Сказки полнолуния. Сборник новелл

Вопреки моим представлениям, картины, что были написаны после смерти жены Норвилла, он не повесил на стены, а сложил в небольшом чулане, сделав так, чтобы они друг друга не касались.

Пришлось повозиться, перенося полотна в галерею, но я сам настоял на этом.

– Это очень важно, мистер Норвилл.

Он был крайне удивлен. Я уже чувствовал, что еще одна моя выходка и он зарычит на меня как озлобленный голодный пес.

В моей практике клиенты очень часто не понимают разных мелочей и тех тонкостей, что присущи моей работе. Сначала они просто удивляются, потом начинают сомневаться, нормален ли я, и в отдельных случаях, брезгливо морщатся, пытаясь выставить меня за дверь, невзирая на уплаченный мне аванс. Я не всегда поступаю одинаково. Бывали случаи, когда я уходил, не собираясь спорить, но обычно я проявляю терпение и уговариваю не мешать мне.

Сейчас я попросил своего нанимателя выставить все четыре картины в один ряд у стены и непременно в той последовательности, какой они были написаны.

Норвилл сделал так, как я сказал, но я обратил внимание, что в его действиях сквозила раздражительность. Он делал все нехотя, как будто уже совсем разочаровался во мне и жалел, что позвонил Джону Морсби.

Первая картина представляла собой абстракцию. Я довольно посредственно разбираюсь в живописи, но здесь все было ясно сразу. Красивый дом был нарисован в правильных пропорциях, а из-за него торчало какое-то немыслимое нагромождение, как будто это был другой дом, только полностью перекрученный и кривобокий. Грациозность и красота в соседстве с уродством и бессмыслицей. Странное творение рук человеческих. Я испытал нечто вроде отторжения от этой картины, но когда я перешел ко второму полотну, мне почему-то снова захотелось еще раз взглянуть на первое, что я и сделал. Те же ощущения.

Норвилл с удивлением наблюдал за мной, очевидно, укрепляясь во мнении, что я ненормальный. Меня это мало трогало в эту минуту. Я просто выполнял свою работу и делал то, что делаю всегда. Смотрю и думаю.

Вторая картина была немного проще и не такая отталкивающая. Ветер разносил в клочья могучие деревья в лесу и, если бы сюжет ограничивался только этим, картину можно было считать вполне обычной. Все дело в том, что с правой стороны от леса из-за горизонта торчала огромная человеческая голова и ветер рождался из ее ноздрей. Сумасшествие чистой воды! По-моему, самому Норвиллу пора было обращаться за консультациями в соответствующее лечебное заведение. Вместо этого он все так же таращился на меня, стараясь понять, что в моей голове.

Следующий пейзаж представлял собой поле, где юноша, воздев к небу руки, пытался ловить летящие из облаков дары. Это было золото, серебро, бриллианты и другие драгоценности. Картина мне понравилась, не вызвав отрицательных эмоций, но, к моему удивлению, я не испытывал ни малейшего желания смотреть на нее еще раз, по крайней мере, прямо сейчас.

И, наконец, последний труд знаменитого художника Джулиана Норвилла был снова странен и причудлив по своему замыслу. Подвешенный на дерево вверх ногами человек, изо всех сил пытался увернуться от нескольких злодеев, метавших в него ножи. Несколько штук уже валялись на земле, очевидно не достигнув цели, но и у жертвы, лицо было рассечено большим уродливым шрамом.

Я отстранился от созерцания творений художника и Норвилл заметил это.

– Что скажете, господин детектив? – спросил он, едва сдерживая нетерпение.

Это был непростой вопрос и всякий на моем месте начал бы что-нибудь говорить в том духе, что постарается найти улики и что-то разнюхать. Да, как-то так. Но я, как вы уже знаете, не был из такой породы людей.

– Я склоняюсь к тому, что сообщу вам имя убийцы уже завтра утром. Во всяком случае, я почти уверен, что сделаю это.

Выразился я несколько витиевато и не слишком точно, но что делать, я не силен в дипломатии и говорю то, о чем думаю в данную минуту.

Он, конечно, не поверил мне. Сколько бы Джон Морсби не внушал своим клиентам, что я блестящий аналитик и волшебник, никто не хотел верить в это по-настоящему.

– Что вам для этого нужно? – все-таки спросил он, видимо не желая спорить и соглашаясь подождать до утра без ненужных расспросов.

– Я бы хотел переночевать у вас в гостиной, но при этом, чтобы кроме портрета вашей жены, туда были перенесены и эти картины.

Он чуть не спросил, зачем это нужно, но потом, одумавшись, просто кивнул мне. Я видел, что теперь он точно жалеет, что связался со мной.

***

Пока мы перетаскивали картины в гостиную, я успел еще раз посмотреть другие полотна Норвилла, висевшие в коридоре и даже отметил про себя, насколько роскошными они были. Три картины из жизни Римской империи, включая извержение вулкана и несколько работ на библейские темы. Картины были яркими, красочными, как будто он закончил их писать только вчера и вывесил в свою галерею, не дав просохнуть.

Теперь в гостиной было пять картин. Они стояли в ряд возле той стены, где совсем не было мебели. Теперь я мог видеть их все разом.

Норвилл сказал, что уже поздно и, пожелав мне спокойной ночи, ушел.

Я прикрыл за ним дверь и зажег самый яркий свет, какой было возможно зажечь в этом помещении. И подошел сначала к портрету миссис Норвилл. Я чувствовал, что ключ к загадке именно в нем. Что здесь можно было увидеть? Портрет симпатичной женщины средних лет. Норвиллу было пятьдесят три года, как он сам сказал, его жене тридцать шесть, стало быть, учитывая, что со дня ее смерти прошел целый год, разница в возрасте между ними была шестнадцать лет. Это немало, но в подобных случаях, когда более старый супруг очень богат, такое встречается довольно часто.

Почему она вышла за него замуж? Может быть, она польстилась на его деньги? Возможно, хотя на портрете она не выглядела подобного рода особой. Тут было что-то другое. Я чувствовал, что их союз не строился на одном лишь восхищении почитателя своим кумиром.

Я снова и снова смотрел на этот портрет, вглядываясь в глаза Аделины Норвилл. Разумеется, портрет был написан с натуры. Миссис Норвилл смотрела в глаза своему мужу, когда позировала ему. И это не был взгляд любящей жены. В нем чувствовалась какая-то холодность и даже усталость. Похоже на то. Она, вероятно, устала от этих отношений. Неравный брак с человеком из общества, богатым и своенравным, безусловно, угнетал ее.

Неужели это все-таки самоубийство?

Нет! И я наверняка узнаю об этом из остальных картин. Я чувствую это всем своим нутром. На меня опять находило вдохновение и моя интуиция начинала работать в полную силу. Я просто обожаю такие моменты. В подобные минуты я чувствую себя всемогущим провидцем. Впрочем, довольно самолюбований, пора заняться серьезным делом.

Итак, что может означать картина, где изображены два дома? Один красивый, другой – полная противоположность.

Я задумался и мысли сами собой навеяли воспоминание, как несколько часов назад я ехал вдоль вереницы домов к особняку Норвилла. Что, если один из этих домов – это дом самого Норвилла? И конечно тот, который был изображен красивым. Свое жилище изображать в уродливом виде Норвилл не стал бы, и как художник, и как хозяин. У него просто не было к этому видимых оснований. Значит, красивый дом, это почти наверняка его собственный дом. Тогда выходило, что второе строение, прекрасное лишь своей кривизной и выглядывающее из-за дома Норвилла, это конечно соседний дом. Других не было видно. И обычно у дома бывают два соседних и мне пришлось бы гадать, какой именно тут был изображен, но в данном случае мне повезло. Дом Норвилла был последним, а значит, уродливым домом мог быть только тот, что стоял справа, ибо слева вообще ничего не было. Пока все вырисовывается именно так, если конечно моя теория верна.

– Ладно, отставим на время эту картину и посмотрим следующую более внимательно, – сказал я вслух.

Я долго, очень долго всматривался в нанесенную красками на холст бурю. Она рождалась из ноздрей гигантской головы. Ветер шел именно из головы. Как только я мысленно произнес эту фразу, я сразу же уловил ассоциацию с известным выражением «ветер в голове». Норвилл ясно показывал на это явление и мне оставалось понять, кого он имел в виду. Неужели свою собственную жену? Ведь он говорил о ней исключительно в восторженных тонах.

Я оставил в покое и эту картину, узнав из нее уже достаточно много. У меня еще будет время вернуться к ней, когда я пойму основную мысль, заложенную в двух остальных. Кстати, само по себе, то обстоятельство, что Норвилл зашифровал в своих картинах определенную информацию, было очень интересным явлением, хотя в моей практике и было нечто подобное. Только в предыдущем случае, молодой писатель написал рассказ, где сам того не ведая, указал мне на похитителя своей сестры.

Юноша, молящий о чем-то и получающий дары с неба, мог означать только то, что кто-то, например, миссис Норвилл, что-то просила у некоего лица и получала это. Золото и деньги могли быть просто аллегорией, но вполне возможно, что это происходило буквально. Больше на этот счет у меня не было никаких мыслей. Я понял, что эта картина не является основной и только дополняет остальные, хотя, если подумать, то и предыдущая работа Норвилла, по сути, была такой же.

Картина с подвешенным за ноги юношей навела меня на мысль, что некто понес наказание за свои деяния в виде рассеченной щеки. Это была своего рода казнь, однако из изображения на холсте не становилось понятным, как закончилась эта экзекуция для провинившегося.

Я еще раз просмотрел все картины, включая портрет и развалившись на диване, стал думать. Если у миссис Норвилл был тайный друг, о котором не знал ее муж, то вполне возможно, что именно он по какой-то причине убил ее при помощи яда или заставил его выпить. Я был почти уверен, что Аделина Норвилл была неверна своему супругу. Ее взгляд при позировании был недвусмысленным, а те картины, что написал сам Норвилл уже после смерти жены, были лишь выплеском его подсознания. Он просто перенес на холсты то, о чем боялся догадываться сам и что никогда не сказал бы мне или кому-то еще.

В моей голове выстраивалась определенная картина. Уставшая от спесивого мужа жена, молодой любовник, живущий где-то рядом и что-то обещавший ей и человек, которому было уготовано наказание за какие-то грехи.

Я еще долго думал обо всем этом, пока не захотел спать. Сон наступил так внезапно, что я едва успел лечь горизонтально. Так иногда бывает со мной в полнолуние. Что ж, отдых мне сейчас не помешает.

Мне снились какие-то кошмары, кто-то преследовал меня, злобно грозил чем-то, мне совали банкноты прямо в лицо, злорадно смеясь, вокруг суетились полицейские от обычных констеблей до высших чинов Скотланд-Ярда. Это было невообразимое месиво фантазий и мыслей.

***

Меня разбудил сам Норвилл. Он энергично тряс мое плечо, как будто я обещал ему подняться на ноги точно в определенное время и не выполнил своего обещания.

– Вы спали одетым? – спросил он меня, когда я перешел из горизонтального положения в вертикальное.

– Да, некоторым образом.

– Вы обещали сказать мне, кто убил мою жену.

– Я помню об этом. И хотел бы сначала задать вам несколько вопросов, если вы не возражаете.

Он улыбнулся как-то не по-доброму, но согласился.

– Вы можете спрашивать. Что вас интересует?

– Кто живет в соседнем доме?