Милый друг

Удивленная его тоном, она возразила:

– А ведь это недурно в твоем возрасте.

Он ответил:

– Все относительно. Я мог бы теперь иметь больше.

Он взял футляр, положил его на камин раскрытым и несколько минут созерцал лежавшую в нем блестящую звезду. Потом закрыл его, пожав плечами, и лег в постель.

Действительно, в «Офисьель» от 1 января было напечатано, что журналист Проспер-Жорж Дю Руа получил за свои выдающиеся заслуги звание кавалера Почетного легиона.

Его фамилия была написана раздельно, в два слова, и это доставило ему больше удовольствия, чем сам орден.

Через час после того, как он прочел эту новость, ставшую теперь общественным достоянием, он получил записку от госпожи Вальтер, умолявшей его прийти к ней с женой обедать сегодня же, чтобы отпраздновать это событие. Он колебался несколько минут, потом, бросив в огонь ее письмо, написанное довольно двусмысленно, сказал Мадлене:

– Мы обедаем сегодня у Вальтеров.

Она удивилась:

– Как! Мне казалось, что ты решил не переступать порога их дома!

Он пробормотал только:

– Я изменил свое решение.

Когда они приехали, госпожа Вальтер была одна в своем маленьком будуаре стиля Людовика XVI, избранном ею для своих интимных приемов. Вся в черном, с напудренными волосами, она была очаровательна. Издали она казалась старой, вблизи – молодой; это был пленительный обман зрения.

– Вы в трауре? – спросила Мадлена.

Она ответила печально:

– И да и нет. Я никого не потеряла из своих близких. Но я достигла того возраста, когда носят траур по своей жизни. Сегодня я надела его впервые, чтобы освятить его. Отныне я буду носить его в своем сердце.

Дю Руа подумал: «Надолго ли хватит этого решения?»

Обед был несколько унылый. Только Сюзанна болтала без умолку. Роза казалась чем-то озабоченной. Все поздравляли журналиста.

Вечером, болтая, все разбрелись по залам и по оранжерее. Дю Руа шел сзади с хозяйкой дома; она держала его за руку.

– Слушайте, – сказала она тихо. – Я ни о чем не буду с вами больше говорить, никогда… Только приходите ко мне, Жорж. Вы видите, я не говорю вам больше «ты». Но я не могу жить без вас, не могу. Это невероятная пытка. Я вас чувствую, я храню ваш образ в своих глазах, в сердце, в теле, день и ночь. Вы как будто напоили меня какой-то отравой, которая подтачивает меня. Я не могу. Нет. Не могу. Я согласна быть для вас только старой женщиной. Сегодня я сделала свои волосы седыми, чтобы показать вам это. Только приходите к нам, приходите хоть иногда, как друг.

Она взяла его руку и крепко сжимала ее, вонзая в нее свои ногти.

Он ответил спокойно:

– Это решено. Незачем повторять это. Вы же видите, я пришел сегодня, как только получил ваше письмо.

Вальтер, который шел впереди со своими двумя дочерьми и Мадленой, остановился у «Иисуса, шествующего по водам» и поджидал Дю Руа.

– Представьте себе, – сказал он, смеясь, – вчера я застал жену перед этой картиной на коленях, как в часовне. Она здесь молилась. Вот я смеялся!

Госпожа Вальтер ответила твердым голосом, в котором дрожало скрытое волнение:

– Этот Христос спасет мою душу. Он дает мне силу и бодрость каждый раз, как я смотрю на него.

И, указывая на Бога, стоящего на воде, она прошептала:

– Как он прекрасен! Как они боятся и как они любят его, эти люди! Посмотрите на его голову, на его глаза, как он прост и сверхъестествен в одно и то же время!

Сюзанна вскричала:

– Он похож на вас, Милый друг! Право, он похож на вас! Если бы у вас были бакенбарды или если бы он был бритым, у вас были бы совершенно одинаковые лица. О, это удивительно!

Она попросила его стать рядом с картиной, и все признали, что действительно у него было большое сходство с Христом.

Все удивились. Вальтер нашел очень странным это. Мадлена, улыбаясь, заявила, что у Христа более мужественный вид.

Госпожа Вальтер стояла неподвижно и напряженным взором смотрела на лицо своего любовника рядом с лицом Христа. Она была теперь так же бела, как были белы ее волосы.

VIII

В продолжение остальной части зимы супруги Дю Руа часто бывали у Вальтеров. Жорж нередко обедал там даже один, так как Мадлена жаловалась на усталость и предпочитала оставаться дома.

Он избрал для своих посещений пятницу, и в этот день госпожа Вальтер уже никого больше не принимала. Этот день принадлежал Милому другу, одному только Милому другу. После обеда играли в карты, кормили китайских рыбок, жили и развлекались по-семейному. Часто где-нибудь за дверью, за кустом в оранжерее, в темном углу госпожа Вальтер внезапно бросалась в объятия молодого человека и, изо всех сил прижимая его к груди, шептала:

– Я люблю тебя!.. Люблю тебя… Люблю до смерти.

Но он каждый раз холодно отталкивал ее и говорил сухим тоном:

– Если вы приметесь за прежнее, я больше не буду приходить сюда.

В конце марта вдруг пошли слухи о свадьбе двух сестер. Роза выходила будто бы за графа де Латур-Ивелена, Сюзанна – за маркиза де Казоля. Эти два человека стали своими в доме Вальтера, им выказывалось особое расположение, отдавалось явное предпочтение перед другими.

Между Жоржем и Сюзанной установились непринужденные братские отношения; они болтали целыми часами, смеялись над всем и, казалось, очень нравились друг другу.

Они ни разу не возобновляли разговора о возможности замужества молодой девушки или о являвшихся претендентах на ее руку.

Как-то раз патрон затащил Дю Руа к себе завтракать. После завтрака госпожу Вальтер вызвали для переговоров с каким-то поставщиком, и Жорж сказал Сюзанне:

– Идемте кормить красных рыбок.

Они взяли по большому куску хлебного мякиша и пошли в оранжерею.

Вдоль всего мраморного водоема были положены подушки, чтобы можно было стать на колени возле бассейна и быть ближе к плавающим рыбкам. Молодые люди взяли по подушке, опустились на них друг возле друга и, нагнувшись к воде, стали бросать в нее хлебные шарики, которые они скатывали между пальцами. Заметив их, рыбы стали подплывать, двигая хвостами, помахивая плавниками, ворочая своими большими выпуклыми глазами; они переворачивались, ныряли, пытаясь поймать круглые шарики, опускавшиеся на дно, потом снова выплывали, прося новой подачки.

Они забавно двигали ртом, стремительно бросались вперед, всеми своими движениями напоминая странных маленьких чудовищ; кроваво-красными пятнами они выделялись на золотом песке дна, мелькали, словно огненные языки в прозрачной воде, а останавливаясь, показывали голубую кайму своей чешуи.

Жорж и Сюзанна видели в воде свои опрокинутые отражения и улыбались им.