Топливо твоих кошмаров

Перспектива стать обедом для этих уродцев ужасала и одновременно казалась выходом из бесконечного кошмара. Устало вздохнув, я просто смирился с окружающей меня фантасмагорией.

– Какой-то свиноголовый с третьего уже пытался меня сожрать, – с нервным смешком сказал я.

– Борька что ли, Чушка который? Ну, схарчить – еще куда ни шло, там варианты есть, – смешливо прогнусавил Торчок.

– Варианты? – недоуменно переспросил я.

– Еще бы! Борян-то известный взломщик мохнатых сейфов! Две «мокрые девы» на нем и дочурка в довесок. Насадит на кучерявый пень – как посрать сходит! – с ненавистью шипел тощий в проволоке.

– Ага-ага! Береги одежду снову, а тухлую вену – смолоду! – добавил наркоман, и Ханыга неумело рассмеялся, разбрызгивая вонючую слюну из своей гипертрофированной челюсти.

– Ты с Чушкой не корешись особо, шнырь он, для Управдома шерстит, вынюхивает, – продолжал Пахан.

– Да какой такой Управдом? – нервно воскликнул я. Весь этот цирк уродов в тюремном антураже начинал откровенно надоедать. Торчок уже было открыл рот, чтобы ответить, когда в коридоре хлопнула дверь.

– О, Профура вернулась! – радостно скрипнул татуированный.

На кухню неловко и одновременно изящно вошло существо. Ее можно было бы принять за женщину – длинные, крашеные в блонд волосы, красная мини-юбка, стриптизерские туфли. Но странная походка придавала ей сходство с животным – она перемещалась на четвереньках, отклячив аппетитный зад кверху, царапая выцветший паркет огромными красными ногтями. На шее у создания болтался лакированный клатч, а ее когда-то миловидное личико было рассечено надвое и неровно сшито посередине. Густо накрашенные ресницы будто бы ощупывали воздух, вздернутый носик хищно шевелился. Взгляд задернутых поволокой глаз вперился в меня.

– А кто это у нас тут такой симпатичный? – промурлыкала Анжела, приближаясь ко мне.

– На хату к нам заехал сегодня, первоход, – отозвался Пахан.

Девушка медленно и вальяжно, словно тигрица кралась в мою сторону, немного скалясь. Ее полная грудь колыхалась в широком вырезе футболки, поглощая мое внимание. Мелькнуло красное пятно соска, и я, зардевшись, отвернулся. «Не время и не место» – одернул я сам себя.

– Принесла? Принесла? Ну скажи, что принесла? – неуклюже перебирая длинными тощими руками ковылял ей навстречу Торчок.

– Принесла-принесла, отстань только! И к Ветерану теперь сам ходи – он бычки о спину тушит! – Профура залезла длинными тонкими пальцами в клатч и швырнула наркоману полувыдавленный тюбик клея. Тот в блаженном экстазе забился куда-то в угол. Вскоре над его головой раздулся пакет.

– И как же тебя зовут, красавчик? – прыгнув, словно пантера, существо преодолело расстояние, отделявшее меня от нее, – Что у тебя есть с собой? Не хочешь поделиться с Анжелой? За маленький подарок Анжела покажет тебе, что умеет.

Длинный лопатоподобный язык, как у собаки вытянулся из ее рта и лизнул меня в подбородок. В голове шумело, мысли путались. Я понимал, что отсюда нужно валить, но меня не отпускало чертово любопытство – каково же это, с таким языком…

– Эу, алюра, уймись, а то я тебе мигом фары помою, – подал голос клеткоголовый, вырвав меня из транса, – Он человек новый, не в курсах еще, что к чему.

Анжела резко развернула голову к уголовнику, шея с хрустом вытянулась в его сторону.

– Пасть завали, шакал позорный! Работать мешаешь! – прорычала она.

– За шакала мы с тобой после пожуем, а пока оставь паренька в покое, он пока не в курсе, до чего ты баба лютая.

– А я ему сейчас продемонстрирую! – плотоядно оскалилась Анжела и прыгнула к Пахану, метя торчащими клыками тому в пах. Стоило этим двоим сцепиться, как Ханыга грозно замычал и ринулся в кучу-малу, похоже, соблюдая в драке абсолютный нейтралитет.

– Расползаться тебе в мазу, пацанчик, – гнусаво заметил Торчок, не отрываясь от пакета с клеем. Подхватив распотрошенную сумку, я рванулся к двери и вылетел наружу, подгоняемый раздающимися из квартиры визгами Профуры, кряхтением Пахана и неразборчивым воем Ханыги.

Я перепрыгивал через ступеньки, рискуя упасть и разбить себе нос, преодолевал пролет за пролетом, спускаясь на первый этаж. Меня больше не волновала ни семейка каннибалов, ни странный обитатель квартиры на втором этаже. Все, чего я хотел – это вырваться из проклятой девятиэтажки и забыть все произошедшее здесь, как кошмарный сон, никогда не возвращаться в этот сонный, загнивающий райончик и не вспоминать вываренный эмбрион, плавающий в тарелке, полной кровавого поноса.

На пути мне никто не встретился, и я, подгоняемый инерцией и ужасами, оставленными позади, все продолжал спускаться, но лестница никак не заканчивалась. Взглянув в щель между перилами, я увидел, что этажей внизу осталось чуть ли не больше, чем наверху. Да как такое вообще возможно?

Чем ниже я спускался, тем более запущенный вид имел подъезд. Двери квартир выглядели сгнившими, под дерматиновой обшивкой будто бы что-то шевелилось, а номера превратились в ржавые нечитаемые иероглифы. Некоторые ступеньки осыпались потрескавшимся бетоном, когда я на них наступал. На одном из пролетов перила были выворочены и торчали в проходе – пришлось прижаться к заляпанной не пойми чем и исписанной стене подъезда. Штукатурка сыпалась мне за шиворот, в углах клочьями висела паутина. На каком-то из этажей на глаза мне попалось свисающее из-под окна осиное гнездо.

На одной из лестничных площадок я остановился, чтобы перевести дух. Обыскал сумку – не завалялась ли где бутылка воды, но мне как всегда не повезло. Лишь бесполезные рекламные проспекты и кусок арматуры, врученный мне бабкой. Я повертел тяжелую штуку в руках. С чего я вообще взял, что это та же самая, что и двенадцать лет назад? Кто знает, вдруг у бабки просто маразм, и она всучила мне обычный строительный мусор, а я напридумывал себе невесть чего? Но зерна сомнения гнили, не успевая залечь в сознании – в руках я держал ровно ту же штуковину, что и тогда. Выщербленка по краю, заостренный конец снизу, угол наклона… Я помню все до мельчайших деталей – это точно оно. Никакой ошибки быть не может. Растерянно я сунул железку в сумку и собрался двигаться дальше, когда услышал ритмичное позвякивание за спиной.

Обернувшись, я обомлел. Казалось, уже ничто сегодня не сможет выбить меня из равновесия, но этому существу удалось.

Оно что-то проквакало вопросительно, не прекращая помешивать половником бурое варево в одной из многочисленных кастрюлек, росших у твари прямо из спины. Перебирая бессчетными обезьяньими лапами по полу, нечто подошло ко мне поближе и снова зашевелило уродливой, разделенной надвое поперек челюстью. Кваканье повторилось, уже с нажимом. Множественные пузырчатые глаза, слепленные в черные комья, пялились на меня, лишенные всякого выражения. Одна из лап потянулась за спину, зачерпнула пальцем кипящей дряни и отправила каплю в рот, после чего тварь замычала – горестно и отчаянно.

Сознание очнулось, запротестовало, отказалось размышлять и анализировать, отдав ногам простой приказ – бежать. Обросший кухонной утварью паук загораживал лестницу, ведущую вниз, поэтому я развернулся и побежал обратно, туда, где происходящее было пускай и тошнотворно, но объяснимо.

Пробегая мимо очередного приквартирного коридора, я споткнулся и, пытаясь не упасть, схватился за одну из прогнивших дверей. Та распахнулась, и я пребольно шлепнулся на потрескавшийся кафель. Хотелось так и остаться, закрыть глаза и лежать, просто ожидая, пока паукоподобный уродец поднимется за мной, расчленит и сварит в своих бесконечных кастрюльках, растущих на спине. Но, похоже, к такой участи я был не готов, потому что когда в коридоре за открытой дверью на полу вздыбилась какая-то тестоподобная масса, я тут же вскочил на ноги и продолжил бег. Краем глаза я успел увидеть полужидкую руку и расплавленное, стекающее вниз скорбное лицо посреди ожившей белой дряни.

Не знаю, сколько бы мне еще удалось пробежать. Иногда так бывает, что удача улыбается тебе в самые неожиданные моменты. За спиной раздались скрип и скрежетание, точно что-то большое и металлическое пыталось пролезть в узкий проход. Обернувшись, я увидел перед собой гостеприимно распахнувшиеся двери лифта, тускло освещенного захватанной и покрытой сажей лампой. Возблагодарив небеса, я рванулся внутрь, прочь от паукообразной твари и печальной квашни в квартире.

Стоило мне сигануть в кабину, как двери хищно захлопнулись, едва не прищемив мне ногу. Кнопки были оплавлены, залеплены давно окаменевшими кусками жвачки, и различить, какая какой обозначает этаж было решительно невозможно. Над желтой клавишей вызова диспетчера и красной – остановки лифта – должна была находиться кнопка первого этажа, но вместо нее была лишь черная, с бахромой вырванных с мясом проводов дырка.

В отчаянии я стукнул кулаком по панели, кабина дернулась и куда-то меня повезла. Судя по ощущениям, наверх. Очень хотелось присесть, но пол хлюпал под ногами, а застарелый запах мочи не позволял предположить, что это вода.

Лифт продолжал свой медлительный подъем с натугой и скрежетом, когда я вдруг услышал, как из динамика на панели раздалось шипение. Диспетчер! Ну конечно, как я раньше не догадался! Забыв о брезгливости, я почти прильнул лицом к грязному металлу и заголосил:

– Пожалуйста, на помощь! Я застрял в доме на…

Стоп! А какой у этого дома адрес? Я внезапно поймал себя на мысли, что не могу вспомнить, ни на какую улицу выехал, ни на какой остановке сошел, даже не мог вспомнить, что вбивал в навигатор смартфона, который теперь валялся на полу в квартире каннибалов. К черту, не важно!

– Я в девятиэтажке, в той, что на поле, я не могу отсюда выбраться, меня преследуют…

– Я знаю, где ты, Андрей, – голос, раздавшийся из динамика, казалось, весь состоял из помех и скрипа, звучал, словно говорящая игрушка, батарейки в которой садились, – Тебе не нужно никуда выбираться. Ты на своем месте.

– Кто вы? На каком месте? Помогите мне! – истерика, уже начавшись, и не думала прекращаться. Видимо, какая-то часть моего сознания все еще верила в то, что у этого кошмарного сна есть конец.

– Но его нету, Андрюша. Тебе здесь самое место. Ты останешься с нами, осознавать и раскаиваться, – слова звучали, как шум в вентиляции, как стук мусора, падающего в мусоропровод, как гудящие трубы, как искрящая проводка, – Здесь истинное убежище для порочных.

– Я не порочный! – надрывался я, стараясь заглушить червячок сомнения, который вторил голосу из панели: «Здесь тебе самое место!»

– Прислушайся к себе. Вспомни, что ты сделал. Загляни в свою сумку – старуха-доносчица передала мой подарок? Маленькое напоминание из прошлого? Ты ведь не забыл? Столько воды утекло… – голос зашумел, напоминая туалетный смыв, – Если так – ничего, мы все здесь, чтобы ты вспомнил.

– Чего вам от меня надо?

– Ты не исключение, не льсти себе… Вы все повидали немало ужасов, но теперь вы в безопасности, вздохни спокойно. Мы станем для тебя уютным домом. Не мешкай, найди что-то свое, места хватит всем. Нежно разлагающуюся постель, в которую можно прилечь… – шипело нечто пробитым котлом.

– Что ты такое? – возопил я в отчаянии, и мне ответил сам лифт, щелканьем кнопок, скрежетом дверей, стуком снаружи и шуршанием динамика:

– Мы – Управдом!

Двери открылись, и я выбежал, затыкая уши, лишь бы не слышать этого дьявольского шепотка, но, казалось, я вынес его из зассанной кабины в собственной голове. Выйдя на площадку, я огляделся и увидел лестницу, ведущую на крышу. Закрытая решетчатой дверью с ржавым замком, она была скрыта тьмой лестничной клетки, но я чуть не разрыдался от счастья. Когда уже казалось, что дом чудовищен и бесконечен, что у него нет ни верха, ни низа, я нашел подтверждение тому, что у кошмара есть границы. Можно ведь кричать с крыши, пока тебя не услышат прохожие, можно кидать всякий мусор вниз, можно по крайней мере скрыться от чудовищных жильцов этой обители кошмаров.

Подарок «старухи-доносчицы», как ее назвал голос, оказался весьма кстати. Я орудовал вернувшимся из прошлого куском арматуры, будто фомкой, раскачивая давно прогнившую дужку замка, пока тот с лязгом не свалился к моим ногам. Путь на крышу был свободен.

Снаружи моросил тот самый гадкий дождик, сопровождавший меня по дороге в этот гадюшник. Холодные капли отрезвляли – увиденное в доме на секунду показалось страшным сном, но изогнутый кусок арматуры в руке убеждал в обратном – все предельно реально. Гудрон топорщился под ногами, многочисленные погнутые антенны казались все теми же высохшими зарослями борщевика.