Тарантул

– В чем дело?

– У меня к вам поручение. Григорий Петрович заболел и просил шесть порошков аспирина, – сказал спокойно посетитель.

От неожиданности Шарковский вздрогнул, но сейчас же взял себя в руки и забормотал:

– Какая неприятность! Надеюсь, ничего серьезного? Простудился, что ли?.. Такой здоровый человек… Подождите минутку.

Ждать пришлось недолго. Старичок скоро вернулся с пакетиком. Попросив у полной женщины вставочку*, он сделал на пакете надпись и прошел в конец прилавка. Мужчина подошел к нему.

– Вот здесь порошки, – сказал Шарковский тихо, передавая пакет. – Серьезно он заболел?

– Числа двадцатого ноября зайдет сам, если выздоровеет, – так же тихо сказал посетитель. – Передайте ему, что письмо я отнес по старому адресу. Скажите, что все в порядке, без изменений.

– Хорошо. Вы давно в городе? – еще тише спросил старик.

– На праздники приехал.

– Пластинок не привезли?

– Каких пластинок? – не понял посетитель.

– Патефонных.

– A-а… Нет. Кроме письма, ничего.

– Как вы устроились?

– Ничего устроился. Все в порядке.

– Заходите вечерком. Адрес на пакете.

– Занят я сильно. Но постараюсь. Можно идти?

– Идите, идите…

Посетитель сунул пакет в карман и неторопливо вышел из аптеки.

* * *

По набережной Невки, недалеко от Сампсониевского моста, шел в мятой шинели, без погон, молодой человек на костылях. По всему было видно, что к костылям он еще не привык и ноги переставлял неуверенно. Ему особенно доставалось от непогодицы. Снегом залепило всю правую сторону тела, но он мало обращал на это внимание.

Свернув в ворота большого, снаружи красивого дома, инвалид остановился. Весь двор был завален мусором. Он долго стоял в раздумье, не решаясь лезть на кирпичи. За спиной послышался шум. Крупная женщина со стареньким портфелем под мышкой топала ногами, отряхивая приставшую грязь.

– Чтоб им всем пусто было!.. – бормотала она, вытирая мокрое лицо ладонью. – Вы сюда, товарищ? Или от снега спрятались? – спросила она, увидев инвалида.

– Сюда. Да вот не знаю, как эти препятствия одолеть.

– А вам в какую квартиру?

– Как следует и сам не знаю. Получил ордер, так надо к управхозу сначала.

– Ага. Я управхоз. Давайте ордер.

Мария Андреевна взяла протянутый ордер, взглянула на него и обрадовалась:

– Нашелся! Мне вчера в жилотделе* сказывали. Все поджидала. Вы из госпиталя? Повремените маленько…

Она ловко перебралась по кирпичам к окну первого этажа и забарабанила кулаком по раме. Из парадной выскочила испуганная женщина невысокого роста.

– Я тут, Марья Андреевна!

– Ну-ка, помоги товарищу в тридцать третью квартиру подняться.

– Чичас!

Женщина скрылась в подъезде, но, пока управхоз добиралась до инвалида, она снова появилась в полушубке и шерстяном платке.

– У вас тут хуже, чем на фронте, – сказал инвалид. – Мало того что осколком, а еще и кирпичом, стеклом поранить может.

– И не говори! Как только от страха живая осталась.

Инвалид с улыбкой взглянул на управхоза. Чувство страха не шло к этой мощной фигуре и грубому голосу.

Подошла дворник, и они вдвоем, подхватив инвалида под руки, легко перенесли его через кучи мусора, а затем и по лестнице на третий этаж.

Здесь управхоз так же бесцеремонно забарабанила кулаком в дверь тридцать третьей квартиры.

В квартире напротив дверь была открыта, и оттуда, как пар, летела белая пыль извести.

– Тут завод квартиру ремонтирует, – пояснила управхоз. – Ваша комната в порядке. Даже одна половинка окна со стеклами.

В это время за дверью послышался шум и женский голос:

– Кто там?

– Это я, управхоз. Открывайте.

Дверь открыла немолодая худощавая женщина.

– Ну вот… Жаловалась, что без мужчин страшно, – сказала управхоз. – Вот вам и мужчина, да не простой, а герой. Инвалид Отечественной войны. Смотрите не обижайте!

– Да что вы, Марья Андреевна, как можно! У нас мужья на фронте, а вы такие слова…

– Ладно. Не каждое лыко в строку*.

Открыли запечатанную комнату. Управхоз составила акт на мебель, оставшуюся после эвакуированных, и взяла с нового жильца расписку «о временном ее хранении». Затем объяснила, как, когда и где ее можно застать, и, пожелав всего хорошего, ушла.

Инвалид остался с двумя соседками. В эти дни в Ленинграде было мало инвалидов, и для рабочих женщин, перенесших столько страданий, переселенных из другого района, потерявших родных, новый жилец явился как нельзя кстати. Доброе и жалостливое сердце русских женщин искало и нашло выход для деятельности. Не успел он оглянуться, как на столе уже стоял кипящий чайник и скромная закуска. Молодость инвалида и костыли особенно трогали женщин. Они наперебой предлагали свою помощь.