Учитель

– Довелось сделать именно это, когда мне было 23 года. Правда, после года с небольшим понял, что я человек сугубо городской. Да, я получал в деревне маленькие удовольствия от жизни, но в городской жизни получал удовольствия покрупнее. А главное, после такого эксперимента я больше никогда уже не переживал, что теряю время в городе вместо наслаждений в горах, – ответил я сыну.

Неожиданно девочки спросили меня, есть ли в вагоне туалет. Я объяснил им, как туда пройти, и стал ждать результата их визита туда. Долго ждать не пришлось. Через минуту они обе вернулись и в который раз оценили мой инженерный гений и дар предвидения. Ещё в Барселоне я купил им в дорогу замечательный компактный дорожный туалет, которым они тут же воспользовались. Мы с женой и сыном тактично вышли в коридор.

Наступила настоящая украинская июльская ночь. В нашем купе было тепло, уютно и спокойно. Так же спокойно было у меня на душе.

Я могу обеспечить беззаботную жизнь моим детям, чтобы они занимались чем угодно – искусством, спортом или просто ничем. Но я не хочу их обкрадывать, отнимать у них единственную по-настоящему интересную жизненную игру, борьбу за своё место под солнцем, войну за счастье. Мне ведь представился такой случай в моей жизни, и я воевал, иногда побеждая, а чаще принимая поражение как строгое напоминание о том, что война продолжается. Хотя я не хотел бы пожелать своим детям и десятой доли тех терзаний, которые пришлось испытать мне. Пусть их борьба будет тяжёлой, но без мук.

Засыпал и просыпался я несколько раз. На рассвете, когда все ещё спали, я встал и тихонько вышел в коридор. Постоял у открытого окна, глядя вдаль. На мгновение всё вернулось назад, в 7-е июля 1975 года, когда я возвращался в Черновцы после пятилетнего обучения в университете.

Тогда встал простой вопрос: продолжать ли мне рассчитывать критический угол преломления высокочастотной волны твердотельной плазмы в кристаллах антимонида индия в скрещенных электромагнитных полях или стать учителем?

Я сделал свой выбор не в пользу того, чем занимался последний год в университете.

Выбрался я из университетской теплицы в суровый мир жизни и поинтересовался:

– Есть ли здесь свободные места под солнцем? – и не получив ответа, добавил: – А кто тут последний в очереди?

Прогнать майдан – вести шулерскую игру в поезде.

Пижон – жертва шулера.

Тюльпан – игрок.

Натюрморт – картёжная ситуация, обстоятельство.

Глава первая

ЗАМОГИЛА

НАКОНЕЦ-ТО ДОМА

Я – Соломон Абрамович Глейзер, и моя постуниверситетская история началась 3 июля 1975 года в Новосибирском Академгородке, когда я получил диплом физика.

Но физикой заниматься тогда я не стал, хотя по сей день могу в любой момент с закрытыми глазами зафиндюлить тут же на месте такую длинную формулу, что нескольких страниц в этой книге для неё не хватит. Пишу я об этом для того, чтобы никто не сомневался в том, что чему-то длинно-убедительному в физике меня всё-таки в университете научили.

Никто не призывал меня быть учителем, педагогом и воспитателем, всё это случилось по моему собственному желанию. Решил – и всё тут. Планировал учить детей тому, что через две точки можно провести только одну прямую линию, а физика – это наука о природе. И другим истинам тоже собирался учить. Дети должны знать всё. И вот когда пересчитают они недосчитанное, перемножат недомноженное и поделят недоделенное, тогда и будут воспитываться дальше передовыми методами.

А какими именно методами будут они воспитываться, я и сам толком не знал. Уверен был только, что это произойдёт по-новому и будет трудным. И мне будет трудно.

А мне лёгкой жизни не надо было, мне трудности только подавай. Я из тех, кто идёт на грозу и на гром тоже.

…Ярчайшая молния оскалилась над городом, раскатами ей вторил оглушительный гром. Заметно потемнело. Внезапно поднялся ветер. В его порывах липовые и каштановые листья закувыркались по мостовой и тротуару, забились и попрятались в клетки забора, судорожно дрожа там. Дождь огромными каплями застучал по стеклу окна. В эти первые мгновения ливня пыль с мостовой поднялась, но не выдержав напора капель дождя сверху, опять опустилась на мостовую и вместе с дождевой водой стекла вбок к тротуару, а затем вдоль него ручейками побежала вниз по улице.

Последний убегающий от дождя длинноногий парень пробежал по улице и скрылся за углом. Случайный пёс, втянув мокрую голову в тощее туловище, рысцой пронёсся поперёк ручейков и пропал в открытой двери одного из подъездов нашей улицы. Два сизых голубя, стремительно взмахнув крыльями, упали в листву каштана и утонули в ней. Дождь, подгоняемый громом и молниями, уже ничего не стесняясь и никого не боясь, пошёл во всю мощь.

Такое могло случиться в любом городе, когда угодно, но случилось в воскресенье, 13 июля 1975 года, в Черновцах. За шесть дней до этого дождя я вернулся из Сибири после пяти лет учёбы в университете.

В такой дождь идти некуда, да и незачем. Хочется побыть дома с родителями или помолчать в одиночку. Принимать гостей не хочется, да и не ждал я никого. Стоял без дела у окна, глядя на знакомый до мелких деталей пейзаж. Дождь с новой силой стал отбивать дробь по стеклу. Казалось, что он бил меня прямо по лицу.

Через полчаса ливень закончился так же неожиданно, как и начался.

После дождя Черновцы пахнут по-особенному. Город балует озоном, ароматом свежести, его потайные карманы наполняют запахи сырости. Воробьи купаются в лужах, а голуби хозяйничают на площадях. Именно голуби для меня – олицетворение города, они хозяева крыш и подоконников Еврейского дома, который, вместе со зданием театра, является украшением самой красивой площади Черновцов – Театральной.

Абалаковский

рюкзак с моими вещами уныло лежит в углу. В нём отцовское трофейное шерстяное одеяло, сибирская финка из Прокопьевска с семнадцатисантиметровым лезвием, три тома Ландау и Лифшица, книга Сухомлинского «Сердце отдаю детям», диплом о высшем образовании, лейтенантские погоны, фонарик-динамо и моя фирменная штормовка. Ещё совсем недавно в Академгородке с близкого расстояния меня безошибочно можно было узнать по запаху, а с дальнего – по фирменной штормовке.

За исключением одеяла это – всё, что я приобрёл за пять лет. Прямо скажем, немного. Нет, была ещё чугунная сковородка, которой я пользовался три года в общежитии. Но она с некоторым моим сожалением оставлена там в наследство первокурсникам.

Я повзрослел и многому научился. Но это случается со всеми и везде. Все мы выросли на то же количество времени, а вот кто научился большему, с помощью анализа определить трудно. Может, я не научился, как надо жить, но я точно знаю, как жить не надо.

Смогу ли я воспользоваться своим положительным и значительно большим отрицательным опытом? На этот вопрос ответ придёт ещё не скоро.

Мне показались целой вечностью шесть дней, проведенных дома. Я отоспался, наелся, повидался с родственниками и близкими друзьями. Побывал везде, где планировал побывать. Обстоятельно поговорил с отцом. Возможно, впервые в жизни. Получилось, как у Марка Твена

. Может, отец был прав и мне не надо было уезжать на учёбу на долгих пять лет. Но теперь – что об этом говорить, уже поздно, время имеет фундаментальное свойство необратимости.

В доме, где родился и вырос, я уже даже не гость, я стал здесь чужим. Меня никто не понимает, да и я не желаю никого понимать. Куда-то временно пропало моё терпение, которое я закалял и растил многие годы. Мои взгляды на жизнь изменились, и сейчас у меня нет желания их менять или кому-либо объяснять.

В Черновцах в эти первые дни после приезда из Новосибирска у меня почему-то временами появлялось желание жить лёгкой жизнью. Не хотелось думать ни о чём тревожном и неприятном, хотелось веселиться, бегать за девчонками, любить их по одной и всех вместе и наслаждаться молодостью.

Громоздкий багаж знаний – формулы, теоремы, выкладки, законы физики и математики, который был загружен и плотно упакован в мою голову пятью годами учёбы, – казался теперь бессмысленным и лишним. Как старый тяжелый чемодан в чулане, который нет желания даже доставать, не то что смотреть его содержимое. Теперь, когда эти знания уже добыты мною, они потеряли смысл для практической жизни. Они стали просто инструментом для профессии, не более того. А сколько на них потрачено сил, уже не важно.

Порой я даже стеснялся этих никому теперь не нужных знаний. Я доказал себе и другим, на что способен, и этого достаточно. Дальше другая, настоящая жизнь, прозрачная и понятная, как это летнее черновицкое утро. Хотелось приносить пользу людям, помогать семье, с энтузиазмом изменять мир, а университетские знания никак этому не содействовали. Больше того – они порой даже мешали.

Лишь задний двор корпуса физфака черновицкого университета напротив моего дома, который я видел ежедневно из своего окна, напоминал о чём-то академовском, уже неповторимом. Но это совершенно не портило моё впечатление от настоящего.

Наслаждение маленькими удовольствиями в жизни – это и есть моя жизнь теперь, в прошедшие дома шесть дней.

…Чашка свежезаваренного кофе с утра, щебет птички в кроне дерева во дворе моего дома, гроздья вишен на Роше, успехи близких людей, вот этот только что окропивший город тёплый летний дождь…

…Поиграл с пацанами в футбол в Пятом дворе. Меня не смутило, что я был самым старшим футболистом среди них.

…Сходил с соседом на вишню в сад дома рядом с Резиденцией. Там было так хорошо, что хотелось даже остаться ночевать в том саду, под деревом. Но к вечеру фанфары в животе протрубили тревогу и пришлось срочно переместиться и занять позицию поближе к туалету. За пять лет я прилично отвык от свежей, немытой, прямо с дерева ягоды. Придётся привыкать заново.

…Прошвырнулись с двумя одноклассниками и тремя одноклассницами по Тралке. Обилие молодых красивых девушек просто поразительно и впечатляет. Черновцы традиционно – город самых красивых девушек. Если бы я не был с одноклассницами, то меня, пожалуй, было бы не удержать.

…Постоял на углу Центральной площади и улицы Франко, долго смотрел вверх, а затем ушёл не оглядываясь.

…Встретив Фиму Вассермана, я спустился с ним в знаменитую «Пирожковую» на углу Русской и Украинской и с необычайным удовольствием съел там четыре пирожка с мясом, щедро запив их томатным соком. Для подтверждения почётного статуса пирожкового гурмана пришлось съесть один пирожок с горохом.

…Всем знакомым при встрече говорил с гордостью:

– У меня призвание быть учителем, а каким именно – физики или математики – для меня не важно и второстепенно.

Не знаю, как у других, но лютый враг таких моих простых наслаждений – это мысли и планы на будущее. В каждый данный момент я живу в будущем, иногда в близком, а иногда в очень отдалённом.

Мои мысли о будущем в основном приятные, особенно перед сном. Может, потому я люблю больше будущее, чем настоящее.