Петля и камень в зеленой траве

Петля и камень в зеленой траве
Георгий Александрович Вайнер

Аркадий Александрович Вайнер

Азбука Premium. Русская прозаПетля и камень в зеленой траве #1
Классики русской литературы братья Вайнеры встали на опасный путь, за что вполне могли поплатиться свободой: в самый разгар «застоя» они написали остросюжетный роман «Петля и камень в зеленой траве», в котором разоблачали преступления сталинских и брежневских палачей. Они затронули в книге две максимально запретные темы: оставшиеся без возмездия злодеяния «органов» и «еврейский вопрос». Опубликовать роман удалось лишь в 1990 году.

Прекрасная Суламифь ведет обычную жизнь советской служащей, исследует творчество еврейского поэта Бялика, ее возлюбленный Алеша – писатель средней руки, сын некогда важного чина из всесильного КГБ. У обоих свои тайны, свои горести. Судьбы их семей переплетаются самым удивительным образом. В романе присутствует и трагическая история любви, и увлекательное расследование с погонями и открытиями. Все эти события разворачиваются на фоне серой обыденности, беспредельной лжи. Уродливая действительность, хоть и в относительно «вегетарианское» время, губит любую живую жизнь, всех, кто так или иначе не вписывается в убогие советские стандарты и хочет непозволительного – свободы…

Внимание! Присутствует ненормативная лексика!

Аркадий и Георгий Вайнеры

Петля и камень в зеленой траве

© А. А. Вайнер, Г. А. Вайнер (наследники), 1990

© Оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2021

Издательство АЗБУКА®

От авторов

Известно: у каждой книги своя судьба. И особый интерес вызывают судьбы нетривиальные.

Думается, роман «Петля и камень…» переживает именно такую, необычную судьбу.

Книга была задумана и написана в 1975–1977 годах, когда короткая хрущевская оттепель осталась далеко позади, – в самый разгар брежневского «застоя», в условиях, при которых строить какие бы то ни было политические прогнозы было, по крайней мере, авантюрным легкомыслием.

Все видели, к чему мы пришли; никто не мог сказать – куда мы идем.

Разгул всесильной административной машины, новый культ личности, океан демагогической лжи, в котором утонуло наше общество, нарастающая экономическая разруха, всеобщее бесправие – вот социальная и духовная атмосфера, в которой создавался и которую призван был воссоздать наш роман.

Задача казалась нереальной, тем более что авторы «умудрились» положить в его основу две самые запретные, самые острые, самые неприкасаемые «зоны»: беззаконную деятельность органов госбезопасности того периода и – «еврейский вопрос»! И притом взяли себе принципом описывать правду, одну только правду, ничего, кроме правды…

Роман, судя по всему, был заранее обречен. Он и лежал «в столе» до поры, доступный лишь самым близким людям. С учетом печального опыта гроссмановской «Жизни и судьбы», сохранившейся просто чудом, авторы не показывали рукопись в редакциях, не хранили ее дома, а фотопленку с зашифрованным текстом укрыли в надежном месте, отклоняя лакомые предложения западных издателей, – это уже был горький урок Синявского и Даниэля.

Но рукописи не горят.

И приходит однажды их пора.

    Август 1989 года.
    Москва

Часть первая

Подробности разгадки я не знаю,
Но, в общем, вероятно, это знак
грозящих государству потрясений.

    В. Шекспир. Гамлет

1. Алешка. 9 июля 1978 года. Москва

Я знал, что это сон.

Небыль, чепуха, болотный пузырь со дна памяти. Дремотный всплеск фантазии пьяницы. Судорога похмельного пробуждения.

Но сил прогнать кошмар не было. И не было мысли вскочить, потрясти головой, закричать, рассеять наваждение…

Услышал негромкий стук, даже не стук, а тихий треск расколовшегося дерева. Торчит из двери огромный нож. Кинжал с черненой серебряной ручкой, весь в ржавчине и зелени, еще мелко трясется. И прежде чем он замер, я разглядел на рукоятке выпуклые буквы «SSGG». И хотя я никогда в жизни не видел этого кинжала, я сразу сообразил, что это повестка тайного страшного суда ФЕМЕ. Не шелохнувшись, лежал я на тахте, глядя с ужасом на вестника кары, и пытался сообразить – почему мне? За что?

Дверь неслышно растворилась, и я увидел их. Трое в длинных черных капюшонах с прорезями для глаз и рта. Но обувь у них была обычная – черные полуботинки. И форменные брюки с кантом.

Они молча смотрели на меня, но во сне не нужны слова, мы хорошо понимали друг друга.

– Ты знаешь, кто мы? – беззвучно спросил один.

– Да, гауграф. Вы судьи Верховного трибунала ФЕМЕ.

– Ты знаешь, кто уполномочил нас?

– Да, гауграф. Вас наделили беспредельными правами властители мира.

– Ты знаешь, что мы храним?

– Да, гауграф – вы храните Истину и караете праздномыслов, суесловов и еретиков.

– Ты знаешь символы трибунала ФЕМЕ?

– Да, гауграф. Штрих, шиайн, грюне грас – «петля и камень на могиле, заросшей зеленой травой».

– Значит, тебе известен приговор ФЕМЕ?

– Да, гауграф. Суд ФЕМЕ выносит один приговор – смерть. Но я ведь никогда и ничего…

– Разве? – молча засмеялся судья. – А как хранится тайна ФЕМЕ?

– За четыреста лет никто не прочитал ни одного дела ФЕМЕ, и на каждом архивном пакете стоит печать: «Ты не смеешь читать этого, если ты не судья ФЕМЕ…»

– Ты хотел нарушить тайну ФЕМЕ, – мертво и решенно сказал гауграф.

– Но я ничего не видел! Я ничего не знаю! Я не могу нарушить тайну!..

– Ты хотел узнать – этого достаточно! – молча всколыхнулись черные капюшоны, и сквозь обессиливающий ужас забилась мысль-воспоминание, что я их знаю.

– Я не хочу умирать! – разорвало меня животным пронзительным воплем, но гауграф протянул руку к кинжалу, и обрушился на меня грохот и пронзительный вой…

…Дверной звонок гремел настырно, въедливо. Тяжелыми ударами ломилось в ребра огорченное страхом и пьянством сердце.