Обманщик и его маскарад

С воодушевлением, более или менее нехарактерным для человека в сером, с учетом его изначально сдержанной манеры в разговорах с людьми, которые оставались глухи к его призывам и аргументам, он стал более энергично развивать свои взгляды, когда увидел благоприятную возможность для этого. Нижеследующий диалог служит примером его искренности, или того, что можно было принять искреннее намерение.

– Сэр, – оживленно сказал он. – Возможно, я опередил вас. Мой проект, похожий на ваш, был отвергнут на Всемирной ярмарке в Лондоне.[39 - Первая Всемирная ярмарка была проведена в 1851 году в лондонском Кристал-Пэлэс (прим. пер.).]

– Всемирная ярмарка? Вы там были? Каким образом?

– Сначала позвольте…

– Нет, сначала расскажите, что привело вас на ярмарку.

– Я собирался показать инвалидное кресло моей собственной конструкции.

– Значит, вы не всегда занимались благотворительным бизнесом?

– Разве облегчение человеческих страданий – это не разновидность благотворительности? Я верю в благотворительный бизнес, как вы его называете, но благотворительность не булавка с головкой и острием; это работа, где хороший специалист должен быть компетентным во всех областях. Я разрабатывал мое кресло Протея урывками, между едой и сном.

– Кресло Протея? Пожалуйста, опишите его.

– Мое кресло складное, с откидной спинкой и на поворотных шарнирах, с мягкой набивкой, упругой и эластичной, подающейся от малейшего прикосновения; оно имеет легко регулируемое положение спинки, сиденья, подножки и подлокотников, так что самое беспокойное, – нет, самое истерзанное тело, как физически, так и морально, может обрести в нем желанный покой. Я считал, что страдающим людям необходимо как можно больше узнать о моем кресле, поэтому и отправился на Всемирную ярмарку с моим изобретением.

– Вы правильно сделали. Но как вам пришла в голову идея с креслом?

– Я собирался рассказать вам. После того, как мое изобретение было размещено и внесено в каталог, я смог осмотреть выставку. Пока я наблюдал за блестящей процессией наук и искусств и продвигался через скопление разных народов, то думал, что здесь собралась вся гордость мира. При виде такого изобилия в огромном стеклянном павильоне, у меня возникло глубокое ощущение хрупкости мирового величия. И я сказал себе: «Нужно посмотреть, может ли эта ярмарка тщеславия послужить средством для большего блага и прибыли, чем это было задумано. Может ли она послужить общему делу ради всемирного благополучия?» Иными словами, вдохновленный этой сценой, на четвертый день Всемирной ярмарки я запустил в обращение мой план-проект Всемирного благотворительного общества.

– Впечатляющий замысел. Но, прошу вас, объясните его.

– Всемирное благотворительное общество должно стать организацией, состоящей из делегатов от всех существующих благотворительных обществ и миссий. Главной целью общества будет систематизация мировой благотворительности; для этого нужно отказаться от беспорядочных и нерегулярных добровольных пожертвований, и мировые правительства должны дать обществу полномочия для взимания ежегодного налога на благотворительность со всего человечества. Как и во времена цезаря Августа, весь мир будет платить налог, схема которого будет сходна с подоходным налогом в Англии. Этот налог, как уже говорилось, будет консолидированным сбором всевозможных налогов на благотворительность, – как здесь, в США, налоговые чиновники объединяют налоги штатов, округов, городов и избирателей. После тщательных расчетов я установил, что этот налоговый сбор будет ежегодно пополнять фонд Всемирного благотворительного общества почти на восемьсот миллионов долларов. Далее, этот фонд на ежегодных конгрессах общества будет распределяться по всем благотворительным обществам и миссиям в соответствии с постановления конгресса. Таким образом, по моей оценке, за четырнадцать лет работы на благие дела может быть потрачено одиннадцать миллиардов и двести миллионов долларов, после чего Всемирное общество может объявить о самороспуске, в связи с тем, что во всем мире больше не останется нищих и обездоленных людей.

– Одиннадцать миллиардов и двести миллионов долларов! И все из-за того, что вы пустите шапку по кругу.

– Да. Я не Фурье,[40 - Здесь речь идет о Шарле Фурье (1772–1837), французском социологе, философе и социалисте утопического толка (прим. пер.).] изобретатель невероятных схем, но филантроп и финансист, предлагающий филантропический проект с целесообразным финансированием.

– Целесообразным?

– Да. Одиннадцать миллиардов и двести миллионов долларов могут поразить любого обывателя, но не практичного филантропа. Что это такое, как не восемьсот миллионов за четырнадцать лет? А восемьсот миллионов, – что это такое, в среднем, как не один маленький доллар для каждого жителя нашей планеты? И кто, пусть даже турок или даяк, откажется пожертвовать один маленький доллар ради священной благой цели? Восемьсот миллионов? Это больше, чем человечество тратит в год не только для утоления своего тщеславия, но и ради своих несчастий. Только подумайте о войне, этой кровавой расточительнице. Неужели человечество может быть настолько тупым и злонамеренным, что при виде такой грандиозной возможности люди не изменят свои нравы и пожертвуют свои излишки и излишества ради того, чтобы мир стал благословенным, а не проклятым местом? Восемьсот миллионов! Людям не нужно зарабатывать эти деньги, они уже имеют их; людям остается только направить их во благо, а не на зло. И это не потребует никакого самопожертвования. Фактически, в своей массе они не обеднеют ни на фартинг, но несомненно, станут более довольными и счастливыми. Разве не понятно? Вы должны признать, что человечество в целом не состоит из безумцев, а мой проект имеет практическое применение. Кто, кроме безумца, не предпочтет творить добро вместо зла, если ясно, что и то, и другое возвращается к своему творцу?[41 - Вариация на тему Мф. 7:12: «Ибо во сем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними; ибо в этом закон и пророки». Здесь человек в сером хитроумно превращает идеал христианского милосердия в апологию целесообразности (прим. пер.).]

– Ваша линия рассуждений выглядит достаточно разумной, – сказал добрый джентльмен, поправив золотые пуговицы на рукавах сюртука. – Но со всем человечеством так не получится.

– В таком случае, люди неразумные существа, если они не хотят внимать гласу рассудка.

– Дело не в том. Кстати, судя по манере, в которой вы упомянули о численности населения, складывается впечатление, что согласно вашему всемирному плану нищий и набоб должны в равной мере вносить свой вклад в искоренение нищеты, а язычник должен усердствовать в искоренении язычества и обращении в истинную веру, чем любой христианин. Как это понимать?

– Прошу прощения, но это какой-то софизм. Никому филантропу не нравится, когда его слова превращают в шутку.

– Что ж, тогда я больше не буду шутить. Но в конце концов, насколько я понимаю ваш проект, в нем нет ничего особенно нового, кроме увеличения средств.

– Увеличения и энергичности. Например, я собираюсь кардинально реформировать благотворительные миссии и стимулировать их деятельность в духе Уолл-стрит.

– В духе Уолл-стрит?

– Вот именно. Надо признать, что ради достижения определенных духовных целей бывает необходимо пользоваться прагматическими средствами. Примеры прагматичной политики в мировых проектах не должны сталкиваться с пренебрежением духовных прожектеров. Иными словами, обращение язычников, – там, где это зависит от человеческих усилий, – в рамках мировой благотворительности нужно перевести на контрактную основу. Столько-то средств на обращение индусов, столько-то – на язычников Борнео, столько-то на Африку. Конкуренция послужит здоровым стимулом. Не будет никакой апатии или монополии. У нас не должно быть ни одной благотворительной миссии или общества, о котором клеветники могли бы с минимальным основанием утверждать, что такое-то учреждение выродилось из-за бюрократии и превратилось в нечто вроде таможни. Но главным архимедовым рычагом[42 - Имеется в виду изречение, приписываемое Архимеду: «Дайте мне точку опоры, и я переверну целый мир» (прим. пер.).] будет сила денег, привлеченных к делу.

– Вы имеете в виду восемьсот миллионов долларов?

– Да. Видите ли, отдельные микроскопические благодеяния приводят к ничтожным результатам. Я выступаю за волевое благодеяние. Я за то, чтобы облагодетельствовать мир раз и навсегда, и покончить с этим. Только подумайте, мой дорогой сэр, о целом море язычников в Китае! Или о морозном утре в Гонконге, где нищих язычников находят мертвыми на улицах, словно рассыпанные бобы. Быть бессмертным существом в Китае, – не более, чем быть снежинкой в снежном буране. Что такое два десятка миссионеров для такого народа? Щепотка табаку для кракена. Я за то, чтобы послать десять тысяч миссионеров одной партией и обратить китайцев en masse[43 - Здесь: в массовом порядке (прим. пер.).] в течение полугода после высадки на берег. Покончив с этим, можно будет перейти к следующей задаче.

– Боюсь, вы слишком исполнены энтузиазма.

– Филантроп обязан быть энтузиастом; чего можно добиться без энтузиазма, кроме посредственности? Опять-таки, возьмем лондонских бедняков. Что такое для этой нищей толпы кусок мяса в одном месте или буханка хлеба в другом месте? Я за то, чтобы для начала выделить им двадцать тысяч коров на мясо и сто тысяч баррелей муки для выпечки хлеба. Тогда они будут сыты, и лондонские бедняки перестанут умирать от голода. И так далее, по всей стране.

– С учетом общего характера вашего проекта, это скорее примеры желаемых чудес, а не чудеса, которые могут произойти.

– Разве эпоха чудес миновала? Разве мир так состарился? Разве он превратился в пустошь? Подумайте о Саре.[44 - Библейская Сара, жена Авраама, была бесплодна. Бог наградил ее за веру, сказав «И произойдут от нее народы, и цари народов произойдут от нее» (Быт. 17:16). Сара родила сына Исаака в 90 лет (прим. пер.).]

– Тогда я Авраам, оскорбивший ангела,[45 - Быт. 7:16–17. Когда Бог сообщил Аврааму, что его жена родит сына, тот посмеялся над Ним (прим. пер.).] – с улыбкой отозвался добрый джентльмен. – Но ваш замысел выглядит смелым до безрассудства.

– Но если смелый план будет осуществляться с соответствующим благоразумием и осмотрительностью, что тогда?

– Вы действительно верите, что эта всемирная благотворительность когда-нибудь осуществится?

– Я уверен, что так и будет.

– Не самоуверенность ли это?

– Помилуйте, слышать такое от христианина!

– Только подумайте о препятствиях!

– Препятствия? У меня есть уверенность в преодолении препятствий, даже горных вершин.[46 - Аллюзия на 1-е Коринфянам, 13:2: «Если имею всякое познание и всю веру, что могу и горы переставлять, но любви не имею, то я – ничто» (прим. пер.).] Да, я настолько уверен во всемирной благотворительности, что за отсутствием лучшей кандидатуры я назначил себя временным казначеем, и буду рад принимать пожертвования, ибо в настоящее время я намерен распространить еще миллион экземпляров моего план-проекта для всеобщего сведения.

Разговор продолжался; человек в сером поведал о духе благожелательности, который, с учетом тысячелетней надежды для человечества,[47 - Откровение 20:1–3: «И увидел я Ангела, сходящего с неба, который имел ключ от неба и большую цепь в руке своей. Он взял дракона, змия древнего, который есть диавол и сатана, и сковал его на тысячу лет. И низверг его в бездну, и заключил его, и положил над ним печать, дабы не прельщал уже народы, пока не окончится тысяча лет…»] распространился во всех странах, – во многом так же, как дух прилежного земледельца, воодушевленный предстоящим посевным сезоном, проводит его по полям вокруг фермы. Доминантная нота, затронутая в его душе, продолжала вибрировать с неослабевающей силой. Он стал удивительно красноречивым, энергично жестикулировал и демонстрировал талант убеждения, способный сокрушить гранитные сердца.

Как ни странно, его слушатель, несмотря свойственное ему на необыкновенное добросердечие, оставался невосприимчивым к подобному красноречию, хотя и откликался на откровенные просьбы. Послушав еще несколько минут с благодушным недоверием, пока пароход швартовался у очередного причала, этот джентльмен с жалостливым и наполовину юмористическим выражением вложил в руки собеседника еще одну банкноту; он был милосердным до конца, даже к восторженным мечтам.

Глава 8. Милосердная дама

Если пьяница в трезвом состоянии являет собой мрачнейшего из смертных, то энтузиаст в припадке рассудительности становится гораздо менее оживленным. Скажем об этом без предубежденного отношения к его значительно расширившимся познаниям; ибо если душевный подъем был вершиной его безумия, то душевный упадок был крайней степенью его здравомыслия. Судя по всему, нечто подобное происходило с человеком в сером. Общество стимулировало его, одиночество навевало на него летаргию. Как и все закаленные одиночки, он не ощущал бодрящей уверенности в одиночестве, которое налетело на него, как морской бриз из безмерной пустоты. Иными словами, когда он остался наедине с собой, и ничто не могло разбередить его внутреннюю флегматичность, он неосознанно вернулся к своему прежнему облику, – к пассивному спокойствию, состоявшему из печального смирения и сдержанности.

Спустя короткое время он вяло направляется в дамский салон, словно тщится кого-то найти там, но, после нескольких разочарованных взглядов, обращенных в его сторону, опускается на диван с унылым и меланхолически утомленным видом.

На другом конце дивана сидит пухлая и приятная особа, чей вид намекает на то, что если у нее и есть какие-либо недостатки, это может быть все, что угодно, кроме ее превосходного сердца. Судя по ее сумеречному платью, – ни предрассветному, ни предзакатному, – она была вдовой, только что вышедшей из кокона своего траура. Смутно отрешенная, она в благоговейном забытьи смотрит на книгу, где ее палец указывает на XIII главу 1-го послания Коринфянам, к которой недавно обратилось ее внимание после сцены с увещеванием на грифельной доске немого пассажира.

Священная страница более не манит ее взор; но вечером, когда западные холмы озаряются сиянием заходящего солнца, ее задумчивое лицо хранит нежную легкость увещевания, хотя имя учителя уже забыто.

Между тем, лицо незнакомца вскоре привлекает ее взгляд, но не находит отклика. Книга, позабытая в руке из-за ее вопрошающего внимания, неожиданно выскальзывает на пол, но тут же возвращается обратно в руках незнакомца. В этом движении нет навязчивой вежливости, лишь безыскусная отзывчивость. Ее глаза сверкают; очевидно, она больше не является пассивной наблюдательницей. Почтительно склонившись к ней, со сдержанной печалью в голосе, незнакомец шепчет:

– Прошу прощения за вольность, мадам, но в вашем лице есть нечто, странно привлекательное для меня. Можно спросить, являетесь ли вы сестрой Церкви?

– Почему вы…