Арфы нежное звучанье…

В провалах сводов лёд застыл и стаей
кружатся мыши там, иней тает
и над рекой покоится туман.
Не слышно звуков речи, кроме лая,
что бьётся в подземелье, как таран.

В холодной мгле безмолвия две тени
бредут угрюмо, плечи и колени,
как мрамора каррарского кусок,
бледны, и яд болотного растенья
клубится чёрной тучею у ног.

Они молчали и свершали путь свой,
проклятия плутоновых напутствий
лишь изредка касались их ушей.
Тогда быстрей раскачивался в грустном
тумане серебристый кадуцей.

Чуть позже промелькнуло в отдаленьи,
как памяти последнее мгновенье,
сияние земное, и оно
замедлило скрипящее вращенье
и обернуло вспять веретено.

Две тени на открывшемся просторе:
горы вершина, чуть правее – море
клубком катило на берег волну;
триеры парус показался вскоре
и вновь исчез на дальнем берегу.

Бесплотность теней отдыха не терпит —
внизу леса, моря, долины, ветры
вдруг замелькали пёстро, и полёт
проглатывал земные километры
в утробу, словно Кроноса приплод[7 - Согласно древнегреческим мифам, верховное божество Кронос, в попытке избежать предсказания, что один из детей его свергнет, проглатывал их одного за другим. Этой участи избежал только Зевс. Предсказание сбылось.].

Вот побережье древнее Эллады,
рассыпаны, как бусины, Киклады,
Эвбея, Лемнос, Родос, рядом Крит,
где Минос с любознательным Дедалом
готовили герою Лабиринт.

Затем Беотия и старый город,
что богу виноделия был дорог.
Рассечен он воротами на семь
частей. Уже готовил близкий ворог
ему убийства родственную сень.

У царского двора, от крови ала
засохшей, башни града отражала
владыки колесница. Иногда
по стенам и пилястрам проползала
шепча, прозрачных призраков чреда.

В опочивальне страхом и тревогой
терзаем, царь беседовал со строгой
супругой о нашествии врага —
аргосского Адраста и подмога
его была союзная сильна.

Одна из теней словно бы проснулась,
от кадуцея в страхе отшатнулась
и прошептала: «В дом своих детей
я не войду». И далее, волнуясь:
– «Вернемся в преисподнюю. Скорей».

– «Как смеешь ты перечить воле Зевса?
От гордости не помнишь свое место?
Царя бессмертных ты не чтишь, глупец?»
– «Устал я от жестоких и бесчестных
потомков. Так вернёмся же, наконец…»

– «Один найдёшь дорогу до Тартара.
Иди, и приготовься к божьей каре,
старик несчастный. Вряд ли заросла
от тех шагов безмолствующей пары
витая Эвридикина тропа».

Санкт-Петербург

Оборотная сторона гигантизма

В тот край вступив, который
ещё не ведал смертного следов,
где солнца нет, а горы —
лишь способ искупления грехов
гордыни каменной, не думай
вернуться с человеческой душой.
Отныне ты всем людям —
чужой.

На голос нежный звери выходили
из леса; птицы, пролетавшие за мили,
садились рядом на деревья и
следили за движеньями руки
певца.
…Плывёт в волнах фракийских
не далеко – не близко
глава.