История мировой цивилизации

Великое лето Земли Средне-Кайнозойского периода начинало приближаться к концу. Ему суждено было последовать за двумя другими великими эпохами истории жизни: летом Века каменно-угольных болот и летом Века пресмыкающихся. Еще раз Земля приблизилась к Ледниковому периоду. Мир охладился, потом временно стал теплее, потом опять охладился. В теплом климате прошлого гиппопотам бродил среди богатой субтропической растительности, и огромный тигр с клыками, напоминающими сабли, – саблезубый тигр – охотился за добычей в той местности, где теперь торопливо снуют журналисты Флит-Стрита. Суровый век сменяется еще более суровым. Отбор и вымирание видов происходит в огромном масштабе. Появляется косматый носорог, приспособленный к холодному климату, большой косматый мамонт, родственный слону, полярный мускусный бык и северный олень. И вот, век за веком, сползал все ниже к югу ледяной покров, жестокая смерть великих ледниковых периодов. В Англии он достиг почти берегов Темзы; в Америке спустился до Огайо. На несколько тысячелетий на Земле наступали более теплые времена, потом вновь она возвращалась к жестокому холоду.

Геологи говорят об этих земных эпохах, как о первом, втором, третьем и четвертом Ледниковых Периодах, а о перерывах, как о Межледниковых. В настоящее время мы живем в мире, оскудевшем и отмеченном этой страшной зимой. Первый Ледниковый Период наступил 600 000 лет тому назад; четвертый достиг своего крайнего сурового предела около 50 000 лет тому назад. И в снегах этой длинной мировой зимы жили первые человекоподобные существа нашей планеты.

Около середины Кайнозойского периода появились различные обезьяны с некоторыми получеловеческими чертами – челюстью и костями ног; но только приблизительно с Ледникового Периода мы находим следы существа, которое можно назвать «почти-человеческим». Эти следы были не кости, а предметы обихода. В Европе, в залежах этого периода, т. е. в залежах, которым около

/

миллиона или 1 миллион лет, мы находим кремни и камни, по-видимому, обточенные каким-то существом, обладающим руками, с целью вбивать что-либо, скоблить или драться острым краем. Предметы эти названы «эолитами» (камнями рассвета). В Европе не находили костей или других остатков того существа, которое обделывало эти предметы. Обнаруживали только самые предметы. Мы можем предполагать, что эти существа были особо развитой породой мартышек, еще совсем нечеловекообразных. Но в Триниле, на острове Яве, в залежах этого периода найдены часть черепа и различные зубы и кости какой-то обезьяны-человека с черепной коробкой большего размера, чем у существующих обезьян, и который, по-видимому, ходил на двух ногах. Существо это теперь называют Pithecanthropus erectus, т. е. ходячим обезьяно-человеком: и маленькая кучка оставшихся от него костей – единственное пособие нашему воображению в представлении о создателях эолитов.

Только при переходе к исследованию песчаников, насчитывающих почти четверть миллиона лет, находим мы остатки получеловеческого существа. Но зато найдено много предметов обихода, и чем дальше разбираемся мы в следах того времени, тем совершеннее становится их качество. Это уже не неуклюжие эолиты; это более совершенные орудия, довольно искусно сделанные. И они значительно крупнее, чем подобные им предметы, сделанные впоследствии настоящим человеком. Потом, при выемке песка в Гейдельберге, нашли одну получеловеческую челюсть, грубую, совершенно без подбородка, гораздо тяжелее и уже, чем челюсть настоящего человека, так что язык этого существа вряд ли мог двигаться достаточно свободно для речи. На основании этой челюсти ученые предполагали, что существо это было тяжеловесное, человекоподобное чудовище, может быть, с огромными руками и ногами, может быть, покрытое густою косматою шерстью; они называют его Гейдельбергским человеком.

Эта челюсть кажется мне одним из самых мучительных для нашей любознательности предметов на свете. Глядя на нее, мы как будто смотрим на прошлое сквозь плохое стекло, и только неясно удается нам уловить смутный образ этого существа, волочащегося по суровой дикой пустыне, с трудом изворачивающегося, чтобы избежать тигра с саблеобразными клыками, подстерегающего в лесах косматого носорога. Но не успеваешь разглядеть его, как чудовище уже исчезло, хотя вся почва обильно усеяна неразрушенными предметами, которые оно вытесало для своего употребления.

Еще заманчивее, загадочнее остатки существа, найденные в Пилтдауне, в Суссэксе, в залежах двухсоттысячной древности, хотя некоторые ученые предполагают, что они по времени старее Гейдельбергской челюсти. Здесь были найдены остатки толстого получеловеческого черепа, гораздо крупнее, чем у существующих обезьян; челюсть, похожая на челюсть шимпанзе, которая могла бы принадлежать, но могла бы и не принадлежать этому черепу, вдобавок кусок слоновой кости, лопатообразной формы, по-видимому осторожно выделанной и с просверленной дырой. Здесь же найдена была берцовая кость оленя с напоминающими наши бирки надрезами… И это все.

Что за животное было это – существо, сидевшее и сверлившее дыры в костях?

Ученые назвали его: Эоантропос – Человек Рассвета. Он совершенно своеобразен, не похож ни на Гейдельбергского человека, ни на современных обезьян. Никаких других остатков, на которые бы он походил, не было еще найдено, но залежи гравия, не древнее ста тысяч лет тому назад, становятся все богаче орудиями из кремней и подобных им камней. И орудия эти уже не грубые эолиты. Археологи начинают постепенно различать орудия для скобления, сверла, ножи, дротики, метательные камни, ручные топоры.

Мы уже подходим близко к человеку. В следующей главе нам придется описать самого странного из человеческих предков – Неандертальца, человека, который почти, но всеже не совсем настоящий человек.

Но, быть может, уместно будет упомянуть, что ни один ученый не предполагает, чтобы эти существа были прямыми предками современного человека. В лучшем случае это могли быть лишь родственные ему формы.

Глава X. Неандертальский и Родезианский человек

Пятьдесят или шестьдесят тысяч лет тому назад, как раз перед окончанием Четвертого Ледникового периода, на Земле обитало существо, настолько похожее на человека, что сохранившиеся остатки его еще несколько лет тому назад считались человеческими. Сохранились черепа, кости и большое количество крупных орудий, созданных и употреблявшихся им. Это существо умело пользоваться огнем. Оно укрывалось от холода в пещерах. По всей вероятности, оно грубо обрабатывало кожи животных, употребляя их для одежды. У него, как и у человека, правая рука была более развита, чем левая.

Но теперь этнологи говорят нам, что эти существа не были людьми. Они принадлежали к другому виду того же рода. У них были тяжелые, выдвинутые вперед челюсти, очень низкие лбы и крупные надбровные выпуклости над глазами. Большие пальцы на руках не были расположены так, как у людей, т. е. не давали им возможности охватывать предметы; шея их не позволяла им ни поворачивать голову, ни поднимать ее к небу. По всей вероятности, они передвигались, опустив голову и выдвинув ее вперед. Челюсти их, лишенные всякого подбородка, напоминают челюсть, найденную в Гейдельберге, и определенно не похожи на человеческие челюсти. Строение их зубов также очень отличается от человеческих зубов. Задние коренные зубы более сложной структуры, нежели наши; более, а не менее сложной; у них не было также ясно выраженных клыков, присущих обыкновенному человеку. Объем их черепа вполне соответствовал черепу человека, но мозг их был больше в своей задней части и меньше в своей передней части, чем человеческий. Умственные способности их были иначе устроены, чем у человека. Они не были предками человеческого рода; они стояли в разных плоскостях с человеческим родом. Черепа и кости вымершей породы человека были найдены, между прочим, также в Неандертале, и отсюда эти странные человеческие прототипы получили прозвище Неандертальского человека или Неандертальца. В Европе они должны были существовать в течение столетий, а может быть, и тысячелетий.

В то время климат и география нашей Земли очень отличались от теперешних. Например, вся Европа, от Темзы до Средней Германии и России, была покрыта льдом. Великобритания еще не отделялась каналом от Франции. Средиземное и Красное моря представляли большие долины, в низинах которых, быть может, образовалась целая цепь озер, и громадное внутреннее море занимало все пространство от теперешнего Черного моря, через весь Юг России до глубины Центральной Азии. Испания и вся часть Европы, не покрытая льдом, состояла из голых возвышенных плоскогорий, с климатом суровее Лабрадорского; только начиная с Северной Африки климат становился более умеренным. По холодным степям южной Европы, с их бедной полярной растительностью, странствовали такие выносливые существа, как, например! косматый мамонт, косматый носорог, громадные волы и северные олени, которые, во всей вероятности, следовали за растительностью: весной – на север, осенью – на юг.

Такова была картина, среди которой бродил Неандертальский человек, питаясь мелкой дичью, плодами, ягодами и кореньями. По всей вероятности, он был вегетарианцем и пережевывал ветви и коренья. Его ровные, хорошо развитые зубы указывают на почти исключительно вегетарианское питание. Но в его пещерах находили также длинные кости крупных животных, расщепленные, очевидно, с целью достать из них костный мозг. Орудия, которыми он обладал, вряд ли могли оказывать ему большие услуги в открытом бою с крупными животными, но предполагают, что он нападал на них с копьем у трудных для них переправ через реки, и даже сооружал для них западни. Быть может, он следовал за стадами, питаясь теми животными, которые убивали друг друга при драке, и может быть также, что он исполнял роль шакала при тигре с саблеобразными клыками. Возможно, что эти существа, во времена суровых испытаний Ледникового Периода, начали нападать на животных, тогда как до того, в течение долгих веков, они приспособлялись к вегетарианскому питанию. Нам трудно себе представить, на что был похож Неандертальский человек. Быть может, он был густо обросший волосами и очень мало походил на человека. Сомнительно даже, чтобы он держался прямо на двух ногах. Может быть, он опирался не только на ноги, но и на кисти рук. Вероятно, он жил в одиночестве или небольшими семьями. Строение его челюсти заставляет нас заключить, что он был неспособен говорить в том смысле, в каком мы понимаем речь.

В течение тысячелетий Неандертальцы были высшим типом животного, когда-либо существовавшего на Европейском материке; а затем, тридцать или тридцать пять тысяч лет назад, по мере смягчения климата, другая раса родственных существ, более развитая умственно, более сведущая, обладающая даром слова и умеющая совместно действовать, пришла с юга и заполонила мир Неандертальца. Они вытеснили Неандертальцев из их пещер и насиженных логовищ, они охотились за той же пищей; по всей вероятности, они воевали со своими косматыми предшественниками и уничтожили их. Эти пришельцы с юга или востока – нам еще неизвестно достаточно точно место их происхождения, – которые понемногу совершенно уничтожили Неандертальцев, были одного рода с нами: мы – кость от кости и кровь от крови их, и они-то и были первые настоящие люди. Их черепа и большие пальцы, шея и губы были анатомически во всем сходны с нашими. В пещере Кро-Маньон и в другой, в Гримальди, было найдено большое количество их скелетов; это самые ранние, действительно человеческие, остатки, известные до сих пор. Таким образом, наша раса впервые вписывает свое имя в Летописи Скал, и начинается история человечества.

Мир понемногу становился более похожим на современный, хотя климат был еще очень суров. Глетчеры Ледникового периода исчезли из Европы. По мере того, как трава стала более обильно покрывать степи, олени Франции и Испании уступили место большим табунам лошадей. Мамонт все реже и реже появляется в Южной Европе и, наконец, совершенно отодвигается на север.

Нам неизвестно, откуда произошел истинный человек. Но летом 1921 года чрезвычайно интересный череп был найден на горе Брокен в Южной Африке. Этот череп является остатком какого-то третьего типа человека; это нечто среднее между Неандертальцем и человеческим существом. Череп указывает на присутствие мозга, большего спереди и меньшего в своей задней половине, чем у Неандертальского человека; череп помещается на спинном хребте совсем прямо, как у человека. Зубы и кости также сходны с человеческими. Но лицо должно было представлять нечто обезьяноподобное, с громадными надбровными дугами и выпуклостью посередине черепа. Существо это было, действительно, человеком, но с неандертальским обезьяноподобным лицом. Этот Родезианский человек, очевидно, еще ближе стоит к настоящему человеку, нежели Неандертальский.

Череп Родезианского человека, по всей вероятности, является останком второго известного нам типа из целой серии получеловеческих пород, живших на Земле в течение громадного промежутка времени между началом Ледникового Периода и появлением их общего наследника – Настоящего Человека, который, вероятно, их и уничтожил. Родезианский череп принадлежит, быть может, не такой уж глубокой древности. До настоящего момента, момента издания этой книги, точное определение отдаленности этой эпохи еще не установлено. Возможно даже, что это получеловеческое существо сохранилось в Южной Африке до времен, совсем не столь отдаленных.

Глава XI. Первый настоящий человек

Первые указания и первые признаки, до сих пор известные науке, о существовании человеческого рода, несомненно, родственного нашему, были найдены в Западной Европе и особенно – во Франции и Испании. Кости, оружие, отметки на костях и скалах, остатки изделий из кости и рисунки в пещерах и на поверхности скал, переносящие нас, по всей вероятности, за 30 000 или более лет, были найдены в этих двух странах. В настоящее время Испания – самая богатая страна по нахождению этих первых остатков наших истинно человеческих предков.

Конечно, коллекции этих предметов, имеющиеся в настоящее время в нашем распоряжении, являются лишь зачатком того богатства, на которое мы имеем право рассчитывать в будущем, когда в нашем распоряжении будет достаточное количество исследователей, чтобы произвести основательные исследования всех возможных источников, и когда будут подробно исследованы другие страны мира, в настоящее время недоступные археологам. В большую часть Африки и Азии до сих пор никогда еще не проникал сведущий исследователь, заинтересованный в этой науке и обладающий временем и возможностью всецело предаться своим исследованиям. Поэтому требуется очень много осмотрительности в этом деле, и не следует утверждать, что первобытный истинный человек был определенно обитателем Западной Европы или что он там впервые появился.

В Азии или Африке, или, быть может, на дне образовавшегося ныне моря, могут находиться более богатые и значительно более древние отложения остатков настоящего человека, чем все то, что было обнаружено до сих пор. Я говорю: Азия и Африка, и не упоминаю об Америке, потому что, за исключением одного зуба, там не было найдено никакого признака высших первобытных существ: ни крупных обезьян, ни полулюдей Неандертальцев, ни первобытного настоящего человека. Эти формы развития жизни, кажется, принадлежали почти исключительно Старому Свету, и, по всей вероятности, только к концу древнего Каменного Века человеческие существа впервые перекочевали через перешеек, прорезанный ныне Беринговым проливом, на американский материк.

Эти первые, действительно человеческие существа, которые мы встречаем в Европе, очевидно, принадлежали к одной из двух очень значительно отличающихся друг от друга рас. Одна из этих рас принадлежала к очень развитому типу: это были существа высокого роста, с хорошо развитым мозгом. Один из найденных женских черепов своим объемом превосходит теперешний мужской череп среднего размера. Один из найденных мужских скелетов больше шести футов длины. Этот тип в физическом отношении напоминает североамериканского индейца. От названия Кро-Маньонской пещеры, в которой были найдены эти скелеты, племя это стало называться кроманьонским. Это были дикари, но дикари высокого уровня развития. Вторая раса, следы которой были найдены в пещере Гримальди, имела определенно негритянский тип. Всего более похожи на нее бушмены и готентоты Южной Африки. Интересно проследить, с самого зарождения известной нам истории людей, это подразделение человечества, по крайней мере, на два главных типа. Мы склонны думать, хотя и не имеем для этого достаточно авторитетных данных, что первая раса, по всей вероятности, была скорее коричневой, а не чернокожей, и что она происходила с востока, а вторая раса, наоборот, была скорее не коричневой, а чернокожей, и произошла на экваториальном юге.

Эти дикари, обитавшие на Земле, может быть, 40 000 лет тому назад, были уже настолько близки к человеку, что украшали себя ожерельями из просверленных ракушек, разрисовывали свою кожу, вырезали изображения из костей и камней, выцарапывали фигуры на скалах и костях и рисовали грубые, но часто очень жизненные изображения животных и предметов на гладких стенах пещер и на поверхности скал. Они производили разнообразные орудия, значительно меньшего размера и более совершенные, нежели те, которые оставил по себе Неандертальский человек, в настоящее время в наших музеях хранится большое количество такого рода орудий, статуэток, изображений, нарисованных на поверхности скал и т. п.

Самые древние из них были охотниками. Добыча, за которой они главным образом охотились, была лошадь. В те времена это было маленькое животное – бородатый пони. Человек следовал за их стадами, по мере того, как эти лошади перекочевывали с пастбища на пастбище. Они охотились также за бизонами. Был им знаком и мамонт, потому что они оставили по себе чрезвычайно выразительные рисунки этого животного. Судя по одному, не вполне ясному рисунку, они загоняли это животное в западню и убивали его. Они охотились при помощи копья и камня. По всей вероятности, они еще не обладали луком и стрелами, и сомнительно, чтобы они уже научились приручать некоторых животных. Собак у них не было. Сохранилось одно изваяние лошадиной головы и один или два рисунка, дающих впечатление лошади, взнузданной уздечкой из крученого ремня или сухожилий. Но маленькие низкорослые лошадки той эпохи и той местности были бы не в состоянии вынести тяжести человека, а потому, если в те времена лошадь и сделалась домашним животным, то только в качестве упряжной. Сомнительно и невероятно, чтобы они уже прибегали к довольно неестественному употреблению в пищу молока животных.

Не видно также, чтобы они сооружали какие-либо здания, но может быть, они обладали юртами, сделанными из кожи; хотя они вылепливали глиняные фигурки, они еще не додумались до сооружения глиняной посуды. Без приспособлений и посуды для варки пищи, приготовление ее должно было быть у них чрезвычайно элементарным или же вовсе отсутствовать. Им также была незнакома обработка полей, плетение корзин и тканье материй. За исключением одеяний из кож, они были голыми, разрисованными дикарями.

Эти первые известные нам люди охотились среди открытых степей Европы в течение, быть может, сотен столетий, а потом постепенно перекочевывали на север и восток; за ними последовали бизоны и лошади. Степи уступили место лесам и красные олени заменили лошадь и бизона. Замечается изменение орудий в связи с изменением применения их. Рыболовство в реках и озерах получает большое значение для человека, следовательно, увеличивается количество тонких костяных орудий. «Костяные иголки того века, – говорит де Мортилье, – гораздо совершеннее, чем иголки более поздних, даже исторических, времен, вплоть до Ренессанса. Римляне, например, никогда не достигали выделки иголок, которые могли бы сравниться с иголками той эпохи».

Около пятнадцати или двенадцати тысяч лет тому назад новый народ заселил юг Испании, оставив замечательнейшие изображения самого себя на открытых поверхностях скал. Это были Азилийцы, названные так по пещере Мас-д-Азиль (Mas d’Asil). Они уже обладали луком и, по-видимому, носили на голове украшения из перьев; рисунки их очень жизненны. Эти рисунки становятся символическими, например, человек изображается вертикальной чертой с двумя или тремя горизонтальными линиями – в этом можно проследить зародыш искусства письма. В рисунках, изображающих охотничьи сцены, часто находятся метки, подобные меткам на бирках. Одни рисунок изображает двух людей, докуривающих пчелиный рой.

Эти последние Палеолитические люди (Древний Каменный Век) названы так потому, что они высекали свои орудия из камня. Десять или двенадцать тысяч лет тому назад новый тип жизни зарождается в Европе. Человек научается не только высекать, но и отшлифовывать и точить каменные орудия, и с этого начинается Неолитический (Новый Каменный) Век.

Интересно отметить, что менее, чем сто лет назад, все еще существовала в отдаленной части света, в Тасмании, человеческая раса, стоящая на более низком уровне физического и умственного развития, чем все эти первобытные расы человечества, оставившие после себя следы в Европе. Эти тасманийцы уже очень давно были отрезаны географическими изменениями от общения с остальными, себе подобными, расами; отрезаны, следовательно, от соревнования и побуждения к совершенствованию. И оказалось, что они дегенерировали, вместо того, чтобы развиваться. Европейские исследователи, открыв этот народ, нашли людей, обладавших чрезвычайно низкой степенью развития, питающихся моллюсками и мелкой дичью. У них не было жилищ; они кочевали с места на место; они принадлежали к породе настоящих людей, к нашей породе, но не обладали ни ловкостью, ни искусством первобытных настоящих людей.

Глава XII. Первобытная мысль

Перейдем теперь к весьма интересным предположениям. Постараемся представить себе ощущение человека в те давние времена. Как он думал, о чем он думал в отдаленные дни охотничьей кочевой жизни, четыреста веков тому назад, когда не начались еще времена посевов и жатв. Эти дни восходят далеко за пределы письменных памятников человеческих впечатлений и потому выводы наши в данном вопросе могут быть только гадательными.

Источники, к которым обращается наука, чтобы составить представление о первобытном мышлении, разнообразны. С некоторых пор наука психоанализа, исследуя вопрос о том, каким образом сдерживаются, подавляются или видоизменяются применительно к требованиям социальной среды эгоистические и страстные влечения ребенка, проливает немало света и на историю первобытного общества. Другим богатым источником предположений является изучение нравов и обычаев еще сохранившихся диких народов. Кроме того, и народная поэзия, и глубоко коренящиеся суеверия и предрассудки, еще и поныне существующие среди современных цивилизованных людей, представляют собой нечто вроде «окаменелости умственного состояния прежних веков»; наконец, в многочисленных рисунках, статуях, разных изделиях, символических знаках и т. п. мы, по мере приближения к нашему времени, находим все более и более ясные указания на то, что занимало ум первобытного человека и казалось ему достойным воспроизведения.

Весьма вероятно, что первые люди мыслили так же, как мыслит ребенок, т. е. образами. Человек вызывал в себе эти образы, или же они сами напрашивались ему на ум, и он действовал, согласно возбуждаемым этими образами чувствам. Тем же путем мыслит и наш ребенок; так же мыслит и необразованный человек. Систематическое мышление, очевидно, является сравнительно позднейшим приобретением человеческого опыта, и за пределами последних трех тысяч лет оно играло весьма малую роль в человеческой жизни. Даже в наши дни люди, вполне управляющие своим мышлением, являются лишь незначительным меньшинством всего человечества. Большая часть мира продолжает жить воображением и чувством.

Вероятно, что в начале истории рода человеческого первым людским обществом была семья. Подобно тому, как первые стада млекопитающих создавались из семей животных, соединившихся между собой и размножившихся, очевидно, создавались и первые племена. Но для того, чтобы это могло случиться, необходимо было, чтобы была наложена узда на первоначальный эгоизм отдельного индивидуума. Надо было, чтобы страх перед отцом и уважение к матери ощущались и в более зрелом возрасте; также должна была уменьшиться естественная ревность родоначальников группы к подрастающей мужской молодежи. С другой стороны, мать становится естественным советчиком и защитником молодежи. Общественная жизнь людей слагалась из столкновения между грубыми инстинктами молодежи, влекущими их, по достижении известного возраста, отделяться и соединяться в пары и сознанием опасности и невыгоды такого объединения. Выдающийся писатель-антрополог Дж. Дж. Эткинсон в своей книге «Первый закон» показал, что первоначальный закон дикарей «Табу», имеющий такое значение в жизни племени, может быть приписан именно такому приспособлению нужд первого животного-человека к требованиям развивающейся общественной жизни. Позднейшие работы психологов дали новые подтверждения подобного объяснения.

Некоторые гипотезы стараются убедить нас, что уважение и страх перед родоначальником и чувства, возникающие у первобытного дикаря по отношению к опекающим его женщинам, преувеличенные сновидениями и обогащенные игрою воображения, были началом первобытной религии и легли в основу понятия о богах и богинях. Наряду с уважением к сильным и полезным личностям появилась боязнь их и восхваление их после смерти, вызванные появлением их в сновидениях. Легко создавалось верование, что люди эти в действительности не умерли, но чудесным образом перенеслись в более отдаленную область и получили еще большую власть над живыми.

Сны, фантазии и страхи ребенка куда более живы и реальны, чем сны, фантазии и страхи современного взрослого; в первобытном человеке всегда было много детского. Он также близко подходил к жизни животных и потому предполагал у них те же побуждения и чувствования, как у самого себя. Он мог представить себе животных-помощников, животных-врагов, животных-божеств. Тот, кто сам был впечатлительным ребенком может понять, какими важными, значительными, враждебными или дружественными казались человеку Древнего Каменного Века необычные очертания скал, обломки деревьев, редко встречающиеся породы деревьев и т. п. Сон и воображение создавали легенды; рассказы же о таких предметах переходили в верование. Некоторые из таких рассказов были настолько хороши, что их запомнили и повторяли. Женщины пересказывали их детям, и, таким образом, устанавливались традиции. И теперь еще впечатлительные дети выдумывают длинные сказки, героями которых обычно являются любимая кукла или животное, или же какое-нибудь фантастическое получеловеческое существо. Очевидно, что первобытный человек делал то же самое, но у него наклонность верить в реальность своего героя была еще сильнее развита, вероятно, первые настоящие люди были существами уже говорящими. В этом отношении они отличались от неандертальцев и имели преимущество перед ними. Неандертальцы, быть может, были немыми животными. Конечно, первоначальная человеческая речь представляла весьма скудное собрание названий; возможно также, что она сильно дополнялась жестами и мимикой.

На какой бы низкой ступени ни стоял дикарь, он все же имеет некоторое понятие о связи, существующей между причиной и следствием. Но первобытные люди устанавливали эту связь очень произвольно и весьма часто относили следствие совершенно не к настоящей причине его. «Ты поступил так-то и так-то, и то-то и то-то случилось, – говорил себе дикарь. – Ты даешь ребенку ядовитую ягоду, и он умирает». «Ты съедаешь сердце отважного врага и сам становишься отважным». Вот два образца соединения причины и вытекающего из нее следствия: в одном случае – оно истинно, в другом – ложно. Систему, в которую выливается у дикаря связь между причиной и следствием, мы называем фетишизмом. Но фетишизм есть не что иное, как наука дикаря. Она отличается от современной науки несистематичностью и отсутствием критики, а потому в большей своей части и является ложной.

В некоторых случаях легко было связать причину и следствие, в других ложное представление скоро исправлялось опытом; но существовал также целый ряд явлений чрезвычайной важности для первобытного человека, для которых он настойчиво искал причины и приходил при этом к заключениям ложным, но не настолько ложным, чтобы он мог обнаружить свою ошибку. Для него было очень важно обилие дичи и рыбы и легкость ловли их, и он, без сомнения, испытал и верил в целый ряд талисманов, заклинаний и предзнаменований, обусловливающих желанные результаты. С другой стороны, его тревожили болезнь и смерть. Иногда в стране развивались заразные заболевания, от которых люди умирали. Иногда люди болели и умирали или ослабевали без какой-либо видимой причины. Обстоятельство это также должно было сильно возбуждать неустойчивое, впечатлительное воображение первобытного человека. Сны и фантастические догадки заставляли его или обращаться к чьей-либо помощи, или, наоборот, обвинять того или иного человека, животное или предмет. Дикарь обладал детской склонностью к страху и панике.

С самых ранних времен в маленькой еще общине более пожилые и уравновешенные умы, хотя и сами разделяли этот страх и находились под влиянием своего воображения, все же, будучи несколько сильнее других, начинали советовать, начинали предписывать, начинали приказывать. Одно объявляли они неблагоприятным, другое необходимым; одно – предзнаменованием добра, другое – зла. Первый знаток фетишей, первый врач – делался первым жрецом… Он заклинал, он толковал сны, он предостерегал, он делал различные манипуляции, долженствовавшие принести счастье или отвратить беду. Первобытная религия была не столько религией, в позднейшем смысле этого слова, сколько исполнением определенных обрядов и предписаний, а первобытным жрецом был тот, кто создавал эту первобытную практическую науку.

Глава XIII. Начало земледелия

Мы еще мало знаем о происхождении земледелия и оседлости, хотя очень много изысканий и предположений в течение последних пятидесяти лет было посвящено этому вопросу. Одно только мы можем сказать положительно: это, что пятнадцать или двенадцать тысяч лет тому назад, в то время, когда азилийцы еще жили на юге Испании и остаток первобытных охотников перекочевывал на север и на восток, где-то в Северной Африке, или Западной Азии, или в великой средиземной долине, ныне сокрытой под водами Средиземного моря, существовали люди, которые из века в век трудились над разрешением двух жизненно важных задач: как обрабатывать землю и как приручать животных. В дополнение к тем орудиям из грубо отесанного камня, которыми довольствовались их предки-охотники, они стали изготовлять орудия путем шлифовки камней. Они познали искусство плетения корзин и выделки грубой ткани из растительных волокон, также начали делать грубую глиняную посуду.

Они вступали в новую эру человеческого развития: Неолитическую (Новый Каменный Век), отличающуюся от Палеолитической (Древнего Каменного Века), к которой принадлежали кроманьонцы, гримальдийцы, азилийцы и т. п.[1 - Название Палеолитический относится также к Неандертальцам, и к орудиям, названными «эолитами». Век, предшествующий появлению человека, называется Древне-Палеолитическим: век, в котором появляется человек, выделывающий орудия из необтесанного камня, – Ново-Палеолитическим.]). Эти народы Неолитического периода медленно рассеялись по более теплым странам света, а те искусства, которые им сделались доступны, и те животные и растения, которыми они научились пользоваться, распространялись еще быстрее путем подражания и дальнейших культурных приобретений. Приблизительно за 10 000 лет до P. X., большая часть человечества достигла уровня Неолитического периода.

В настоящее время вспахивание полей, посев, сбор урожая, молотьба и помол зерна кажется современному уму самым очевидно-естественным действием, точно так же, как шаровидность Земли кажется ему самым естественным понятием. «Как же поступать иначе?» или: «Как же иначе представить ее себе?» – спросили бы они. Но для первобытного человека, жившего 20 000 лет тому назад, эта система действий и понятий, ныне кажущаяся столь ясной и незыблемой, совсем не была очевидной. Он ощупью шел к целесообразной деятельности, путем множества неудач и затруднений, на каждом шагу встречаясь с фантастическими и ненужными выдумками и ошибочными объяснениями. Где-то в средиземных странах пшеница произрастала в диком состоянии, и человек, быть может, научился толочь или молоть ее зерна, употребляя их в пищу задолго до того, как он научился сеять.

Замечательно то, что во всем мире, всюду, где люди сеяли и жали, можно проследить глубоко укоренившуюся мысль о связи, существующей между посевом и кровавой жертвой, выражавшейся сперва в виде человеческой жертвы; возникновение связи между этими двумя действиями представляет много интересного; читатель, интересующийся этим вопросом, найдет подробное истолкование его в исчерпывающем труде сэра Дж. Г. Фрэйзера «Golden Bough» – «Золотая Ветвь». Мы должны помнить, что связь эта была установлена в детски-примитивном, мечтательном, склонном к созданию легенд, первобытном мозгу; рассудочным процессом объяснить ее нельзя. Но в мире, существовавшем двенадцать или двадцать тысяч лет тому назад, в Неолитическом периоде, человеческие жертвы приносились, по-видимому, каждый раз, когда наступало время посева, и в жертву приносился не человек, стоящий на низшей общественной ступени, не отверженный, – наоборот, обычно назначался для принесения в жертву избранный юноша (или девушка), к которому до самой минуты жертвоприношения все относились с глубоким почтением и даже поклонением. Он считался чем-то вроде жертвенного бога-царя, и все подробности его умерщвления обращались в обряд, которым руководили мудрые старцы и который узаконялся обычаем многих веков.

В первое время, когда первобытный человек имел лишь смутное понятие о смене времен года, его затрудняло определение подходящего времени для принесения жертвы, знаменующей время приступа к посеву. Есть некоторые основания предполагать, что в ранних стадиях своего развития люди не имели еще понятия года. Первоначальная хронология исчислялась по Лунным месяцам: предполагают, что годы библейских патриархов в действительности выражают Лунные месяцы, а вавилонский календарь определенно указывает на попытку определить время посева, руководствуясь тринадцатью Лунными месяцами. Влияние Лунных месяцев на календарь чувствуется и теперь. Только привычка, узаконенная обычаем, заставляет нас забывать странность, что в христианской церкви празднование воскресения Христа падает ежегодно на различные числа, меняющиеся в зависимости от фаз Луны.

Можно сомневаться, наблюдали ли первые земледельцы за звездами. Более вероятно, что кочующие пастухи впервые стали наблюдать за ними, находя в этом способ узнавать путь. Но как только было понятно значение этих наблюдений для определения времен года, выяснилась также их важность для земледелия. Время для жертвоприношения, связанного с посевом, по южному или северному стоянию какой-нибудь крупной звезды. Создание мифа вокруг такой звезды и поклонение ей является почти неизбежным последствием подобных наблюдений для первобытного человека.