От Великого Конде до Короля-Солнце

И только в Фонтенбло он вновь увидел Марию. После официального представления Марии Терезии дрожащая от волнения девушка сделала реверанс королеве и наконец решилась поднять глаза на короля. Но, встретив ледяной взгляд человека, которого так любила, чуть было не упала в обморок.

Она не могла знать, что только так король смог скрыть охватившее его смятение.

Глава 7

Как по политическим мотивам Мазарини превратил старшего брата короля в женоподобное существо

Мужчину легко превратить в женщину, если за это взяться с раннего возраста.

    Народная мудрость

26 августа 1660 года Мария Терезия торжественно въехала в столицу при огромном стечении прибывших изо всех уголков королевства простых французов (по некоторым данным, до миллиона человек). Организованные по этому поводу празднества превзошли по своему великолепию все, что происходило до сих пор в Париже. А на следующий день Марии Терезии предстояло отправиться вместе с королем в Сен-Антуанское предместье, где на троне, установленном на покрытом коврами помосте, она должна была принимать поздравления своих подданных

.

Во второй половине дня в сопровождении эскорта, состоявшего из нескольких тысяч пажей, мушкетеров, швейцарских гвардейцев, солдат, трубачей, она направилась из Венсенского дворца в Сен-Антуанское предместье, где ее сошедший, казалось, со страниц сказки экипаж вызвал бурю восторга у зевак. «Блестевшая под лучами солнца карета, – по словам одного из встречавших, – была хорошо видна издалека. Для изготовления этого передвижного трона использовалось не простое железо: колеса и ходовая часть были покрыты золотыми и серебряными пластинами, а сама карета снаружи и внутри была украшена вышивкой золотом по серебру. Поддерживаемый двумя стойками балдахин с тисненым узором украшали гирлянды из цветов. А экипаж был запряжен шестеркой датских лошадей жемчужно-серого цвета, сбруя которых вполне соответствовала великолепию самой кареты».

Впереди экипажа гарцевал король на прекрасном испанском скакуне.

Позади государей следовали принцы, герцоги, маршалы и более двухсот дворян. «И всех их горячо приветствовала гудящая, как рой пчел, толпа».

Вскоре кортеж приблизился ко дворцу Бове. Король поднял голову и поздоровался с высунувшимися из окон женщинами. На втором этаже находились Анна Австрийская, королева Англии, принцесса Палантинская и кривая на один глаз женщина, с улыбкой смотревшая на короля. Над ними, в проеме окна, стояла девушка и с безутешным видом наблюдала за праздником. И наконец, из окна последнего этажа за Людовиком XIV неотрывно следила молодая особа, которая, хотя и не была придворной дамой, пользовалась за свой ум и красоту большим уважением среди приближенных короля. Уже на следующий день в письме к одной из своих подруг она поделилась своими впечатлениями как женщина, которая видит немного дальше того, что происходит в непосредственной близости от нее, о том, что «королева должно быть заснула вчера вечером, довольная выбранным ею супругом

».

Окривевшей на один глаз женщиной была мадам де Бове; девушкой, стоявшей на третьем этаже, – Мария Манчини; а молодой особой, поделившейся своими мыслями в письме, – мадам Скаррон, будущая мадам де Ментенон.

Вот так по иронии судьбы в первый же день своего пребывания в Париже Мария Терезия могла видеть собранных вместе первую любовницу короля, его первую любовь и последнюю любовь.

* * *

Мазарини не довелось принять участия в этом грандиозном празднике. Прикованный к креслу приступом подагры, он довольствовался ролью простого зрителя.

Действительно, к пятидесяти восьми годам здоровье его было подорвано выпавшими на его долю приключениями, трудами, заботами, интригами. Теперь он все чаще и чаще оставался в одиночестве в библиотеке посреди роскошного собрания редких книг, картин великих мастеров, скульптур, изумительных ковров, которые он с любовью собирал на протяжении всей своей жизни. Произведения искусства стали его единственной страстью, и, когда у него уже не хватало сил подняться по лестнице, ведущей с первого этажа на второй, где находилась библиотека, он изобрел сиденье, приводимое в движение противовесом и веревками, которое по праву можно считать предшественником современного лифта.

Глядя на чудесные произведения искусства, кардинал постоянно мучился одной и той же мыслью: как сохранить все это богатство от воров. Следует признать, что он беспокоился не напрасно. Как рассказывают его современники, при посещении кардиналом Барберини и его свитой мастерской художника Дюмустье неожиданно исчезла ценная книга в роскошном переплете. Разгневанный художник был вынужден обыскать всех священнослужителей и обнаружил пропажу под сутаной монсиньора Панфильо

.

Хорошо зная нравы своего времени, Мазарини редко принимал посетителей и не любил далеко удаляться от своего дворца. Но когда в начале 1661 года он почувствовал себя совсем плохо, его перевезли 7 февраля из Парижа в Венсенский дворец. А на следующий день туда же перебралась Анна Австрийская, которая не отходила от постели больного и ухаживала за ним, как добрая супруга, делая ему компрессы, ставя примочки…

Мазарини, уже не испытывая к королеве былых нежных чувств, вел себя словно брюзгливый супруг. «Кардинал обращался с ней, – по словам Монглат, – как с горничной и, когда ему сообщали о том, что она собирается подняться в его покои, он, насупя брови, говорил своему камердинеру:

– Ах! Эта женщина настолько надоела мне, что скоро загонит меня в гроб. Оставит ли она когда-нибудь меня в покое?»

Но по-прежнему любившая его Анна Австрийская, казалось, не замечала его плохого настроения и продолжала досаждать кардиналу своими навязчивыми заботами. А он, не стесняясь посторонних, все также грубо обращался с ней.

«Однажды, – пишет в своих “Мемуарах” Бриен, – когда я находился в его комнате, вошла королева-мать и спросила у лежащего в постели кардинала, как он себя чувствует.

– Очень плохо! – ответил он.

И, откинув одеяло, показал удивленной королеве свои обнаженные ноги и произнес:

– Мадам, вы видите ноги, которые потеряли покой, обеспечив его Европе.

В самом деле, ноги его были очень худыми, синюшными и покрытыми к тому же белыми и лиловыми пятнами. Добрая королева не смогла сдержать слез, увидев, в каком состоянии находится кардинал, похожий скорее на вставшего из могилы Лазаря»

.

Несмотря на все свои недуги, Мазарини старательно подготавливал свадьбу Марии и коннетабля Колонна. Казавшаяся теперь безучастной ко всему девушка больше не противилась его намерениям. И 25 февраля был подписан брачный союз.

А десять дней спустя кардинал скончался.

Присутствовавшая при кончине кардинала Анна Австрийская едва не лишилась чувств, в то время как находившиеся в соседней комнате Мария, Гортензия почти в один голос воскликнули:

– Слава Богу! Наконец-то он подох!

Это лишний раз доказывает, что молодежь не умеет кривить душой.

* * *

Через несколько дней после смерти Мазарини, а именно 31 марта 1661 года, состоялось бракосочетание двух важных персон: старшего брата короля

и Генриетты Английской, на котором из-за траура Анны Австрийской присутствовали лишь самые близкие родственники и друзья.

А в часовне Пале-Рояля, пока епископ Валенса совершал обряд бракосочетания, друзья вновь испеченного супруга перешептывались друг с другом:

– Лишь бы он не испугался, когда она разденется, ведь он никогда ранее не видел женского тела…

Действительно, несчастной Генриетте Английской не повезло с замужеством: Монсиньор страдал итальянским пороком!

Но если и был у него этот недостаток, то гормоны здесь были ни при чем. Просто кардинал считал, что брат короля представляет реальную опасность для короны. Он не забывал о Гастоне Орлеанском и не хотел, чтобы Людовик XIV пережил те же неприятности, что и его отец Людовик XIII. По приказу Мазарини было сделано все, чтобы заглушить признаки мужественности у молодого принца. Его с детства одевали в женское платье, прививали любовь к духам, бантам, мушкам и серьгам. Для игр ему выбрали мальчика со всеми характерными признаками несостоявшейся девочки, который впоследствии станет знаменитым аббатом Шуази. «Меня одевали девочкой каждый раз, когда маленький Монсиньор приходил для игр в мою комнату, – вспоминал этот сомнительный персонаж, у которого позднее появились и любовники и любовницы. – И так происходило два или три раза в неделю. Мне прокололи уши, я носил кольца, украшал лицо мушками. А Монсиньор, которому очень нравились мои переодевания, проявлял ко мне самое дружеское расположение. Как только он появлялся в сопровождении племянниц кардинала и фрейлин королевы, его сразу же начинали наряжать и причесывать. Причем следует отметить, что для формирования осиной талии его приучили с детства носить украшенный вышивкой корсет. С него снимали камзол и примеряли женские платья и юбки. Все это делалось, как говорили при дворе, по приказу кардинала, чтобы сделать его женоподобным»

.

Усилия кардинала увенчались полным успехом. Людовик XIV мог спать спокойно: став благодаря Мазарини принцем извращенцев, Монсиньор был далек от политики!..

* * *

И вот такая напомаженная, надушенная и похожая на девицу особа, которая носила длинные серьги и «была похожа на женщину, по словам аббата Коснака, не только благодаря одежде», женилась на самой красивой принцессе Европы. Действительно, Генриетта Английская была грациозной, стройной и элегантной девушкой, один лишь взгляд которой мог смутить самого целомудренного мужчину. Об этом можно судить по описанию ее внешности, сделанному епископом Валенсийским, который из-за ее чар лишился навсегда покоя:

«Никогда еще во Франции не было более прелестной принцессы, чем вышедшая замуж за Монсиньора Генриетта Английская: в ее черных живых глазах светился столь манящий огонек, что не было ни одного мужчины, кто бы мог долго выдерживать ее взгляд, не испытывая при этом сильного волнения. Казалось, что в ее взоре отражалось желание собеседника. Ни одна из принцесс не была столь обаятельной и доброжелательной, что делало ее особенно привлекательной в глазах окружающих. Ею увлекались, ее любили. Про нее можно было сказать, что она сражала мужчин наповал…»

.

Несомненно, она сразила и достойнейшего священнослужителя…

Однако на долю этой милой женщины выпало множество испытаний.