Течет река Мойка. Продолжение путешествия… От Невского проспекта до Калинкина моста

Бывший опальный сановник, граф М.М. Сперанский, считавшийся по старой памяти либералом и, вероятно, знавший, что декабристы собирались включить его в члены своего «временного правительства» и забывший о собственном проекте российской Конституции, после поражения восстания в декабре 1825 г. становится ярым приверженцем монархии. Талантливый человек, известный юрист, законодатель и масон теперь открыто призывает к строжайшей иерархической системе управления Империей. Он принял активное участие в работе Верховного уголовного суда, разбиравшего дела декабристов, и прослыл самым педантичным и ревностным участником этого Верховного судилища. Он даже занял в нем лидирующее положение, напоминая председателю суда о более строгом отношении к вынесению приговоров отдельным политическим преступникам. Именно ему доверили 13 мая 1825 г. доложить Николаю I о результатах работы Верховного суда. После доклада Сперанского вернулось царское доверие к опальному сановнику, и не только это: государь поручил ему подготовить проект закона, оправдывающего самодержавное правление российского императора. А в 1833 г. издан свод действующих законов в 15 томах, подготовленных графом М.М. Сперанским.

Николай I

Перепуганный неудавшейся декабрьской попыткой государственного переворота Николай Павлович сознавал реальную необходимость укрепления монархии в Российской империи и незамедлительного совершенствования полицейского аппарата.

Инициатива проведения новой полицейской реформы и организации в столице надежного государственного надзора и сыска принадлежала любимцу Николая I – генералу от кавалерии Александру Христофоровичу Бенкендорфу прибалтийскому немцу.

Он, бывший член масонской ложи Соединенных Друзей, приятель декабристов, сообщил императору о подготовке будущего переворота. 14 декабря 1825 г. генерал А.Х. Бенкендорф на Сенатской площади командовал войсками, расправлявшимися с разбегавшимися повстанцами. Назначенный членом следственной комиссии по делу арестованных декабристов, он не только сблизился с Николаем I, но и сделался его ближайшим другом.

Писатель начала ХХ столетия Г.И. Чулков в своей книге «Императоры» объективно описывает психологические портреты русских монархов и приближенных к ним сановников. По мнению писателя, «именно генерал А.Х. Бенкендорф подал Николаю Павловичу служебную записку о реформе полиции, в которой перечислил надлежащие меры для своевременного раскрытия правительственных заговоров и бунтов. К подобным мерам приятель императора в первую очередь относил: „Вскрытие корреспонденции, составляющее одно из средств тайной полиции и притом самое лучшее, так как оно действует постоянно и обнимает все пункты империи. Для этого нужно лишь иметь в некоторых городах почтмейстеров, известных своей честностью и усердием“…» С этого надо начать, но этого мало – нужны доносчики. На кого же можно рассчитывать? Бенкендорф точно, оказывается, знал, из кого состоит эта категория полезных самодержавных людей: «Злодеи, интриганы и люди недалекие, раскаявшись в своих ошибках или стараясь искупить свою вину, доносчики, будут, по крайней мере, знать, куда им обратиться <… > Министру полиции придется путешествовать ежегодно, бывать время от времени на больших ярмарках, при заключении контрактов, где ему легче приобрести нужные связи и склонить на свою сторону людей, стремящихся к наживе». Заключая предложения генерала А.Х. Бенкендорфа, Г.И. Чулков с иронией отмечает, что тот «обеспечил себе помощь подобных ревнителей монархической идеи – гоголевских почтмейстеров, людей, „стремящихся к наживе“, бывших „злодеев“, интриганов и глупцов – полиция должна употребить всевозможные старания, чтобы приобрести нравственную силу, которая во всяком деле служит лучшей гарантией успеха».

Одобренная императором Николаем I записка Бенкендорфа послужила основой создания знаменитого Третьего отделения Собственной Его Величества Канцелярии. Исполнительным органом новой тайной службы Российской империи стал по указу царя Отдельный корпус жандармов, шеф которого – генерал А.Х. Бенкендорф – возглавил Третье отделение.

Историки полагают, что на желательное местопребывание «центральной шпионской конторы» в столице указал ее шеф – А.Х. Бенкендорф, объяснивший государю свой выбор: «У Красного моста, на левом берегу реки Мойки, вблизи оживленной Гороховой улицы является идеальным местом – не на виду у любопытных горожан и в то же время в непосредственной близости к одной из главных петербургских магистралей». Сердечно благодаря императора за столь высокое служебное назначение, шеф жандармов не преминул спросить государя о его мнении по поводу задач Третьего отделения. Говорили, что на подобный вопрос Бенкендорфа Николай Павлович загадочно улыбнулся и протянул ему носовой платок с дружеским наставлением, что единственная цель новой организации заключается в осушении слез невинно обиженных. Император оказался провидцем, ибо вскоре всем стало известно, что именно по вине этого учреждения действительно было пролито немало слез.

Расположившись в начале 1830-х гг. на набережной Мойки, в доме Таля, на участке сегодняшнего многоэтажного дома № 58, Третье отделение «Собственной Е.И.В. канцелярии» стало выполнять роль «всевидящего и вездесущего царского ока». Столица в короткое время наполнилась агентами, шпионами, проникавшими всюду. В сферу наблюдений сотрудников этой «шпионской конторы» входили семейная и общественная жизнь, личные разговоры и споры, гостиницы, рестораны, чайные и кабаки. Под всевидящее око агентов «шпионской конторы» попадали дворянские балы, дружеские пирушки, различные общества, клубы, театры и даже церкви. Современники стали отмечать, что где бы они ни находились, с кем бы ни встречались, то неизменно замечали какого-нибудь незнакомца, зорко следящего за вами или разглядывавшего кого-либо.

Основными задачами Третьего отделения являлись политический сыск и слежка не только за действиями, но и за мыслями жителей Российской империи. Роль политической полиции выросла необыкновенно. Офицеры жандармского корпуса наделялись правами абсолютного контроля за всеми сторонами жизни, а глава политического сыска граф Бенкендорф – шеф Корпуса жандармов и Третьего отделения – становится отныне лицом, наиболее приближенным к императору.

В 1826 г. в России установилась своеобразная военно-полицейская диктатура с полной централизацией распорядительной и исполнительной государственной деятельности.

В составе Императорской Канцелярии 31 января 1826 г. учредили Первое и Второе отделения, а 3 июля того же года и Третье отделение. 26 октября 1828 г. к их числу добавили Четвертое отделение, 29 апреля 1836 г. – Пятое отделение. Наконец, 30 августа 1842 г. в состав Императорской канцелярии ввели Шестое отделение. Отметим, что каждое из них являлось самостоятельным учреждением, подчиняющимся напрямую императору.

Первое отделение заведовало отчетностью императору всех министров, подготовкой указов по наградам, пенсиям и иным гражданским делам.

Второе отделение императорской канцелярии ведало законодательными государственными актами и указами.

Третье представляло собой орган политического сыска и следствия («Центральная шпионская контора»). В его структуре существовало пять «экспедиций». Первая ведала политическим сыском, вторая – делами раскола, сектантства и уголовными преступлениями, третья – курировала контрразведку и вела наблюдения за иностранцами, четвертая экспедиция вела крестьянские дела и занималась проблемой профилактики крестьянских волнений и бунтов. И, наконец, пятая экспедиция Третьего отделения контролировала всю издательскую деятельность в Российской империи.

Четвертое отделение «Собственной Его Императорского Величества канцелярии» вело контроль за деятельностью благотворительных организаций Российской империи и за женскими учебными заведениями.

Пятое отделение занималось разработкой реформ о государственных крестьянах, а шестое специально организовали «для водворения в Закавказье прочного устройства».

Объем работы Третьего отделения, утвержденный императором Николаем I, выглядел безгранично обширным и весьма ответственным. Оно являлось по своей сути «государевым оком», пользующимся неограниченными полномочиями. Царь требовал от Бенкендорфа строжайшего контроля за всеми формами общественной и политической жизни в империи, всей информации о них во всех подробностях и деталях. Начальник Третьего отделения был обязан чуть ли не ежедневно информировать императора о политических настроениях и экономическом состоянии в губерниях, о любых крестьянских и рабочих волнениях и т. д.

В доме предпринимателя Таля на набережной реки Мойки, 58, располагался официальный штат сотрудников Третьего отделения, в подчинении которого находились жандармы, полиция, а позже и Отдельный корпус жандармов. Подбор официального штата служащих Третьего отделения проводился с особой тщательностью и ответственностью. Штатные чины работали в условиях жесткой личной дисциплины и персональной ответственности. Они обязывались докладывать руководству Третьего отделения о всех происшествиях, случившихся лично с ними или с их коллегами по работе. Под их началом находились многочисленные тайные агенты, провокаторы и завербованные внештатные сотрудники из различных социальных и профессиональных категорий населения, выискивающие везде крамолу. От них также требовалась жесткая дисциплина и активность. За огрехи в работе, не взирая на звания и общественное положение, каждому доставалось суровое порицание и весомое предупреждение о наказании. Даже такой активный агент Третьего отделения, как Фаддей Булгарин, – журналист и писатель, издававший газету «Северная пчела» и журнал «Сын Отечества», регулярно писавший доносы на русских литераторов, в страхе выслушал гневный и нелицеприятный «разнос» шефа жандармов А.Х. Бенкендорфа после публикаций в своей газете «Северная пчела» очерка «О непостоянной и нездоровой погоде петербургского климата». Глава Третьего отделения учинил перепуганному издателю выговор: «Ты о чем там нахрюкал, свинья! Климат императорской резиденции бранишь! По-твоему, погода в столице непостоянная и несколько вредная… Смотри!»

Особой заботой шефа жандармов А.Х. Бенкендорфа, а после его смерти в 1844 г. – его преемников графа А.Ф. Орлова и генерала Л.В. Дубельта, были российские писатели, критики и журналисты. После утверждения императором Николаем Павловичем в 1826 г. нового цензурного устава цензура подпала под жесткий и весьма бдительный контроль Третьего отделения, а сами цензоры автоматически превращались в осведомителей жандармерии.

Сотрудники Бенкендорфа действовали весьма профессионально, тонко вербуя в число своих агентов и осведомителей видных литераторов, известных владельцев популярных печатных изданий.

Теперь каждодневная жизнь великих русских писателей зависела от Третьего отделения. А.С. Пушкина постоянно приглашали в эту «центральную шпионскую организацию» для объяснений, выслушивания выговоров, «отеческих» внушений и наставлений. Бенкендорф своей рукой наносил резолюции на личных письмах великого русского поэта: «К сведению», «К делу», «Это позволено», «Разрешается» и т. д. и т. п.

Неотвязный взгляд «всевидящего ока» незримо сопровождал творчество знаменитых писателей России. Пушкинист Б.Л. Модзалевский писал, что «отныне Бенкендорф стоял возле Пушкина, бдительно следя за каждым его словом и движением, держа его в своих мягких, но цепких руках».

Александр Христофорович Бенкендорф

Начальник Третьего отделения граф А.Х. Бенкендорф приезжал на набережную реки Мойки в арендуемый у Христофора Таля дом обычно рано утром, с Малой Морской улицы, где имел собственный дом. По воспоминаниям современников, на столе в его кабинете всегда лежали в строгом порядке толстые папки с тайными сообщениями, доносами, вскрытыми письмами, похищенными документами.

По свидетельству барона Корфа, шеф жандармов, предназначенный «отечески» опекать русское общество, «имел самое поверхностное образование, ничему не учился, ничего не читал и даже никакой грамоты не знал порядочно, но зато он был верный и преданный слуга царю. И Николай I любил его. Во время его болезни в 1837 г. император проводил у его постели целые часы и плакал над ним, как над другом и братом».

Портрет Николая I нельзя нарисовать с достаточной убедительностью, если не поставить рядом с ним его спутника и любимца. Этот, даже по словам сочувствующего ему Греча, «бестолковый царедворец <… > добрый, но пустой», пользовался всеми прерогативами верховного жандарма. «Наружность шефа жандармов, – писал Герцен, – не имела в себе ничего доброго; вид его был довольно общий, соответствующий остзейским дворянам и вообще немецкой аристократии. Лицо его было измято, устало, он имел обманчиво-добрый взгляд, который часто принадлежит людям уклончивым и апатичным. Может, Бенкендорф и не сделал всего зла, которое мог сделать, будучи начальником этой страшной полиции, стоящей вне закона и над законом, имевшей право мешаться во все, – я готов этому верить, особенно вспоминая пресное выражение его лица…»

Будучи сластолюбцем и ловеласом, этот друг императора всегда был занят мечтаниями или воспоминаниями об альковных приключениях и не в состоянии был сосредотачивать свое внимание на каком-нибудь деле. Но петербургские обыватели были невзыскательны. Являться к Бенкендорфу на прием было совершенно бесполезно. «Он слушал ласково просителя, ничего не понимая… <…> но публика была очень довольна его ласковостью, терпением и утешительным словом». В своих записях Бенкендорф тоже очень хвалит себя и нисколько не сомневается, что он стоит «на славном посту, охраняя нравственность».

Интересной исторической личностью являлся и начальник штаба Корпуса жандармов Леонтий Васильевич Дубельт – человек с биографией, схожей с жизнеописаниями многих членов Тайных обществ. Боевой офицер и героический участник Отечественной войны 1812 г., раненный в сражении на Бородинском поле. Член масонского общества с репутацией отъявленного вольнодумца, адъютант знаменитых генералов Отечественной войны: от инфантерии – Д.С. Дохтурова – командира корпуса при Бородине, и от кавалерии – Н.Н. Раевского – командира корпуса, геройски сражавшегося под Смоленском и Бородином.

Начав службу в армии в возрасте 15 лет в чине прапорщика, в 20 лет он уже подполковник. Примкнув к южным декабристам, дружил с Михаилом Орловым и Сергеем Волконским, являлся членом сразу трех масонских лож. После событий 14 декабря 1825 г. он подпадает под следствие вместе с декабристами, однако обвинений, выдвинутых против него, оказалось недостаточно, его реабилитировали, но отправили в отставку. Бездеятельное существование отставного полковника оказалось для Дубельта невыносимым. Он приезжает в Петербург, чтобы найти применение своим силам и неуемной энергии.

Через приятеля Львова Леонтий Васильевич получает предложение от графа Бенкендорфа перейти на службу с тем же полковничьим чином в Третье отделение. Вербовка шефом жандармов в штат своей службы недавнего свободолюбца была рассчитанным и верным приемом Бенкендорфа – вовлечение в штат полицейского аппарата лица благородного сословия из офицеров-вольнодумцев. В сотрудники Третьего отделения Бенкендорф приглашал даже А.С. Пушкина, предлагая ему сотрудничество при обращении поэта за разрешением ехать в армию. При этом шеф жандармов поставил поэту условие отправиться в действующую армию чиновником канцелярии Третьего отделения. Александру Сергеевичу после этого оставалось лишь поблагодарить графа за столь высокую честь и отказаться от подобной милости.

Но подозреваемый в причастности к декабрьскому восстанию полковник Дубельт принял предложение Бенкендорфа и без особых душевных терзаний сменил армейский мундир на жандармский и за короткий срок сделал головокружительную карьеру.

В 1835 г. Леонтий Васильевич назначается начальником штаба Корпуса жандармов и заместителем шефа жандармов А.Х. Бенкендорфа, а через четыре года, в 1839 г., сам возглавляет Третье отделение Его Императорского Величества Канцелярии и становится доверенным лицом Николая I.

Должность главы политического надзора почти полностью изменила вольнолюбивый характер и неуемную говорливость участника Отечественной войны 1812 г., не вытравив у Дубельта лишь циничного презрения к своим агентам и платным осведомителям, получавшим за свои доносы символические «тридцать серебряников».

Леонтий Васильевич Дубельт

В «Былом и думах» А.И. Герцен писал о начальнике Третьего отделения Л.В. Дубельте: «Леонтий Васильевич – лицо оригинальное, он, наверное, умнее всего Третьего и всех трех отделений собственной канцелярии. Исхудалое лицо его… усталый взгляд, особенно рытвины на щеках и на лбу ясно свидетельствовали, что много страстей боролось в этой груди, прежде чем голубой мундир победил, или, вернее, накрыл все, что там было. Черты его имели что-то волчье и даже лисье, то есть выражали тонкую смышленость хищных зверей вместе с уклончивостью и заносчивостью. При всем этом он был всегда учтив».

По мнению А.И. Герцена, он сразу же раскусил лицемерие этого жандарма, умеющего скрывать свои чувства под маской учтивости и благосклонности. Они поняли друг друга. Недаром Дубельт выходил из себя при одном упоминании имени Герцена. В записках И.В. Селиванова отмечается, что «вслед за упоминанием им имени Герцена Дубельт вспыхнул, как порох, губы его затряслись, на них показалась пена.

– Герцен! – закричал он с неистовством. – У меня три тысячи десятин жалованного леса, и я не знаю такого гадкого дерева, на котором бы я его повесил».

Полагают, что именно Дубельт окончательно сформировал жандармский аппарат, создав оригинальный тип «благородного, учтивого и сентиментального жандарма», по отношению к которому общественное мнение стало довольно терпимым. С точки зрения многих, теперь даже рядовые жандармы являлись «цветом учтивости».

В столице всем было известно, что Дубельт проявлял интерес к литературе и пребывал в весьма дружественных отношениях с В.А. Жуковским, но одновременно довольно нелестно отзывался о прочих петербургских литераторах. В столичных литературных салонах пересказывалась знаменитая реплика, высказанная как-то шефом жандармов Л.В. Дубельтом в адрес писателей: «Всякий писатель есть медведь, которого следует держать на цепи и ни под каким предлогом с цепи не спускать, а не то сейчас же укусит!»

С годами шеф Третьего отделения все чаще связывает свою работу с литературными делами, ибо в своем ведомстве он считается одним из самых просвещенных. Особым объектом наблюдения среди литераторов считался А.С. Пушкин. Глава Третьего отделения относил его к наиболее опасным и вредным для общества неблагонадежным вольнодумцам. Поэта окружила целая армия агентов-наблюдателей из числа коллег по литературному цеху и явных агентов жандармского управления – цензоров. Дубельт, так же как и его предшественник Бенкендорф, невзлюбил поэта и не считал его поэзию полезной.

Уже после смерти А.С. Пушкина издатель Краевский вспоминал, как Дубельт выговаривал ему: «Что это, голубчик, вы затеяли, к чему у вас потянулся ряд неизданных сочинений Пушкина? Э-эх, голубчик, никому-то не нужен ваш Пушкин… Довольно этой дряни, сочинений-то вашего Пушкина при жизни его напечатано, чтобы продолжать и по смерти его отыскивать „неизданные“ его творения, да и печатать их! Нехорошо, любезнейший Андрей Александрович, нехорошо…»

В конце 1838 г. Третье отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии выехало из дома Таля на набережной реки Мойки и разместилось на набережной Фонтанки у Цепного моста (современный адрес – наб. р. Фонтанки, 16). Дом этот сохранился в перестроенном виде до наших дней. В особняке же предпринимателя Христофора Таля до 1862 г. еще оставались корпус жандармов и Главная императорская контора. В 1839 г. генерал-майор Леонтий Васильевич Дубельт становится управляющим Третьего отделения с сохранением должности начальника штаба Корпуса жандармов. Он занял одну из главнейших должностей империи. Судьба была благосклонна к Дубельту. Он пережил всех своих соперников по службе и многих подопечных.

Уже на склоне лет Дубельт получает письмо от своей супруги Анны Николаевны из имения Рыскино. Она в восторге пишет: «…твое имя гремит по всей России, меня все любят и слушают в здешнем углу…» Кроме того, жена в апреле 1852 г. сообщает мужу: «Идут приготовления к браку сына Михаила с дочерью Александра Сергеевича Пушкина – Натальей

Александровной, живущей со своей матерью Натальей Николаевной и отчимом генералом Ланским».

К осени свадьба была уже решенным делом и даже одобрена самим императором. Сын главного российского жандарма женится на дочери поэта-вольнодумца. Родство с дочерью Пушкина не приводит Дубельтов к добру. Молодожены затевали неслыханные ссоры и сцены. Михаил Дубельт нещадно бил свою супругу и этот брак вскоре завершается разводом.

После смерти Николая I новый император Александр II назначает шефом жандармов князя Василия Долгорукова. Дубельт же возводится в чин полного генерала, увольняется в отставку и уезжает в свое имение. Его имя, еще совсем недавно повергавшее многих в трепет, постепенно забывается.

В начале 1880-х гг. наследники Христофора Таля и его вдовы разделили между собой огромный земельный участок, выходящий на левый берег реки Мойки и Гороховую улицу в непосредственной близости от Красного моста, на причитающиеся им наделы, и приступили к ремонтным работам некоторых зданий, к их надстройке коммерческими доходными этажами и сдаче отдельных строений в аренду.

Именно тогда богатый петербургский коммерсант А.В. Контан арендовал у одного из наследников Х. Таля дом № 58, ранее занимаемый Третьим отделением Е. И. В. Канцелярии, отремонтировал его и открыл в нем популярный ресторан «Контан».

Правда, просуществовал этот ресторан в стенах бывшей «центральной шпионской конторы» сравнительно недолго, и не в этом здании он стал знаменитым фешенебельным рестораном Санкт-Петербурга, вошедшим в четверку элитных заведений на Мойке, о которых с ностальгией вспоминали наши земляки в далекой эмиграции. У Николая Агнивцева в цикле стихов, объединенных названием «Блистательный Санкт-Петербург», есть такие строки: