Отступники Старого мира

– А отчёт? – спросил я.

– Да хрен с ним, сам твои цифры перепишу.

Я чуть не ушёл, но вернулся к своей куртке. Вытащил из кармана фигурку лани и переложил её в одежду Шиму. Мы вышли из кабинета. Катан направился в телефонную, а я зашёл к себе, чтобы переодеться и взять немного денег. Здесь была какая-то совсем другая атмосфера. Тихая одинокая комната, странно уютная в этой своей тесноте, контрастировала с коридором, постоянно оглашавшимся топотом тяжёлых сапог и разговорами рабочих. Я присел на кровать и обратил внимание, что мой свитер даже спереди оказался в пятнах. Почему-то их вид вызывал у меня чувство усталости. Конечно, я успел здорово переволноваться, но эта усталость была о чём-то другом. И она была настолько тяжёлой, что мне хотелось занять себя хоть чем-нибудь, только бы сбежать от неё.

Я снял свитер и майку, подошёл к раковине и принялся смывать со своей шеи и правой щеки чёрные пятна. Но вода и мыло не слишком помогали. Я достал из шкафчика щётку, которой раньше чистил раковину, и начал тереть кожу, пока не почувствовал боль. Снова умывшись, я поднял голову и посмотрел в зеркало. Небольшой след остался.

А потом я увидел своё до сих пор напуганное лицо. Как-то на автомате я изменил выражение лица: из зеркала на меня снова смотрел бойкий парень. Только вот рот предательски кривился. Мне вдруг захотелось ударить по этой фальшивой роже. Пошло оно всё на хер! День за днём я пытаюсь верить, что всё хорошо, но дела идут только хуже!

Я резко отвернулся от зеркала, но в этот раз мне не удалось перебить свои мысли. Да и сил уже не было. Хотя привычка бежать в повседневные заботы сохранялась. Поэтому я машинально стал делать то, что собирался. Открыл тумбочку, достал свежий комплект одежды и деньги. Положив второй свитер на кровать, я вдруг остановился, разглядывая монеты в руках. Впервые мне бросилось в глаза, что они отчеканены в Лакчами. Мы всё ещё пользовались ими.

Лакчами – родная страна для меня и большинства в Антарте – основала этот проект. Масштабное Освоение заснеженного материка в поисках топлива. В последние месяцы своего правления здесь, очень скоро после моего прибытия, благородные семьи Лакчами начали всё больше и больше усиливать давление на рабочих. Заокеанские правители пытались выжать из Антарты максимум и добились общественного взрыва. Забастовки и бунты быстро переросли в настоящую революцию, по итогу которой мы получили независимость. Мы освободились от бесконечной эксплуатации, чтобы… чтобы что?

Мы начали дышать полной грудью и были полны энтузиазма. Но вот эйфория прошла, а дела в Антарте были далеки от прорыва, на который мы все рассчитывали. Развитие добывающих станций остановилось настолько давно, что здесь накопилось множество проблем. Гораздо больше, чем мы ожидали. Все эти временные решения начинали трещать по швам. До смены власти мы считали, что главная проблема в деньгах, что уходили за океан. Но мы перестали выплачивать «долю Лакчами», а никакого прорыва не произошло. Похоже, революционная администрация только недавно в полной мере поняла, насколько несбыточны наши мечты о быстром преодолении кризиса. Резко понизив смены, «Январь» столкнулся с недостатком средств. А те ужесточения, что он начал вводить в последнее время, всё чаще вызывали ассоциации с дореволюционными временами.

Я закрыл глаза и глубоко вдохнул. Это просто усталость и тревога. Чёрт! Насколько труднее стало держать себя в форме! Неясное будущее после столь яркой надежды давило на нас всех. Сколько времени всё это продлится? Новость об экспедициях вдохновила бы нас, если бы Менаги мог провести их раньше, когда мы только отвоевали свободу. Но сейчас для всех это означало лишь новое ухудшение условий работы.

Мне вдруг стало стыдно. Только мы сами могли позаботиться о себе. Никто не мог обеспечить нам будущее, а именно оно и стояло на кону сегодня. Экспедиции были необходимы – рано или поздно все действующие станции исчерпают запасы. А я жалел себя в этих условиях. Как же трудно отделаться от этого ощущения, что дальше будет только хуже! Нужно мириться с неудобствами. В конце концов, никто не тянул меня остаться. Даже сейчас я мог вернуться домой.

Эта мысль наконец привела меня в чувства. Мне словно под нос сунули нашатырь. Как бы плохо здесь ни становилось, я ни за что не хотел возвращаться в Лакчами.

Я перевёл дух, сунул деньги в карман куртки, оделся и вышел. В коридоре на меня чуть не налетел Шиму. Главный инженер протянул мне заполненный бланк и удалился. Я прошёл по коридору к комнате связи и приоткрыл дверь. В маленькой каморке с голыми стенами, треть которой занимал стол с огромным телефонным аппаратом, теснились Катан и Умак. Скрип двери привлёк внимание начальника станции. Он обернулся и, увидев меня, попросил диспетчера на «Январе» подождать. Катан вышел в коридор и сказал мне:

– Вездеход прогревают. Можешь идти, Ашвар.

Я сделал шаг в сторону, а Катан схватился за лоб и произнёс:

– Погоди! Чуть не забыл! Для новой установки, скорее всего, придётся взрывать породу. Принеси мне бланк запроса.

– Где его взять? – спросил я.

– У меня в кабинете, посмотри в ящике стола. Мне тут не оторваться, нужно договорить с «Январём».

Я вернулся в кабинет Катана и без проблем пролез к столу. Когда я потянул ручку верхнего ящика, он уцепил за собой и нижний. В таком же захламлённом столе, как и всё кругом, я обнаружил кипу пустых бланков. Взяв один, я закрыл верхний ящик, но нижний остался открытым. Я мельком бросил туда взгляд и, к своему удивлению, обнаружил внутри револьвер. Он валялся там вместе с открытой пачкой сигарет и небольшой лакированной коробочкой, на которой красовался герб Лакчами. Ручка револьвера была с инкрустацией: тигриная голова застыла в зверином оскале посреди лиан, переплетающихся между собой и усыпанных цветами.

Мне была любопытна и коробочка, поэтому я аккуратно приоткрыл её. Внутри обнаружилась медаль, покоившаяся на красном бархате. Это была золотая звезда. Насколько я знал, подобные награды выдавали за личное мужество, проявленное в бою. Мы все были в курсе, что Катан участвовал в Патейской войне, но я понятия не имел, что он удостоился таких высоких наград.

Меня ждали дела, поэтому я закрыл коробочку, поставил ящик на место и отправился обратно в телефонную. Начальник станции всё ещё вёл переговоры с «Январём». Я тихо сунул Катану бумагу, за которую он тут же взялся, продолжая слушать диспетчера. Кажется, речь шла как раз о материалах, за которыми меня отправляли. Катан заполнил бланк и закончил разговор. Мы снова вышли в коридор, и начальник станции сказал мне:

– Если насчёт взрывчатки будут жаться, скажи им, что фигу Менаги получит, а не топливо!

Я мрачно усмехнулся, взял бланк и направился к выходу. Позади я услышал голос Шиму, обращённый, по всей видимости, к Катану:

– Ну что там?

– Ничего! – сказал начальник станции. – «Своими силами».

Я обернулся и посмотрел на них.

– Твою мать! – выругался Шиму. – А зэки?

– Сидят за решёткой. Наверно, Менаги – большой гуманист.

Катан хлопнул главного инженера по плечу и сказал:

– Ну, хрена ли делать! Когда мы были не сами по себе?

Они разошлись по своим кабинетам. Я же вышел наружу. Там, у двери, стоял Вайша, который предпочитал курить на открытом воздухе, даже если это предполагало, что он будет торчать на морозе. Увидев меня, он вынул сигарету изо рта и спросил:

– Что? Похоже, такого снова будет больше? – он кивнул на дорожку из пятен, тянущуюся от места аварии к жилому корпусу.

Обратив на них внимание, я вздрогнул. На какое-то мгновение мне показалось, что это кровь. Но наваждение моментально исчезло. Поглядев ещё раз на чернильные пятна, я лишь покачал головой и зашагал к гаражу. Там меня уже ждал прогретый фыркающий вездеход. Ему были чужды наши мрачные предчувствия.

Глава II. Январь

Я снял куртку, не убирая ногу с педали газа. В дороге вездеход прогревался так, что в нём становилось нестерпимо жарко. Но это было плюсом. Громоздкие вездеходы были единственным сухопутным транспортом в Антарте и ещё одним символом прогресса. Автомобили изобрели три десятка лет назад, и они потихоньку завоёвывали популярность по всему миру. Но машины были предметом роскоши, большинство людей всё ещё передвигалось на повозках, запряжённых лошадьми. В Антарте всё было иначе. Гусеничную тягу создали незадолго до начала Масштабного Освоения, и она оказалась идеальным вариантом для местных условий. За всё время проекта Лакчами перевезла сюда больше сотни вездеходов – неслыханное количество. Для нас они были повседневностью. В остальном мире многие вообще не знали о существовании этих машин.

Солнце заволокло облаками. С неба неспешно падали хлопья снега, мгновенно тающие на тёплом лобовом стекле. Мне приходилось постоянно вертеть ручку дворников, чтобы что-то разглядеть и не сбиться с еле различимых дорог Антарты. Белоснежные долины и горные ущелья, тоже засыпанные снегом, однообразно сменяли друг друга. Новичок легко бы заблудился здесь, но за своё время работы в Антарте я научился хорошо ориентироваться на этом маршруте. Секрет был в том, чтобы запомнить куда ведёт поворот за очередным холмом или скалой. На сами дороги полагаться не приходилось – их быстро заносило. Магистральные линии, вроде пути от «Января» до порта или крупнейших станций, были хорошо помечены по всей длине, потеряться там было сложно. На нашей же дороге стояли лишь редкие чёрные столбики.

Сегодня я мог немного расслабиться. Когда я забрался в вездеход на «Заре», внутри уже сидел Нанг – один из рабочих. По пути на «Январь» он тоже посматривал на дорогу. Нанг был старше меня на пару лет и недавно отметил своё двадцатипятилетие. Покрупнее меня, обычно спокойный, но в последнее время постоянно задумчивый и встревоженный. У него на «Январе», как и у многих, была семья. Как-то прослышав, что я собираюсь на центральную станцию, Нанг моментально нашёл Катана и выклянчил возможность составить мне компанию.

– Я уже месяц своих не видел, – жаловался он мне. – А с посменной работой впрягут так, что вообще будет не выехать.

Я усмехнулся про себя, думая о том, что Катан пытался сделать из новых норм какой-то секрет. Вслух же я произнёс:

– Ну воскресенья всё равно останутся.

– Если уж они хотят крутить насосы без остановки по будням, то с чего бы их остановили в выходной?

– Какое-то послабление будет наверняка, – не очень-то уверенно ответил я.

– Не знаю, Ашвар. Думаю, что я своих ещё не скоро увижу. Хорошо хоть, что всё это теперь не зря.

Он умолк на минуту и вытащил из кармана деревянную фигурку мартышки.

– Видал? – довольным тоном произнёс Нанг. – Карапузам везу. Ижу нормально так по дереву работает.

Игрушка и правда была довольно неплохо вырезана. Конечно, она не могла сравниться с теми, что были в моём детстве, но мои были совсем другого класса. Тем не менее работа была тонкой. Ижу сумел запечатлеть мартышку с каким-то забавным выражением, в котором глуповатость смешалась с любопытством.

– Зачем он тут торчит? – продолжал Нанг. – Дома мог бы лавочку открыть и жить нормально.

– Кажется, об этом стоило немного раньше подумать, – заметил я.

– Да уж, это точно, – задумчиво ответил Нанг.

По правде говоря, даже если бы Ижу не поехал в Антарту, а всерьёз занялся игрушками, ему бы всё равно еле удавалось сводить концы с концами. В Лакчами было лишь два вида билетов в хорошую жизнь: военная служба и благородное происхождение. Конечно, исключения всегда можно найти, особенно среди торговцев, но обеспеченные мастера в любом деле были редкостью. Поэтому Антарта до всего этого прессинга со стороны правительства была перспективным направлением. Оплата здесь превышала самые смелые ожидания рабочего класса Лакчами. Впрочем, кого попало сюда не набирали.

Переезд из вечнозелёной страны, значительная часть которой покрыта джунглями, в этот морозный край был большим стрессом сам по себе. Дома мы почти не нуждались в системах обогрева, а здесь всё зависело от сохранения тепла. Любая поломка могла поставить под вопрос жизни людей. Несколько часов без крыши над головой могли убить тебя. Этот край был наполнен неведомой опасностью. Антарта требовала от незваных гостей осторожности, внимания, умеренности и крепких нервов. Передовые технологии сглаживали некоторые углы, но рабочим всё равно приходилось быть готовыми к суровым условиям жизни.