Готские письма

Мне больше не нравится участвовать в этом. На наших глазах и ушах происходит тотальная иррационализация, мифологизация информационного поля и массового сознания. И это было бы хорошо, даже прекрасно. Ведь я и сам любитель мифов и специалист по мифологии. Я бы с удовольствием воспринял долгожданное возвращение мифа после унылых десятилетий серого и скучного практицизма. Если бы (программа-максимум) я мог участвовать в мифотворчестве как автор или (программа-минимум) как вдохновлённый и заинтересованный читатель.

Однако нынешний миф меня как читателя не привлекает. А как творца никто не привлекает меня, и правильно делает этот никто, потому что я не умею так, как ему надо. Так, как ему надо, умеют С. & К. Этих двух достаточно. Миф рисуется плоский, неинтересный. В духе позднего зороастризма, переходящего в раннее манихейство. Отчётливый дуализм: есть хорошая, светлая Россия, управляемая мудрым Ормуздом, и злая, тёмная Украина с толстыми диабетическими и худыми педерастическими чертями. И где-то далеко-далеко за океаном чёрный-чёрный Барак Ариман, покровительствующий силам зла. Но скоро уже, скоро взорвётся вулкан-жёлтый-камень, и настанет чёрному властителю Рагнарёк.

И дело не в том, что Украина не злая, а Барак не чёрный. И Украина злющая, и Обама тот ещё ниггер. Просто история получается неинтересная. Нет духа трагедии, а значит, нет музыки. Есть, конечно, суггестия и психология. Каждый зритель, доведённый до экстатического отчаяния, задаёт Вселенной теодицейный вопрос: «Почему же наш добрый Ормузд не покарает хотя бы ближайших окраинных бесов, если не может простереть длань до Барака Обамы? Почему не вводятся танки?» Но тут входят С. & К. и объясняют: «Не всё так просто, дорогой гражданин. Не может Ормузд сделать выбор твой за тебя. Потому что это в твоей душе идёт война между белой Россией и чёрной-чёрной америкой-украиной. И ты, только ты должен сделать выбор и кого-то убить». И гражданин понимает, идёт и убивает кого-то.

Каждая программа так называемых новостей каждый день вылепляется из одной-единственной заготовки. Сначала мудрый Ормузд спасает Вселенную от очередной беды, и око его надо всем простирается, и разум, и доброта. Потом показаны злые черти в аду на у-краине обитаемой ойкумены. Они мучают невинных, лгут и паскудничают и воруют газ у Ормузда. Потом ещё Ариман скажет что-то злое и лживое с заокеанской трибуны. Потом несчастные европейцы под пятой Аримана страдают и протестуют. Ну и на сладкое спортсмены или дети в нашей светлой стране.

Нет никаких новостей. В мире мифа новостей не бывает. И времени нет. Ничего нового не может произойти. Великая новость: сегодня Геракл очистил Авгиевы конюшни. А завтра убил циклопа. А через несколько дней конюшни опять полны навозом, и надобно их заново очищать. И циклоп ожил. Цикл-оп. Оп! Цикл. Нет никаких новостей. И не нужно никаких «журналистов» и «аналитиков». Все «журфаки» можно с лёгким сердцем закрыть. Не нужно журнализма. И анализировать нечего. Только К. & С. Только С. & К. Навсегда.

Даже сверхчеловеки-режиссёры М. & К. не нужны уже. Поэтому бьются, взвиваются, хотят броситься грудью на чёрный «Макдоналдс» и забрать все его деньги-кровинушки. И старик П. не нужен, и старик Л. И другой Л., чего теперь ему, он в «Роснефти» пресс-секретарь, и баста. Никто никому не нужен и не интересен. Только С. & К., только К. & С. А когда зритель устанет, всегда есть под рукой Киркоров. И Басков тоже валяется где-то неподалёку. Для самых интеллектуальных и непокорных есть Шнур, пусть на нём хоть удавятся.

Умные брамины понимают: всё делается так, чтобы их, браминов, не кормить. Потому что накладно стало содержать всяческих идеологов. А проще дать хорошие деньги двум артистам, С. & К. Они, если надо, могут внутри себя и столкновение мнений изобразить. С управляемым результатом. И становится обидно умным браминам. Видят они сюжетное обнищание этой страны и катастрофическое оглупление. А что делать? В других странах ещё хуже. Та же самая двуцветная пропаганда.

Выручает старая добрая проверенная внутренняя эмиграция. Брамины массово уезжают во внутреннюю Россию, а некоторые в Индию духа покупают трамвайный билет, или в Красную Готию на дракарах. Если бы не надо было при этом паршивом неразвитом капитализме так тяжело трудиться, чтобы прокормить себя и семью, если бы были социалистические синекуры для браминов или буржуазные гранты, то очень скоро нас ожидал бы новый расцвет востоковедения, германистики, греческой филологии, палеогеографии и какой-нибудь ещё совершенно безумной и оторванной от реальной жизни науки. А так нет, и того не будет. Ничего не будет. Но мы ещё поживём.

Будь здоров.

11

Дорогой друг! Не только из римских источников воруем мы сладкие для нас упоминания о готах, но можем поиметь что-то и в других местах. Например, можно поскрести скандинавские саги. Частенько обнаруживается в них готская первооснова. Я тебе расскажу сегодня об одной такой средневековой поэме. Это «Сага о Хёрвер и Хейдрике».

Датировка событий, описанных в саге, основана на предположении, что битва между готами и гуннами, упоминаемая в повествовании, соотносится с битвой при Недао. Это событие произошло около 455 года где-то на территории бывшей Югославии. О нём рассказывает, в частности, Иордан. Скорее всего, такое сражение действительно имело место. Бывший вассал и союзник Аттилы, король готов-гепидов Ардарих возглавил восстание против сына и наследника Аттилы Эллака. Гунны были побеждены и бежали в степи. Однако связь «Саги о Хёрвер и Хейдрике» с битвой 455 года не бесспорна.

«Сага о Хёрвер и Хейдрике» была записана, как и прочие саги, около XIII века в Исландии. С V по XIII века прошло около восьми столетий. Это много. Представь, что сегодня, в веке XXI, ты сочиняешь поэму о событиях XIII века, например в твоей родной Чечне. На основе «более древних устных преданий». Какие предания могли сохраниться, протянуться неизменными сквозь восемь веков? Конечно, устная традиция была ранее консервативной и жила веками, но всё же восемь столетий даже для суперконсервативных сказителей из аулов – это слишком большой срок.

Иные говорят, что конфликт, находящийся в центре саги, происходил гораздо позднее, около VIII–X веков, и в среде самих готов, часть из которых могла прозываться гуннами по старой памяти, хотя самих гуннов уже и след простыл. Но это ничем не лучше. Много споров о том, на Дунае ли это было, на Днепре ли? Кто такие готы, кто гунны? Где находился Рейдготаланд? И так далее.

Похоже, что события «Саги о Хёрвер и Хейдрике», как и события прочих саг, происходили в саге во время саги в стране саги с народами саги. И больше нигде. Любые совпадения с реальными местами и племенами можно считать случайными. Это литературный мир или даже более того, виртуальный, как в компьютерной игре, созданной по мотивам литературного произведения. Исландские скальды брали старые и новые легенды, сказки, песни и создавали свой мир. Долгими зимними вечерами в холодной Исландии всё равно больше нечего было делать. Если бы у них были компьютеры, они писали бы стратегии, а потом в них рубились. Но компьютеров не было. Вот и сочиняли саги, но ровно по такому же принципу.

Может быть, у исходных легенд и были какие-то исторические аналогии. Но замешивались ингредиенты в такой гремучий коктейль, что результат терял всякую историчность. В один сюжет попадали события, разделённые веками, герои, разделённые странами, всё лепилось ко всему для пущего поэтического эффекта. Это был экспериментальный роман. Представь себе сюжет: древнегреческий путешественник, какой-нибудь Одиссей, приплывает в Лондон эпохи Оливера Кромвеля и принимает участие в Кубинской революции (которая происходит почему-то в Англии), а когда восстание терпит неудачу, он скрывается от преследования, спрятавшись в торговом караване верблюдов, что идут по берегу Темзы, и скоро оказывается у пирамид, где встречает Юрия Гагарина и вместе с ним летит в космос, но, приземлившись, попадает в руки хана Батыя, который отправляет его в ссылку на остров Пасхи, где герой и живёт до самой смерти, разводя колибри и пингвинов. Такое же смешение времён и мест мы находим в любой исландской саге. Очень, очень экспериментальная литература.

Именно как литература и прекрасна «Сага о Хёрвер и Хейдрике». Послушай сам: «Дочь Бьярмара родила ребёнка; это была исключительно красивая девочка. Её омыли водой и нарекли Хервёр. Она выросла у ярла и была сильна, как мужчина, и когда была возможность, она больше упражнялась в стрельбе, со щитом и мечом, чем в шитье или приготовлении пищи. Также она чаще поступала плохо, чем хорошо, и когда ей это было запрещено, она сбежала в лес и стала убивать людей ради денег».

Будьте осторожны, если у вас есть красивая девочка, которая чаще поступает плохо, чем хорошо. Не стоит ей ничего запрещать, иначе она сбежит в лес и станет убивать людей ради денег. Эта девочка, Хервёр, потом отправилась к месту погребения своего отца и прочих погибших воинов и вынудила мертвецов отдать ей волшебный меч Тюрвинг. Не испугалась ни проклятий, ни пламени преисподней.

Затем Хервёр долгое время была в походе и одержала много побед. Когда ей это надоело, она отправилась домой к ярлу, отцу своей матери; там она преуспела, как и другие девушки, в занятиях ткачеством и рукоделием. Вот какой неожиданный поворот! Ей надоели походы и победы, она вернулась домой, к рукоделию. И вскоре вышла замуж. Одним из двух сыновей Хервёр был Хейдрик, злой человек. Его изгнали из дома, но мать отдала ему Тюрвинг.

Хейдрик пришёл в Рейдготаланд и через некоторое время захватил власть. Он ходил воевать в Хуналанд, страну гуннов, и победил. Некоторое время был женат на гуннской принцессе, но вернул её, беременную, домой. Сына Хейдрика и Сивки назвали Хлёд. Его воспитал Хумли, отец Сивки – король гуннов. Потом Хейдрик пошёл на восток, в Гардарики, и женился на дочери местного короля. Там Один загадывал ему загадки и проклял. Хейдрика по проклятию Одина убили рабы.

Сын Хейдрика от саксонской княжны, Ангантюр, должен был вступить в наследство. Но свои права заявил и подросший Хлёд. Ангантюр был готов на уступки, но какой-то старый придворный дурак оскорбил Хлёда, назвав его полукровкой, бастардом, сыном рабыни. Хлёд обиделся, а ещё больше обиделся Хумли, король гуннов, чья дочь была принцессой, а не рабыней. Той зимой Хумли и Хлёд оставались дома. Весной они собрали столь большое войско, что в Хуналанде не осталось боеспособных людей. Пришли все мужчины от двенадцати лет и старше, которые могли воевать с оружием, и все их лошади были двух лет и старше.

Призывной возраст был установлен в двенадцать лет. Представьте себе эти полки гуннов, укомплектованные мальчиками возраста от пятиклассников, пионеров советских времён. Первой встретила гуннов Хервёр на авангардной заставе. Это была не та, первая Хервёр, которая добыла у мёртвых Тюрвинг, а сестра Ангантюра, то есть внучка первой, названная в честь бабушки и унаследовавшая её тягу к сражениям. Но вернуться к рукоделию, как бабушка, Хервёр Вторая не успела. Она погибла на заставе, в первом бою с гуннами.

Вскоре на Дунхейде встретились основные войска готов и гуннов. Поначалу гуннов было около тридцати тысяч, а готов вдвое меньше. Но к готам постоянно подходили подкрепления, а у гуннов мобилизационный резерв был полностью истощён. Сражение длилось восемь дней. В финале готы победили гуннов и убили всех, кому не удалось бежать. Поля были завалены телами гуннских детей-воинов, а реки запружены от крови. В предпоследней части саги приводится генеалогия последующих готских королей. Похоже, почти вся выдуманная или сфабрикованная. В последней, шестнадцатой, части шведы то принимают, то отвергают, то опять принимают христианство.

Береги своих дочерей и сам будь здоров.

12

Приветствую тебя! Ты просишь рассказать, как разгоралась моя любовь к готам и откуда есть пошли мои готские штудии, если, как тебе известно, я по первой своей специальности востоковед и санскритолог. Охотно тебе расскажу.

Если помнишь, я жил в Испании. Это было летом 20… года. Мы всей семьёй поселились в маленьком городке Торрокс на Коста-дель-Соль. Как-то так само собой получилось. Знакомые сообщили, что сдаётся на лето большая квартира, цена была сходная, курсы европейской валюты тогда стояли по отношению к нашему рублю весьма нам благоприятные, и мы поехали: обе мои дочери, жена, родственники жены. Море было видно с широкой террасы. Со второй террасы были видны горы. Мне больше нравилось смотреть на горы: четверть века прошло, как я живу в болоте и на равнинах, и всё мне нравится, всё хорошо, но не хватает того, чтобы в окоёме блистала снегами изломанная линия горизонта. Курортная наша программа состояла в том, что каждый день мы спускались версту или полторы к городским пляжам и принимали солнечные и морские ванны. По культурной части мы вечерами ходили в старую часть городка, пуэбло, где гуляли или сидели в ресторанах. Кроме того, мы с женой, как самые непоседливые и неугомонные, совершали с познавательными целями экспедиции в Малагу, Кордову, Севилью. Моя жена позже говорила, что это лето стало самым счастливым временем в её жизни: все были живы, относительно здоровы, наша малышка училась говорить и ходить, жизнь с утра и до ночи была размеренна, проста и понятна, а временами – разнообразна и увлекательна. Она понимала, что это какой-то подарок судьбы, тихий рай между ненастными бурями, что такое время не может быть долгим, но тем оно драгоценней. Я не скажу, что был как-то особенно счастлив или несчастлив. Мне нравились горы на горизонте. Мне не нравился шум машин, не стихавший даже ночами: всё время кто-то куда-то пытался пробраться по узким кривым дорогам Торрокса. Я завтракал и пил вечерний мятный чай на третьей маленькой террасе, у кухни, со старшей дочерью. Ходил к морю, купался в бассейне, играл в теннис с женой (она выигрывала), как мальчишка лазил в чужой сад за улетевшими теннисными мячиками (приносил вдвое больше мячей, чем мы забросили; некоторые мячи, похоже, пролежали многие месяцы под манговыми деревьями). И конечно, читал. Просто так жить я не умею. Вот тогда я и добрался до Исидора Севильского с его «Историей готов».