Черная банда. Серия «Мир детектива»

Но, в отличие от многих сильных мужчин, он мог двигаться поразительно быстро – что оказывалось неприятным удивлением для многих хороших боксеров-тяжеловесов. В дни своей юности Хью Драммонд, более известный близким как Бульдог, мог набрать сотню очков за чуть больше десяти секунд. И хотя одна мысль о таком выступлении сейчас заставила бы его покрыться холодным потом, он все еще был вполне способен развить скорость, которой позавидовали бы многие люди более легкого телосложения.

Между ним и сэром Брайаном Джонстоном существовала одна из тех дружеских связей, которые основаны на совершенно разных вкусах. Он был прислужником[2 - В английских школах того времени старшеклассникам должны были прислуживать специально назначенные младшие ученики.] Брайана Джонстона в школе, и по какой-то непостижимой причине тихая ученость старшего мальчика понравилась четырнадцатилетнему парню, уже тогда представлявшему собой массу мускулов. И когда однажды Джонстон, занимаясь своими законными обязанностями префекта[3 - Ученики, на которых возлагалась обязанность следить за порядком в школе.], обнаружил, что молодой Драммонд довел мальчика на два года старше себя практически до состояния желе, симпатия стала взаимной.

«Он назвал тебя мерзавцем, – сказал Драммонд, слегка запыхавшись, когда его повелитель и хозяин мягко поинтересовался причиной беспокойства. – Вот я и мерзанул его.»

Это было слишком верно, и Джонстон со слабой улыбкой наблюдал, как «замерзанный» удалился с недостойной быстротой.

Затем он посмотрел на своего прислужника.

«Спасибо, Драммонд», – неловко заметил он.

«Чушь. Все в порядке», – ответил тот, неловко покраснев.

Вот и все. Но дружба, начавшаяся тогда, так и не закончилась, хотя жизненные пути развели их в противоположном направлении. Джонстону досталось заслуженное рыцарское звание и высокое положение в стране; Драммонду – столько денег, сколько он хотел, и спортивная жизнь.

– Кто-то украл золотую рыбку? – спросил сэр Брайан с легким сарказмом.

– О боги! Надеюсь, нет, – взволнованно воскликнул Хью. – Перед отъездом Филлис дала мне подробные инструкции касательно этих животных. Я издаю звук, похожий на муравьиное яйцо, и каждое утро роняю их в раковину, Нет, деревенский мудрец, это нечто чрезвычайно важное: пятно на гербе вашей организации. Прошлой ночью – давайте прошепчем об этом в Гефе[4 - Отсылка к библейскому выражению «не рассказывайте об этом в Гефе» (2 Царств 1:20), т.е. «сохраняйте секрет, чтобы враги не радовались».] – я отобедал и далее поужинал не мудро, но слишком хорошо. На самом деле я с глубоким сожалением признаю, что немного выпил – чтобы не сказать, упился. Конечно, этого бы не случилось, если бы Филлис поддерживала старый добрый дом, вы же понимаете; но она уехала в деревню с соловьями, слизняками и прочей живностью. Ну, так вот, в ранние утренние часы я подумал, что пора побрести домой. Я был с некоторыми пташками – мужского пола, Тамкинс, – он строго посмотрел на сэра Брайана, в то время как МакАйвер застыл в ужасе от такого невероятного прозвища, – пташки мужского пола, играющие в подтолкни-полпенни или какую-то подобную игру на ловкость или удачу. Когда я ушел, было около двух часов ночи, ну, я побрел по Лестер сквер и остановился прямо у Скотта, чтобы полить голову у одной из тележек для полива. Попался чертовски внимательный водитель: остановил свою лошадь на пару минут и дал струе как следует пройтись по мне. Ну, как я уже сказал, пока я лежал на дороге, а от бровей шел пар, мимо проехала машина и остановилась на Пикадилли серкус.

Раздражение МакАйвера внезапно исчезло, и он быстро переглянулся с сэром Брайаном.

– Ничего особенного в этом, Тамкинс, – продолжал бормотать тот, совершенно не замечая внезапного внимания своих слушателей. – Но погоди, старина, я еще не добрался до главного. Из этой машины вышло большое количество парней: по крайней мере, так мне показалось, и ты должен помнить, что я недавно нашампунился. Как только я поравнялся с ними, они вытащили из машины еще одного воина, который, как мне показалось, был без сознания. Сначала я подумал, что их двое, пока не сфокусировал старую оптику и не обнаружил, что я сумел прищуриться. Они положили его на тротуар и вернулись в машину как раз в тот момент, когда я, пошатываясь, поравнялся с ней.

«Эгей, люди, – пробормотал я, – что это такое, так сказать?»

«Надрался, старина, сильно надрался, – сказал водитель машины. – Мы оставляем его здесь поостыть.»

С этими словами машина уехала. Остался я, Тамкинс, в частично пьяном состоянии, один на Пикадилли серкус с пташкой в абсолютно пьяном состоянии.

«Что теперь? —задал я себе вопрос. – Должен ли я пойти и убедить того торговца водой вернуться» – на самом деле я начинал чувствовать, что мне самому не помешал бы еще один душ, – «или мне оставить тебя здесь, как выразились твои приятели, поостыть?»

Я склонился над ним, размышляя над этим узловатым вопросом, и тогда, Тамкинс, я почувствовал странный запах.

Хью сделал драматическую паузу и выбрал еще одну сигарету, в то время как сэр Брайан бросил быстрый предупреждающий взгляд на МакАйвера, которого явно распирало от сдерживаемого возбуждения.

– Необычный и тошнотворный запах, Тамкинс, – продолжал рассказчик с невыносимой медлительностью. – Странный и неуловимый аромат. Долгое время он ускользал от меня, никак не получалось его определить. И вдруг я понял: прямо в середку, старина, прямо в центр трахеи. Это был хлороформ: пташка не была пьяна – она была усыплена.

Совершенно измученный Хью откинулся на спинку стула, и сэр Брайан снова бросил предупреждающий взгляд на своего изведшегося подчиненного.

– Ты смог бы узнать кого-нибудь из мужчин в машине, если бы увидел их снова? – спокойно спросил он.

– Я должен был запомнить водителя, – ответил Хью после глубоких раздумий. – И пташку рядом с ним. Но не остальных.

– А вы записали номер машины? – рявкнул МакАйвер.

– Мой дорогой старина, – пробормотал Хью страдальческим голосом, – да кто вообще когда-нибудь записывает номера машин? Кроме ваших воинов, которые вечно их путают. Кроме того, как я вам уже говорил, я был наклюкан.

– Что ты сделал потом? – спросил сэр Брайан.

– Ну, я включил мозг, – ответил Хью, – и решил, что делать нечего. Он был усыплен, а я в бутылке – так что единогласным решающим голосом одного я побрел домой. Но, Тамкинс, когда я кормил золотую рыбку сегодня утром – скорее, после обеда – совесть начала грызть мои жизненно важные органы. И после глубоких размышлений и консультаций с моим коллегой Денни я решил, что зов долга несомненен. Я пришел к тебе, Тамкинс, как ребенок стремится к своей матери. «Кто лучше старого Там-тама, – подумал я, – выслушает мои девичьи секреты?» И поэтому…

– Одну минуту, Хью, – сэр Брайан поднял руку. – Ты не возражаешь, если я минутку переговорю с инспектором МакАйвером?

– Все, что пожелаешь, старина, – пробормотал Драммонд. – Но будь милосерден. Помни про мою невинную жену в деревне.

И в комнате воцарилась тишина, нарушаемая только тихим разговором между МакАйвером и его шефом у окна. По их жестам можно было предположить, что сэр Брайан предлагает своему подчиненному нечто, с чем этот достойный офицер не был готов охотно согласиться. А через некоторое время сдавленный храп со стула возвестил о том, что Драммонд перестал проявлять разумный интерес к мирским событиям.

– Он – необыкновенный парень, МакАйвер, – сказал сэр Брайан, с улыбкой взглянув на спящего. – Я знаю его со школы. И он не такой дурак, каким себя выставляет. Помните тот экстраординарный случай с Питерсоном год или около того назад? Так вот, это его рук дело. Его полная неспособность быть хитрым полностью победила этого архимошенника, который всегда искал тонкостей там, где их нет. И, конечно, он феноменально силен.

– Я знаю, сэр, – с сомнением сказал МакАйвер, – но согласится ли он взяться за такое дело – и будет ли делать в точности то, что ему сказали?

Они оба смотрели в окно, в то время как в комнате позади них монотонно шумело тяжелое дыхание спящего. А когда аудитория спит, необходимость говорить вполголоса отпадает. Вот почему сэр Брайан и инспектор в течение следующих десяти минут обсуждали некоторые важные вопросы, которые они не стали бы обсуждать через мегафоны в «Савое». Они касались Хью и других тем, и другие темы представляли особый интерес. И они продолжали обсуждать эти другие темы до тех пор, пока с ужасным шумом, похожим на хлопок мотора гоночного автомобиля, спящий не выпрямился в кресле и не потянулся.

– Тамкинс, – гаркнул он. – Я совершил святотатство. Спал в Святая Святых. Ты уже решил мою судьбу? Меня расстреляют на рассвете?

Сэр Брайан отошел от окна и сел за свой стол. Минуту или две он задумчиво потирал подбородок левой рукой, словно пытаясь принять решение, затем откинулся на спинку стула и уставился на своего бывшего прислужника.

– Не хотел бы ты поработать, старина?

Хью вздрогнул, как будто его ужалила оса, и сэр Брайан улыбнулся.

– Я не про не настоящую работу, – сказал он успокаивающе. – Но по чистой случайности прошлой ночью ты увидел то, что инспектор МакАйвер дорого бы дал, чтобы увидеть. Или, если быть более точным, ты видел мужчин, с которыми МакАйвер особенно хочет встретиться.

– Ты имеешь в виду тех парней в машине, – радостно воскликнул Хью.

– Тех парней в машине, – согласился другой. – Должен сказать, в этом маленьком эпизоде заложено гораздо больше, чем ты думаешь; и после консультации с МакАйвером я решил рассказать тебе кое-что об этом, потому что ты можешь помочь нам, Хью. Видишь ли, у тебя есть преимущество перед МакАйвером: ты, во всяком случае, видел этих людей, а он нет. Более того, ты утверждаешь, что мог бы узнать двоих из них.

– Боже мой! Тамкинс, – ошеломленно пробормотал Хью, – не говори, что ты хочешь попросить меня бродить по улицам Лондона в поисках их.

Сэр Брайан улыбнулся.

– Мы избавим тебя от этого, – ответил он. – Но я бы хотел, чтобы ты обратил внимание на то, что я собираюсь сказать.

Лицо Хью приняло выражение сильной боли, всегда свидетельствующее о том, что его владелец сосредоточился.

– Продолжай, старая пташка, – заметил он. – Я постараюсь продержаться весь забег.

– Прошлой ночью, – спокойно начал сэр Брайан, – с МакАйвером произошла очень странная вещь. Не буду обременять тебя подробностями, достаточно просто рассказать в общих чертах, что произошло. Он и несколько его людей при исполнении служебных обязанностей окружили определенный дом, в котором находились нужные нам люди. Если быть более точным, там находился один человек, которого мы хотели взять. За ним следили с тех пор, как он приземлился в Англии тем утром, следили всю дорогу от доков до дома. И, конечно же, когда МакАйвер и его люди окружили дом, наш друг и все его приятели находились там в одной из комнат на первом этаже. И тогда произошла странная вещь. Я понял со слов МакАйвера, что он услышал уханье совы, а также слабую возню и проклятие. И после этого больше ничего не слышал. Его усыпили хлороформом сзади, и он сразу сошел со сцены.

– Боги мои! – пробормотал Хью, недоверчиво уставившись на МакАйвера. – Какая удивительная история!

– И вот тут на сцену выходишь ты, Хью, – продолжил сэр Брайан.

– Я! – Хью резко выпрямился. – Почему я?

– Одним из людей, находившихся в комнате, был интересный парень, известный как Флэш Джим. Он взломщик с неплохой репутацией, хотя вполне готов взяться за любую доходную работу. И когда МакАйвер, придя в себя этим утром, разыскал Флэша Джима в одном из его убежищ, у него сложилось впечатление, что люди, которые усыпили его и других полицейских хлороформом, были приятелями Флэша Джима. Но после разговора с ним его мнение изменилось. Все, что Флэш Джим мог сказать ему – что прошлой ночью он и несколько друзей обсуждали дела в том доме. Он не пытался это отрицать. Далее он рассказал, что внезапно комната наполнилась мужчинами в масках, и его вырубили, стукнув по затылку. После этого, по-видимому, его успокоили, дав понюхать хлороформ, и следующее, что он помнит, как полицейский разбудил его ботинком на… – Сэр Брайан сделал паузу, чтобы подчеркнуть важность сказанного – на Пикадилли серкус.

– Боже мой! – ошеломленно произнес Хью. – Тогда той пташкой, которую я видел прошлой ночью спящей на тротуаре, был Флэш Джим.