– Стало быть, я помру в тюрьме? – спросил Добо содрогнувшись.
– Что за глупости ты гадаешь! – накинулся на нее цыган. – Ни единому слову ее не верьте, ваша милость, благородный господин витязь.
– Чепуха! – махнул рукой и священник.
Цыганка схватила руку Гергё. Снова подставила лицо клубам дыма, помолчала, затем устремила глаза в небо:
– Всю свою жизнь ты пройдешь с голубкой – белой голубкой с розовыми крыльями. Но пламя, пламя окружает тебя. Из рук твоих катятся огненные колеса. А голубка потом остается одна и ищет тебя до самой смерти.
На мгновение цыганка замолкла. Лицо ее перекосилось от ужаса. Она отпустила руку мальчика и, поднимая руки к небесам, пробормотала:
– Две звезды взлетают в небо: одна из темницы, другая с берега моря… Сиянье их вечно…
И в страхе она закрыла глаза руками.
– Ерунда! – махнул рукой Добо. – Облейте водой эту женщину.
– Облить водой безумную! – завопил цыган. – Такие глупости предрекаешь своим благодетелям!
Он сам схватил ведро и окатил водой гадалку.
Все вокруг засмеялись. Добо взял Гергё за руку и поклонился невольникам.
– Ваша милость, благородный господин витязь! Что ж нам делать с этим грабителем, разбойником, убийцей? – крикнул цыган вслед Добо, указав на турка.
– Повесьте его! – небрежно ответил Добо.
И, посадив Гергё в седло, он вскочил на коня.
11
– Ну, собака турок, – гаркнул Гашпар Кочиш, – теперь твой черед!
– Веревку! – закричал возница Андраш. – Вон они, путы, лежат.
– Сдохнешь! – завыл цыган, неистово вращая глазами.
– Ты мне ноги калечил железом! – гневно крикнул Гашпар.
– Ты убил моего отца! – завопила одна женщина.
– Ты корову нашу угнал, дом разорил!..
И вокруг турка забушевал вихрь, замелькали яростные лица и сжатые кулаки. Невольники в гневе метались и толкали янычара под старый бук.
Большеголовый крестьянин, побывавший уже в рабстве, преградил им дорогу саблей:
– Да вы что? Хотите сразу его прикончить? Нет! Сперва подгребем ему под ноги раскаленные угли.
– Жару ему под ноги! – закричали все. – Заживо сожжем, проклятого!
Женщины тут же бросились ломать сухие ветки и разжигать под деревом костер.
– Люди! – заговорил священник. – Если вы займетесь сейчас повешением, могут снова нагрянуть какие-нибудь бродячие турки, и всех нас опять уведут в рабство.
Ярость сразу остыла, невольники тревожно озирались по сторонам.
Священник оперся на турецкое копье с костяной рукоятью и продолжал:
– Вы знаете, как он пытал меня. Так у кого же из вас больше прав, чем у меня, расправиться с этим диким зверем?
Никто не ответил. Почти все они видели, как привязывали священника к лавке и, поливая его кипятком, выпытывали, куда он спрятал сокровища своей церкви.
– Поезжайте вместе с витязями, – продолжал священник. – Пока можно будет, оставайтесь под их защитой, а потом разъезжайтесь в разные стороны, выбирайте безлюдные дороги. Сохрани вас Господь и приведи всех до дому! – И он простер руки для благословения.
Люди бросили разжигать костер, вскочили друг за дружкой на доставшиеся им телеги.
– Но!.. С Богом!
Цыган тоже прыгнул на свою телегу и, обернувшись к цыганке, сказал:
– Бёшке, за мной!
Гашпар связал свою телегу с телегой Маргит. Они уселись рядышком.
– А вы уж хорошенько помучайте его! – крикнул Гашпар священнику.
– Огня не пожалейте! – подхватил кто-то из женщин.
И одна за другой телеги тронулись.
Последним уехал тот невольник, которого турки произвели в повара.
– Ах ты, магомет вареный, телячья башка, я все равно не уеду, пока не отплачу тебе за пощечину! – сказал он.
И тут же претворил свои слова в дело.
Священник остался с турком наедине.
12
Гергё казалось, будто ему снится сон. Он ехал рысью рядом с Добо на своей быстрой турецкой лошадке и размышлял о том, как далась ему такая нежданная слава.
Мальчик смотрел то на коня, то на красивую саблю. Коня нет-нет, да и погладит, саблю нет-нет, да и вытащит из ножен. Повстречайся им сейчас турки и скажи ему Добо: «Гергё, руби!» – уж он ринулся бы на целую рать.
Отряд свернул на мечекскую дорогу, держа путь на север.
День был на исходе. Небо заволоклось рябью мелких облачков, и когда заходящее солнце позолотило их, казалось, будто весь небосвод отчеканен из золотой чешуи.