Петербургская Коломна

Район Петербурга, где поселился Толстой, давал ему пищу для интересных наблюдений и любопытных записей. Вот одна из них, сделанная Львом Николаевичем 5 февраля 1856 года, озаглавленная «Сцена пьяного»: «Выходя на Вознесенский проспект, я заметил толпу. Два господина в чуйках выводили пьяного, маленького старичка без шапки, в нанковом сюртуке, и сажали на извозчика, который, главное, требовал, чтобы его подрядили, и закрывал полость. Господа в чуйках были в азарте. Сверху проспекта показался городовой в замшевых перчатках; он шел и поправлял их ладонями. Старичок весь сморщился. Господа в чуйках отошли от извозчика, и повели старичка на тротуар. Городовой: „Что? Буянит, – и длинная история, которую городовой не слушает. – Веди!“ Его повели. Городовой, поправляя перчатки, пошел за ним, как будто гуляя по тротуару, но, подойдя к старичку, он огромным кулаком ударил его в спину и снова стал поправлять перчатки, раз, другой, и опять перчатки. Публика стала расходиться. „Вишь публику собрали!“».

Ведь всего небольшая дневниковая запись, а на самом деле готовая жанровая сцена, проникнутая глубокой жалостью и состраданием к маленькому, забитому жизнью и невзгодами, человеку. Город и дома не интересовали писателя. Его привлекают характер толпы на Офицерской улице, наблюдение ярких уличных сцен.

В начале 50-х годов XIX века особняк Имзена на углу Екатерининского канала и Невского проспекта (№ 21/28) привлек к себе пристальное внимание издателей газет и журналов, восторгавшихся работами первого русского фотографа С.Л. Левицкого. Именно здесь в те годы работало его «Дагерротипное и фотографическое ателье».

Столичный фотограф в буквальном смысле творил чудеса, создавая изумительные портреты известных государственных деятелей, знаменитых литераторов и художников. Он виртуозно освоил первоначальный способ фотографирования, предложенный французом А.Ж. Дагерром в 30-е годы XIX столетия. Фотографирование в ателье Левицкого производилось мастером «светописи» на металлическую пластинку, покрытую слоем йодистого серебра, чувствительного к световым лучам.

С.Л. Левицкий

Сергей Львович Левицкий являлся сыном дяди А.И. Герцена, Льва Алексеевича Яковлева, прозванного «Сенатором». Левицкий поступил на первый курс юридического факультета Московского университета, не чувствуя, по его признанию, «ни малейшего влечения к юридическим наукам». По окончании учебного заведения Сергей Львович в 1839 году определился в канцелярию министра внутренних дел. Он и Герцен служили вместе, в одной канцелярии, под начальством фон Поля.

В то же время Левицкий страстно увлекался дагерротипией и довольно быстро достиг в этом деле высокого мастерства.

М.К. Перкаль в книге «Герцен в Петербурге» приводит интересные сведения о достижениях первого российского фотографа: «В 1843 году два дагерротипа Левицкого с видами Кавказа каким-то образом попали в руки французского оптика Шевалье, получившего за них золотую медаль на парижской выставке. Это была первая в истории фотографии медаль за художественные снимки».

Сергей Львович ввел в обиход слово «светопись». Новый термин вызвал град насмешек. «Я тогда на беду жил и почти ежедневно виделся с литераторами, в том числе с Белинским, Панаевым, Краевским, Языковым, графом Соллогубом. Искренне жалею, что не могу передать всех острот, которые лились на это несчастное, хотя и удачное название „светопись"», – писал знаменитый фотограф.

Левицкий и его «Дагерротипное и фотографическое ателье» в доме Имзена на углу Екатерининского канала и Невского проспекта пользовались в те годы огромной популярностью. Он по праву приобрел известность первоклассного художника-фотографа.

Фирменный знак фотографа Левицкого

Русский фотограф является автором уникальных исторических снимков многих художников, писателей, музыкантов и композиторов. М.К. Перкаль в своей книге о Герцене пишет: «В октябре 1845 года в Риме Левицким был сделан уникальный дагерротип, запечатлевший Н.В. Гоголя в кругу русских художников – Ф.А. Моллера, Н.А. Рамазанова, П.А. Ставассера, А.Н. Мокрицкого и других.

Долгое время об этом дагерротипе ничего не было известно. Лишь в конце 1870-х годов его обнаружил выдающийся русский художественный и музыкальный критик В.В. Стасов. В 1879 году ему удалось опубликовать фотографию с этого дагерротипа в журнале «Древняя и новая Россия». В сопроводительной статье Стасов рассказал о возникновении снимка, дал краткие, но выразительные характеристики изображенных на нем художников. Но Владимир Васильевич ошибочно полагал, что автором данного дагерротипа являлся французский фотограф Перро!

В воспоминаниях Левицкого имеется интереснейшая запись: «Мне пришлось снять группу, в которой участвовал и Гоголь. Экземпляров этой группы очень мало, так как она была снята на дегерротипной пластине в 1/4, с которой трудно тогда было сделать копию. Один из экземпляров попал к многоуважаемому Михаилу Ивановичу Семевскому, который воспроизвел ее фототипией, если не ошибаюсь в „Русской старине“ восьмидесятых годов.

В этой группе участвовали 16 или 17 человек; позировка была на открытой террасе в мастерской Перро; пластина выдержана 40 секунд, но несмотря на долгую позу, центр группы вышел превосходно, края не совсем отчетливо».

Безусловно, рассказанная фотографом история относилась к изображению, которое обнаружил и опубликовал Стасов, да и сам дагерротип подтверждает слова Левицкого, так как на нем изображен автор исторической фотографии рядом с великим русским писателем Н.В. Гоголем.

15 февраля 1856 года по предложению Л.Н. Толстого шестеро писателей, цвет русской литературы, авторы журнала «Современник», направились к дому Имзена, в ателье Левицкого с тем, чтобы сняться вместе.

Групповой портрет авторов «Современника».

Слева направо: И.А. Гончаров, И.С. Тургенев, Л.Н. Толстой, Д.В. Григорович, А.В. Дружинин, А.Н. Островский. Фото С.Л. Левицкого. 1856 г.

А.И. Дружинин по этому поводу напишет в своем дневнике: «Утром, по плану Толстого, сошлись у Левицкого. Я, Тургенев, Григорович, Толстой, Гончаров… Сняли фотографиями наши лица… Общая группа долго не давалась». На исторической фотографии в центре – по старшинству – Тургенев, сзади него стоит Толстой, еще в военной форме. Некрасов отсутствовал по причине болезни. Спустя четверть века журнал «Русская старина» опубликует этот групповой портрет с пространными комментариями. Автор этой журнальной статьи с восторгом отмечал: «Даровитейший фотограф С.Л. Левицкий, двоюродный брат одного из талантливых отечественных писателей и добрый приятель едва ли не всего Олимпа русской литературы, радушно предлагал свое искусство для воспроизведения портретов собравшихся в Петербурге писателей».

25 февраля того же года Лев Николаевич устроил новоселье. К нему, в дом № 5 на Офицерской улице, пришли друзья-литераторы и его однополчанин – кавказский герой, кавалер офицерского Георгиевского креста Ф.Ф. Кутлер. Позже именно его Толстой изобразит в повести «Хаджи-Мурат» под именем Бутлера. А 19 апреля писатель впервые, в доме на Офицерской, прочел узкому кругу друзей свою новую повесть «Два гусара», выстраданную и написанную в этой небольшой квартирке. Более многочисленная аудитория слушателей присутствовала на чтении этого произведения в доме графа Д.Н. Блудова – президента Академии наук, человека, сочувствовавшего всякому прогрессивному движению. По этому поводу Н.А. Некрасов сообщал В.И. Боткину: «Толстой написал превосходную повесть „Два гусара", она у меня будет в номере пятом „Современника“».

16 мая Лев Николаевич записал в дневнике: «Дома укладывался… Завтра встаю рано и устраиваю с квартирой. Еду!» Покинув Петербург 17 мая, Толстой 28 мая был уже в Ясной Поляне. Все хлопоты по ликвидации квартиры на Офицерской улице он оставляет на своего друга – И.Ф. Горбунова, писателя, рассказчика и актера Александринского театра, популярного человека в литературной среде столицы.

Артист И.Ф. Горбунов

Горбунов Иван Федорович, писатель и актер, снискал огромную популярность у публики как мастер устных рассказов из жизни крестьян, мещан и мастеровых. Впоследствии на основе этих рассказов он создавал свои замечательные театральные «сцены из народного быта», юмористические рассказы и очерки.

После его смерти в 1896 году вышло полное собрание сочинений этого неординарного писателя. Дела со сдачей квартиры остались незавершенными, и Льва Николаевича это обстоятельство беспокоило. 12 июня он написал приятелю из Тулы: «Ужасно Вам благодарен, и совестно мне перед Вами, любезный Горбунчик, за хлопоты, которые… навалил я на Вас. Сделайте вот как: ежели Иславин не явится, сдайте квартиру, заплатите за то время, которое она была за мной, и мебель перевезите куда-нибудь, хоть в залог на это время или куда-нибудь к знакомому…» – и обещает выслать незамедлительно деньги со «следующей почтой».

Больше на Офицерской улице Лев Николаевич не жил, хотя часто наведывался сюда, приезжая в Петербург.

Знаменательно, что в начале нового столетия, в 1915 году, в доме № 5 по Офицерской улице, где жил и творил великий русский писатель, открылся книжный магазин «Общественная жизнь», специализировавшийся на продаже книг по русской литературе, науке и искусству.

«НАРУЖНОСТЬ ЕГО БЫЛА ОЧЕНЬ ОРИГИНАЛЬНА…»

На участке современного жилого дома № 6, протяженностью по Офицерской улице в 20 саженей, до 1850 года находился одноэтажный особняк с мезонином, принадлежавший наследникам каретного мастера Ивана Христофоровича Шуберта.

Впоследствии одна из его наследниц, дочь почетного потомственного гражданина, Елизавета Петровна Торшилова, в 1862 году распорядилась воздвигнуть на этом участке большой доходный дом и поручила разработку его проекта талантливому архитектору-строителю А.И. Ланге. Однако по стечению обстоятельств Ланге вынужден был прервать работу над проектом и передал выгодный подряд своему коллеге, архитектору В.Е. Стуккею. По проекту последнего в 1864 году возводится новый четырехэтажный жилой дом. Кстати, в это же время его первый проектировщик архитектор А.И. Ланге, строил по соседству на Офицерской улице дом № 8.

Ул. Декабристов, 6. Современное фото

В 1906 году строение приобрел богатый петербургский промышленник и домовладелец, обрусевший швед Константин Исаевич Розенштейн. Инженер по образованию, владелец завода цементных труб компании «Андре Эллерс», Розенштейн в этот период скупал земельные участки в городе и строил на них доходные дома. В частности, в 1912 году он не без выгоды приобрел два прекрасных больших участка на Петербургской стороне. На одном из них, включенном в проект площади (ныне она носит имя Льва Толстого) на пересечении двух основных транспортных магистралей столицы – Большого и Каменноостровского проспектов, Розенштейн построил красивый многоэтажный жилой дом, привлекающий внимание своеобразием архитектурного решения. Фасад, обращенный на площадь, обработан двумя симметричными шестигранными башнями, поднимающимися выше основного массива дома. Следует отметить, что постройку этого здания начал по собственному проекту будущий его владелец – К.И. Розенштейн, а завершил сооружение архитектор А.Е. Белогруд, использовавший в проекте дома классические образцы, в частности мотивы башен средневековых английских замков.

В 60-е годы XIX столетия в доме № 6 по Офицерской улице снимал квартиру литератор Михаил Ларионович Михайлов. Внук крепостного крестьянина, сын чиновника, он был человеком разносторонне образованным, свободно владеющим несколькими иностранными языками.

М.Л. Михайлов.

Фото 1861 г.

В 1854 году в петербургских журналах публикуются его первые стихи и рассказы. Учась в университете, Михайлов познакомился с Чернышевским, который сразу заметил и высоко оценил выдающиеся способности и душевные качества молодого человека.

В своих воспоминаниях А.Я. Панаева свидетельствует: «Наружность его была очень оригинальна; маленький, худенький, с остренькими чертами лица и с замечательно черными густыми бровями. Веки глаз у него были полузакрыты, в детстве ему делали операцию, но все-таки веки лишены были способности подниматься, вследствие чего глаз почти не было видно. Михайлов носил большие очки; губы у него были до того яркого цвета, что издали бросались в глаза… Михайлов был очень веселого и живого характера».

Делясь своими впечатлениями о М.Л. Михайлове, шестидесятник, публицист и сотрудник «Современника» Николай Васильевич Шелгунов писал: «Как человек Михайлов отличался задушевностью и какой-то женской нервностью; его легко было расстроить и вызвать на глазах слезы. Но это было легко тем, кого он любил. С посторонними или далекими людьми он держал себя с приветливостью, не допускающей особенно близко и даже с оттенком авторитетного достоинства. Точно у него в кармане всегда были колючки, которые он держал наготове…

Михайлов отличался щеголеватостью и обладал особенным талантом, что все на нем выходило как-то хорошо, изящно и опрятно. Этому помогала его тонкая, стройная прямая фигура. Михайлов не был красив, скорее даже некрасив, но он привлекал к себе симпатичностью и сердечностью…».

В конце 1850-х годов М.Л. Михайлов сблизился с Н.А. Добролюбовым и вошел в состав редакции «Современника», где возглавил отдел иностранной литературы, которую прекрасно знал. Статьи о русской и иностранной литературе заняли важное место в его творчестве. Большую известность приобрели его выступления в печати об эмансипации женщин.

Поэт некрасовской школы, Михайлов развивал поэтические традиции декабристов и М.Ю. Лермонтова, а также русское народное творчество. В его наследии – сатира, лирика, песенные интонации. Некоторые его стихи, отмеченные агитационными призывами, гражданской патетикой, действительно стали революционными песнями.

Была еще одна область поэтического творчества, в которой трудно переоценить заслуги Михайлова – это его многочисленные переводы. Простой перечень имен занял бы много места, поэтому назовем лишь самых крупных поэтов: Анакреон, Сафо, Саади, Эсхил, Байрон, Марло, Гете, Шиллер, Шевченко, Петефи, Т. Мур, А. Тениссон, Мицкевич, Бернс, Гартман. Он переводил греческие, австрийские и славянские песни. Задолго до И.А. Бунина Михайлов перевел Лонгфелло. Однако особую славу ему принесли переводы произведений Г. Гейне и П. Беранже. Его переводы «Песен Гейне» А.А. Блок считал «настоящими перлами поэзии». Как у Лермонтова и Тютчева, его переводы становились вполне оригинальными произведениями. Он писал и прозу в духе натуральной школы. Михаил Ларионович был человеком кипучей энергии и широких интересов. В начале 1860-х годов он стал участником революционного подполья. Им написаны две прокламации-воззвания: «Русским солдатам» и «К молодому поколению». Прокламацию «К молодому поколению» отпечатали в «Вольной русской типографии» в Лондоне.

Соратник и друг Михайлова, Н.В. Шелгунов вспоминал: «Михайлов с рукописью прокламации уехал раньше меня – и прямо в Лондон; у меня были другие дела за границей, и я приехал в Лондон, когда прокламация была уже напечатана! Ее было напечатано всего шестьсот экземпляров, и по размеру она была похожа скорее на очень смелую и резкую статью. Теперь вопрос заключался в том, как ее провезти. Хотя таможни в это время были еще не особенно строги, но открыто везти пук прокламаций было все-таки очень доверчиво. Я отклеил в нижней части чемодана Михайлова подкладку, уложил ровно все листы, которые затем накрыл картоном, и тщательно наклеил подкладку. Михайлов благополучно прошел таможенный контроль и в сентябре 1861 года доставил прокламацию в Петербург».

Распространенная в столице и в городах империи, она оказала огромное влияние на умы и чувства молодежи. В листовке утверждалась необходимость самобытного экономического развития России, выборов властей, введения общественного землепользования. В конце сентября 1861 года М.Л. Михайлова по доносу провокатора арестовали. Несмотря на протесты и ходатайства известных русских писателей и поэтов, его предали суду Сената, который приговорил обвиняемого поэта к шести годам каторги и пожизненному поселению в Сибири.

Арест и осуждение Михайлова стали одним из первых репрессивных актов царского правительства по отношению к литераторам.

Н.В. Шелгунов писал: «…Михайлов, сосланный на каторгу, стал святым даже для тех, кто не прочел ни одной его строчки… В воздухе чувствовалось политическое электричество, все были возбуждены, никто не чувствовал даже земли под собою, все чего-то хотели, куда-то готовились идти, ждали чего-то, точно не сегодня, а завтра явится неведомый мессия. Явись такой вождь, наэлектризованная молодежь повторила бы с ним крестовый поход. И вдруг среди этого всеобщего возбуждения неожиданный удар грома и внезапно вырванная жертва. Каждый точно чувствовал в Михайлове частичку себя, и процесс его стал личным делом всякого. Карточки его раскупались нарасхват, у Сената толпились массы, чтобы встретить и проводить его и, если можно, так и взглянуть на него…».

Приговоренного к каторжным работам, Михайлова после унизительного и мрачного обряда гражданской казни, состоявшейся 14 декабря 1861 года на Сытнинской площади Петербурга, отправили на Нерчинскую каторгу, в Забайкалье. Через 4 года каторжных работ, в августе 1865 года, писатель скончался. Ему было всего 36 лет. Потрясенный трагической смертью талантливого писателя и поэта, А.И. Герцен откликнулся в «Колоколе» статьей под заголовком «Убили».

В 70-х годах XIX века в петербургских газетах можно было увидеть рекламное объявление об отличной продукции фабрики и магазина всевозможных ламп. Ламповое заведение предпринимателя Гринберга располагалось на Офицерской улице, в доме № 6, и было основано в 1868 году. Покупателю предлагался широкий ассортимент осветительных приборов: «Лучшие лампы, богатейшие бронзы – люстры, канделябры и прочие осветительные снаряды». Среди прочих «осветительных снарядов» господин Гринберг предлагал также очень дорогие лампы: канделябры золоченой бронзы – за пару до 1400 рублей, люстры с лампами или свечами – до 600 рублей, бра – до 350 рублей, серебряные подсвечники.

В 80-х годах XIX столетия в доме № 6 на Офицерской улице, в квартире 34, поселился известный музыкант и профессор столичной консерватории Сергей Павлович Коргуев. Его имя среди меломанов Петербурга было синонимом блистательного сочетания талантов концертирующего скрипача, утонченного ансамблиста, вдумчивого педагога, передающего свой опыт многочисленным ученикам в области высшей школы скрипичного мастерства. Двенадцать лет он состоял солистом-концертмейстером Придворного оркестра Александра III, около пятнадцати лет возглавлял квартет Императорского Русского музыкального общества, более известный под названием «Ауэровского квартета». Двадцать пять лет профессор вел класс скрипки в Петербургской-Петроградской консерватории.

Лучший ученик профессора Л. Ауэра, С.П. Коргуев по праву занял место концертмейстера симфонического оркестра, впервые созданного из музыкантов, получивших образование в России – выпускников Петербургской и Московской консерваторий. Впоследствии, когда оркестр распутили, Сергей Павлович стал концертмейстером Придворного оркестра Александра III.