в этом захолустье в середине зимы было событием, из ряда вон выходящим. Во-вторых, никакого багажа с ним не наблюдалось, а предположение, что кто-то в такую метель на ночь гладя способен свернуть в первый встречный кабак что бы промочить горло и продолжить свой путь далее могло прийти в голову только законченному идиоту, не испытавшем на собственной шкуре что такое мороз под минус сорок да снежный буран, третий день бушующий за окном. И вообще, как этот хлыщ умудрился попасть сюда сквозь снежные заносы, в результате которых город был отрезан от мира уже в течение недели, и единственным местом, сохранившим подобие жизни в котором оставался старый придорожный бар?

Молодой человек сел у стойки, положил шляпу на колени и пригубил обжигающе ледяное виски. По лицу его растеклось блаженно-мечтательное выражение, он развернулся на стуле и окинул зал взглядом полуприкрытых глаз. Тонкие губы сложились в легкую, слегка насмешливую улыбку, что, собственно, и решило дело.

– И откуда ты взялся такой красивый? – пробасил Хэнк, принявший улыбку на свой счет. Он придвинулся вплотную к вошедшему, обдав его запахами пива и жареного лука, и с издевкой прогнусавил: – Чем обязаны вашему посещению?

– Меня зовут Фрост, – молодой человек перевел взгляд на небритую хэнкову физиономию и улыбка его погасла. – А в чем, собственно, дело?

– А дело в том, что мы не знаем кто вы! – Хэнк придурковато скривился и с притворным испугом глянул на дверь. – По чем нам знать, может это вы напугали Джима до дрожи в коленках! Но это как раз легко проверить, старикан говорил, что у его обидчика был хвост. А есть ли он у вас, сэр?

Гомон в баре затих. Хэнк поднялся со стула и навис над элегантной фигурой пришельца, глядя ему в глаза мутным звериным взглядом. Он явно провоцировал драку, исход которой был известен заранее. – Ну так что, где у вас хвост?

Дальнейшее заняло какие-то доли секунды. Казалось, что вот только- только молодой человек сидел, глядя снизу вверх в глаза лесоруба, но вдруг резкий грохот опрокинувшегося тела всколыхнул тишину, что-то промелькнуло в воздухе, и вот уже поджарая фигура Фроста оказывается поверх туши Хэнка, небрежно сжимая ему горло. Свистящий хрип Хэнка вывел наблюдающих за представлением из оцепенения. Несколько человек кинулись было растаскивать драчунов, но молодой человек неожиданно вскинул голову, и благородный порыв хэнковых собутыльников разбился о его ледяной взгляд.

– Не надо беспокоиться! – спокойствие в голосе Фроста завораживало, -Я его больше не трону! Если, конечно, этот здоровяк обещает мне, что будет вести себя прилично. Ведь ты обещаешь?

Хрипение Хэнка сменилось активным мычанием, в котором с трудом, но можно было признать согласие.

– Ну вот и ладушки, – сказал молодой человек, освобождая из захвата багровую шею лесоруба, – Хэй, бармен! Плесни-ка стаканчик этому медведю! Ведь ты не против? – спросил он у поверженного громилы.

Спустя пару минут лесоруб вновь сидел за стойкой бара, потягивая бог весть какую по счету кружку пива, но его настороженные косые взгляды, нет-нет да и бросаемые в сторону странного незнакомца, выдавали с трудом подавляемую нервозность. Отсутствие бурного обсуждения мимолетно закончившейся драки, традиционно следующего за всяким мало-мальски выдающимся событием, прямо указывало на то, что местные аборигены просто не знали, чего еще можно ожидать от этого городского хлюпика, только что легко одолевшего на глазах почтенной публики записного буяна и забияку, одновременно являющегося и душой компании. Напряженность повисла в воздухе бара, и негромкое перешептывание за столиками только усиливало общую нервозность – идти домой не хотелось никому – чего там делать-то! – но и оставаться было боязно – что-то явно должно произойти, но вот что? Поэтому неожиданно громкий вопрос приезжего, обращенный ни к кому, то есть, считай, ко всем, заставил вздрогнуть даже тех, кто традиционно считался людьми наиболее уравновешенными:

– А почему бы нам не продолжить разговор, прерванный моим появлением? Насколько я понял, речь шла о каких-то чудовищах, монстрах? Я с удовольствием послушаю эти истории, они, признаться, немало меня интересуют…

– Да бросьте вы, ей богу, – прищурился Хэнк, – если трепаться обо всем, что привидится нашему Джиму после одного-другого стаканчика, то и впрямь можно озвереть, да и стать этим, как его там, монстром. – При упоминании старика лесоруб зло сплюнул на пол. – Ему всегда чего только не мерещится! Насмотрелся, блин, по пьяной лавочке ужастиков, и чешет теперь языком… не выпьешь спокойно. Сегодня-то, правда, плел чего-то такое… вроде бы слышал я когда от деда, да ерунда это все! – Хэнк фыркнул и приложился к дармовой выпивке.

– Нет, почему же, – возразил молодой человек, полуобернувшись, – старинные предания бывают весьма интересны. Тем более, если я правильно понял, речь в последнем случае шла о местных суевериях.

– И охота вам слушать всякие бабкины сказки! – Хэнк потихоньку втянулся в разговор, забывая о нанесенной обиде. – Тем более что никто ничего небось и не помнит. Вам бы хоть с батей моим потолковать, тот много чего от деда наслушался, да уж лет десять как помер. А я только краем уха и слышал об Айсмэне, эх!

– Тем не менее, мне кажется, что все не так уж и плохо, – сказал Фрост и обернулся лицом к остальным. – Господа! Вы, конечно, слышали, о чем мы беседовали с вашим земляком. Ну так вот, для освежения памяти, я со своей стороны могу предложить радикальное средство. Внимание, господа! Плачу 10 долларов каждому за историю об этом… как вы изволили выразиться? Ах да, этом Айсмэне. И мне кажется, что первым рассказчиком будете вы! – элегантный палец, затянутый в черную кожаную перчатку, ткнулся в лицо лесоруба. – Прошу!

– Ну, это, я как бы не знаю, что я, собственно, могу рассказать. Я, это, и не рассказчик вовсе… – Хэнк явно разволновался, глянул на городского щеголя в черном, пытаясь найти подвох, но тут же отвел глаза, встретив его колючий взгляд. – В общем, мне батя в детстве рассказывал, а ему еще дед, хотя я это уже говорил, что ходит у нас зимой Айсмэн. И не по лесам, по полям, а прямо по городу. И если он входит в дом, то по хозяевам можно панихиду заказывать. Лютый он. Никого не жалеет – ни стариков, ни детей. Дом после него хуже склепа – весь выморожен, а люди, какие в том доме были – сосульки, ей богу! Да, хотя, ерунда все это, у нас такие морозы случаются, что, раньше бывало, деревнями замерзали. А потом, понятно, и выдумали этого… монстру!

Лесоруб обиженно засопел и двумя глотками прикончил очередную кружку, но вдруг его взгляд застыл – прямо перед ним на стойке лежала чуть смятая десятидолларовая купюра. Он осторожно протянул свою огромную лапу и неуверенно прикоснулся к хрустнувшей бумажке. Он мог поклясться – секунду назад ее здесь не было. Между тем Фрост, казалось, и не заметил хэнкового удивления. Отвесив благодарственный кивок, молодой человек вопросительно глянул на остальных посетителей. – Кто-нибудь может дополнить, господа? Не стесняйтесь, прошу, вознаграждение – 10 долларов и все без обмана, не так ли, Хэнк?

Хэнк сдавленно промычал нечто напоминающее согласие и судорожно протянул хрустящую купюру бармену, мол, наливай. Его маленькие, заплывшие жиром глаза нет-нет да и поглядывали искоса на незнакомца – лесоруб понял, что он боится этого человека.

А в баре тем временем началось нечто невообразимое. Перспектива получения денег за просто так – ну не считать же делом брякнуть пару слов про никому неведомого Айсмэна какому-то сумасшедшему – превратила зал в подобие бедлама. Различные истории посыпались как из рога изобилия. Воодушевленные рассказом Хэнка посетители таверны, перебивая друг друга, наперебой принялись рассказывать об им неведомом. Общий тон повествований был примерно одинаков. Да, мол, вспомнил, слыхал, мол, от дедки с бабкой когда еще в люльке качался, потом вырос, забыл, да вот вспомнил таки. Впрочем, особой разницы между конкретными воспоминаниями не наблюдалось, разве что они становились все более кровожадными. Теперь злобный Айсмэн не ограничивался домами да захудалыми деревеньками. Делом его рук объявлялись даже стихийные бедствия, широко известные по газетным листам – вот, мол, слыхали, позапрошлой весной в начале марта паводок был необыкновенно сильный да ранний, а потом ни с того ни с сего мороз вдарил, да такой, что в соседнем городке почитай что половина жителей кончилась – он виноват, чудище! А вот еще, помните, мол, Рассел-шалопай прошлой зимой на своем древнем студебеккере среди ночи в нашем лесу застрял – машина заглохла. И ни вперед, ни назад, а холодно! И вдруг слышит – снег скрипит, идет кто-то. Он то, дурак, поначалу обрадовался, да потом сообразил – это кто же среди нашего леса в такой мороз да пешком-то? И вдруг чувствует, ледяным холодом на него повеяло, ажно пальцы сводит. И видит, выходит позади его грузовика на дорогу кто-то темный, и такая от него волна морозная катит, что зубы болью свело. Так и пропал бы наш Рассел, язви его душу, да чует – мотор завелся! Ну он оттуда как рванул, как только в дерево какое не въехал, ума не приложу! А с зубами, бедняга, с тех пор так и мучается, отморозило там чего-то. И я думаю, мил человек, напоролся он на чудище это… Айсмэна то бишь. Так что не обессудь, а денежку то вынь да положь, я тут напрягался вспоминая, да и глотка пересохла, чай не луженая! И все в таком же духе…

Хэнк покосился на странного городского щеголя, раздающего доллары за подобную ерунду и оторопел. Лицо последнего выражало крайнюю степень блаженства, но в глазах зажегся странный холодный огонек. Неожиданно для себя лесоруб понял, что уже не может назвать этого человека молодым – он вообще не может предположить, сколько ему лет. Холеное лицо незнакомца покрылось паутиной морщинок, бледная кожа показалась какой-то омертвевшей, и вдруг Хэнк неожиданно почувствовал дуновение холода, исходящее от этого непонятного Фроста. Его спина покрылась испариной, и здоровенный лесоруб понял, что он испуган до дрожи в коленях. Он боится сидящего с ним рядом у стойки бара соседа так, как за всю свою жизнь ничего не боялся. Сквозь возбужденный гомон зала он неожиданно услышал тяжелую гнетущую тишину, которая охватывала его со всех сторон, и тут неожиданная догадка молнией поразила его мозг. Он тихонько поставил недопитую кружку на столешницу, медленно, стараясь не привлекать к себе внимания, слез со стула и неторопливой, слегка крадущейся походкой стал пробираться к выходу. И когда уже его рука схватилась за спасительную дверную ручку, гул голосов в зале неожиданно стих. Тишина достала его. Хэнк медленно развернулся лицом к мистеру Фросту, не замечая того, что все в зале застыло в самых причудливых позах. Вот бармен опрокинул бутылку виски в чей-то бокал, и струя обжигающей янтарной жидкости стекленеет в воздухе тугой упругой спиралью. Вот старина Боб, застывший с разинутым ртом, так и не донесший до него кусок жареного мяса, нелепо торчащего на вилке. А вон и Джексон-хитрюга покосился на кого-то маленькими хитрыми глазками, да так и замер, сжимая в руке новенькую десятидолларовую купюру, интересно, свою ли? Хэнк облизнул пересохшие губы и прохрипел:

– Джим… он, он…

– Да, Хэнк, да, он прав. – Айсмэн откинулся на стуле, пригубил виски и отставил стакан. – Чертовски наблюдательный старикашка. Но забавный. Пожалуй, я его не трону.

– Но… тогда зачем весь этот балаган? Да и деньги еще, в придачу… – лесоруб тяжело опустился на свободное место и устало ссутулился.

– Ну на счет денег ты зря, Хэнк, деньги то как раз настоящие. А что до этого представления, – Айсмэн легко соскочил со стула и прошелся туда сюда перед баром, – так это вам, людям, огромное спасибо. Без ваших историй я был бы всего лишь мифом, глупой сказкой, которой пугают детей. Но деньги меняют все. Ты же сам видел, как загорались глаза у твоих друзей при виде хрустящей купюры, и они сами начинали верить в то, что только что наплели. А тут еще сосед байку расскажет, страшную! Ну как ему не верить, уважаемый все таки человек! Вот так и выходит, Хэнк, Джим меня сюда ПОЗВАЛ, эти милые люди, – бледная холеная рука Айсмэна взмахнула в сторону залы с застывшими посетителями, – ДАЛИ мне СИЛУ, а ты… ты молодец, Хэнк. Ты первый УЗНАЛ меня… Все равно что ключ зажигания повернул…

– И… и что же теперь?

– А теперь мне пора, дело сделано. Но ты, Хэнк, останешься жить потому что ты теперь ЗНАЕШЬ про меня, а значит где-нибудь, когда-нибудь ты обо мне все-таки заговоришь. И тогда я ПРИДУ…

Хэнк поднял голову, что бы посмотреть в лицо этому существу, этому монстру, питающемуся человеческим страхом, но порыв лютого холода сбросил его на пол, и последнее, что он увидел, преодолевая онемение заледеневших ресниц, были глаза Айсмэна, обжигающие холодной белизной…

*****

Ветер гудел в остывающей зале, поскрипывал приоткрытой дверью, наметая перед входом снежные сугробы. Тусклые лампы освещали покрытые инеем столы и окоченевшие тела людей, которым уже не суждено было окончить свой ужин. Намертво примерзшие к столешницам тарелки с заледеневшей едой соседствовали с лопнувшими стаканами и кружками, содержимое которых превратилось в куски разноцветного льда.

Старый Джим стоял, покачиваясь, посреди этого кладбища с застывшим лицом, и только губы его шевелились, шепча то ли молитву, то ли проклятья. Вдруг он вскинул голову, дернулся всем телом, и чуть не упав, бросился к одному из столиков. Да, ему не послышалось! Он склонился над огромным телом лесоруба, аккуратно приподнял его голову и тихо позвал:

– Хэнк… Хэнк!

Веки лесоруба дрогнули, приоткрылись, лицо свело судорогой, но сквозь хрип старик все таки разобрал еле слышное:

– Джим…

– Хэнк! – по щеке старика скатилась одинокая мутная слеза и с негромким стуком упала на пол маленькой светлой льдинкой…

Март, 2001.