Раутенделейн
Какой же?
Гейнрих
Звук жалобы… Давно погибший голос…
Но ничего, все это ничего.
Вот так, прижмись ко мне и протяни мне
Бокал пурпурный нежных губ твоих,
Ту чашу, из которой пьешь так жадно,
И снова пьешь и осушить не можешь:
Дай мне безумья, пусть забудусь я!
Целуются. Долгая пауза забвенья. После этого, крепко обнявшись, они приближаются к выходу и постепенно ими овладевает вид могучего горного мира.
Смотри: глубоко тянется пространство,
Огромное, и глубина его
Свежо-прохладна там, внизу, где люди.
Я человек. Поймешь ли ты, дитя?
Чужой и дома – там, внизу, и также
Чужой и дома – здесь… Поймешь ли ты?
Раутенделейн
(тихо).
Я понимаю.
Гейнрих
Ты так странно смотришь,
Когда сейчас со мною говоришь.
Раутенделейн
Я так боюсь.
Гейнрих
Чего?
Раутенделейн
Сама не знаю.
Гейнрих
Все это ничего. Так. Отдохнем.
(Подводя ее к выходу в скале, опять внезапно останавливается и оборачивается назад.)
О, только б месяц, белый, как из мела,
Не устремлял свой неподвижный взор
На все, что там! О, только б мертвым светом
Так ясно он не озарял низины,
Откуда я ушел! На то, что скрыто
Седым туманом, я смотреть не должен…
Вот! Слышишь? Ты не слышишь ничего?
Раутенделейн
Нет, ничего! И то, что говоришь ты,
Мне непонятно.
Гейнрих
И теперь не слышишь?
Раутенделейн
Что слышать я должна? Я только слышу,
Как бродит по кустам осенний ветер,
Как жалобно кричит вдали сарыч,
Лишь странные твои слова я слышу,
Которые ты странно говоришь мне
Каким-то дальним, чуждым языком!
Гейнрих
Там, там, внизу, жестокий свет луны…
Ты видишь? Где в воде он отразился…
Раутенделейн
Я ничего не вижу, ничего!
Гейнрих
Ты, зоркая, как сокол! Неужели
Ты ничего не видишь? Ты слепа?
Что там так тяжко, медленно влачится?
Раутенделейн
Мечта, обман мечты!
Гейнрих