– Прошу прощения за вторжение, мадам, – почтительно обратился он к миссис Паддикет, – но мы поставили человека в парке, и я передаю вам комплименты инспектора и то, что он будет рад, если каждый человек, выходящий из дома в этом направлении, держался бы главной дорожки и не трогал улики.
– Улики, – с горячим интересом произнесла Селия Браун-Дженкинс. – Как волнующе! Там есть кровь, сержант?
– А еще инспектор был бы рад, мадам, если бы ему предоставили комнату для допроса некоторых обитателей домохозяйства и слуг по поводу «событий ночи пятницы», – продолжил сержант, стоически не обратив внимания на то, что он счел легкомысленным и ненужным вопросом.
– Сержант, – сказала миссис Паддикет, – инспектор может получить любую комнату, которую только пожелает.
– Тогда, если это удобно, он бы хотел ту, в которой мы сейчас находимся, мадам. Это было бы вполне подходяще, поскольку из нее видно сцену преступления, как легко заметить.
Первой «жертвой» инспектора стала Селия Браун-Дженкинс, второй – Присцилла Йеомонд. Обе девушки повторили уже ранее озвученные истории, а потом ответили четко, разумно и без колебаний на вопросы, заданные инспектором Блоксхэмом.
Удовлетворенный таким положением дел, он послал за Гилари Йеомондом.
– Итак, мистер Йеомонд, – начал Блоксхэм ободряюще, – я бы хотел знать обо всех ваших перемещениях в ночь преступления. Простое перечисление, пожалуйста. Необходимо выяснить, где все находились и что делали, а затем мы приступим к работе.
Гилари призадумался.
– Ну, – сказал он, – обед был в обычное время, а потом я оставался здесь. Мы завели граммофон и танцевали. Это все. Я ушел из дома в двадцать минут двенадцатого вместе с братьями.
– Почему вы столь уверены относительно времени вашего ухода, мистер Йеомонд?
– Мы хотели веселиться чуть подольше, но Фрэнк вспомнил, что калитку из водяного парка запирают в половину двенадцатого, а это единственный способ выйти, если не пробираться через кухню. Мы сверили часы и решили, что нам надо идти.
– Понимаю. Тогда на данный момент это все, мистер Йеомонд. Я бы хотел увидеть следующим мистера Фрэнсиса Йеомонда, и, возможно, вас не затруднит сообщить мистеру Мальпасу, чтобы он был готов последовать за мистером Фрэнсисом.
Истории, рассказанные Фрэнсисом и Мальпасом, не отличались от того, что поведал Гилари. Все три брата ушли из дома через террасу и парк, и никто из них не видел и не слышал ничего подозрительного по дороге к домикам. Мальпас нашел Ричарда Кауза мирно читающим, с книгой на коленях. Фрэнсис был неким образом озадачен фактом, что Клайв Браун-Дженкинс отсутствовал всю ночь, но решил, что тот, вероятно, ушел на собачьи бега с Тимоном Энтони и они решили переночевать в отеле. Сам он отправился в кровать сразу после возвращения, дверь прикрыл, но не запер и не закрыл на засов. На вопрос, почему так, объяснил, что они не запирают дверь на ночь, ведь, с одной стороны, в домике нет ничего ценного, а с другой – единственным освещением внутри служила масляная лампа. Они решили, что в деревянном сооружении может начаться пожар и лучше ничем не затруднять путь наружу на случай опасности.
Затем для допроса пригласили Клайва Браун-Дженкинса. Инспектор подозрительно посмотрел на него и поинтересовался, почему молодой человек скрыл факт, что сопровождал Энтони на собачьи бега.
– Я ничего не скрывал! – гневно возразил Клайв. – Я не ходил на собачьи бега с Энтони. У меня не было никакого намерения туда отправиться. Он хотел ускользнуть сразу после обеда, не привлекая внимания миссис Паддикет, поскольку она ненавидит собак. Энтони спросил меня, не могу ли я подбросить его до станции в Макит-Лонгер на моем велосипеде. Конечно, я согласился, и без двадцати девять мы нашли какое-то объяснение, чтобы ускользнуть.
– Обед был закончен, мистер Дженкинс?
– Да. Присутствующие баловались с орехами и прочим. Было легко удрать.
– Вы вдвоем отправились на станцию в Макит-Лонгер на вашем велосипеде? Сколько времени это у вас заняло?
– Он хотел успеть на девять десять. Мы легко успели. Были там за шесть минут до начала. Потом я покатил домой и зашел обратно в дом. И я уже сообщил вам обо всем, что случилось позднее.
– Да, но почему вы не рассказали мне про историю с велосипедом? Это может быть важно. Разве вы не понимаете, что мы не можем поймать Энтони за хвост в то время, когда было совершено преступление? И мне бы хотелось увидеть его следующим.
Энтони появился с нарциссом в петлице, тихо напевая веселую мелодию.
– Итак, инспектор, – произнес он. – Наручники готовы?
– Пока нет, мистер Энтони, – ответил Блоксхэм, оценивающе разглядывая собеседника. – Но, полагаю, за этим дело не станет.
– Знаете, что я думаю? – Энтони уселся на стул, а потом наклонился так, что задние ножки стула поднялись, а сам он оказался чуть ближе к инспектору. Голос его понизился до доверительного шепота. – Я верю, что старая леди проделала все это сама.
Инспектор моргнул, но промолчал.
– Ну, так или иначе, – продолжил Энтони, поняв, что его залп ушел в «молоко», – ей очень не хочется, чтобы убийцу раскрыли. Она собирается оставить ему свои деньги.
– Мистер Энтони, – проговорил Блоксхэм, глядя в лицо молодому человеку. – Как получилось, что Уайт Леди побила Стар Стэй? Забавная штука, да.
Энтони опустил голову и усмехнулся:
– Вы не поймаете меня таким образом. Вы же знаете, что эти собаки не участвовали в бегах в пятницу вечером.
– Разве нет, мистер Энтони? – Голос инспектора звучал мягко. – Вы уверены? А куда вы ездили в пятницу вечером, на какой стадион?
– Уайт-Сити.
– В самом деле? – уточнил инспектор, изображая заинтересованность в ответе. – Никогда бы не подумал. Все выглядит так, будто вы добрались туда как раз к тому времени, когда они закрываются на ночь, разве нет?
– Я прибыл к концу шоу, если это то, к чему вы ведете, – отозвался Энтони, вынул нарцисс из петлицы и выкинул в открытое окно. – Почти к завершению. Откровенно говоря, я толком и не видел ничего. Так что я не знаю кличек собак.
– На каком поезде вы вернулись домой?
– Был в Макит-Лонгер в два шестнадцать, – торопливо ответил Энтони. – Конечно, мне пришлось идти пешком со станции, так что я оказался тут около трех часов.
– А как вы попали в дом?
– Я не попал. Спал в спортзале.
– Неужели? А кто подрезал вторую длинную веревку, мистер Энтони?
– Не понимаю, инспектор.
– У вас было освещение в спортзале, мистер Энтони?
– Освещение? Нет.
– Благодарю вас, мистер Энтони. Вы же не покинете дом в ближайшие часы? Я думаю, нам позднее придется побеседовать снова. И тогда, возможно, вы расскажете мне, чем вы на самом деле занимались между девятью часами четырьмя минутами вечера, когда мистер Дженкинс высадил вас на станции, и тремя утра, когда, по вашим словам, вы прибыли в дом. Вы думаете… – он на мгновение замолчал и посмотрел в бесстыжие глаза Энтони, – вы действительно считаете меня недоумком? Однако я не столь глуп, как вам кажется. Я знаю, что вы не ездили в Лондон на девять десять вечером пятницы. Вы находились здесь задолго до трех часов. И я знаю, что между названными вами интервалами во времени в водяном парке произошло убийство.
– В водяном парке?
Залихватский вид и насмешливый тон Энтони исчезли так же бесследно, как и нарцисс из петлицы. Инспектор встал, его тяжелая рука опустилась на плечо Энтони и потянула, вынуждая сначала подняться, а затем шагнуть к окну.
– Удар вроде того, каким убили Джекоба Хобсона, – сказал Блоксхэм, – вызывает сильное кровотечение. Подойдите и посмотрите.
Он вытащил молодого человека на террасу и повел вниз по каменным ступеням. Около лестницы инспектор повернул в сторону, они оказались на выложенной камнями дорожке, окружавшей недостроенный пруд для золотых рыбок. Невольно Энтони бросил взгляд через размеченный по линейке парк на другой пруд. Русалочка снова красовалась на месте, с улыбкой, напоминавшей о Моне Лизе.
Энтони невольно вздрогнул: это изваяние видело, как убивали человека! Он услышал, что инспектор обращается к нему, а суровый констебль, поставленный на страже в парке, находится рядом. Выглядел тот не агрессивно, однако неожиданно Энтони ощутил, что ему угрожает само присутствие этого человека, почувствовал себя так, словно Закон уже положил руку ему на плечо.
– А теперь, мистер Энтони, – произнес инспектор, – что вы скажете об этом?
Он нагнулся и поднял угол большого и тяжелого куска брезента, закрывавшего еще не оборудованный пруд. Белое цементное дно, пока не знавшее воды, было в темных пятнах.