Хроники Черного Отряда: Черный Отряд. Замок Теней. Белая Роза

– На счет «три»! – весело пискнул Гоблин и быстро досчитал до трех.

Дрыгая руками и ногами, чернокожий коротышка взлетел в воздух и шлепнулся в лодку. Тут же над планширом появилась его голова, и в нашу сторону полился поток отборных ругательств, сопровождаемый брызгами слюны. Мы рассмеялись, – похоже, Одноглазый не окончательно скис. Затем, возглавляемые Гоблином, бросились в атаку и прижали пленника к банке.

Моряки оттолкнули лодку от берега. Едва весла опустились в воду, Одноглазый сдался. Видок у него был как у приговоренного к повешению.

Через некоторое время мы разглядели галеру – высокий бесформенный силуэт чуть темнее окутывающего его мрака. Приглушенные туманом голоса моряков, поскрипывание такелажа я услышал задолго до того, как судно показалось на глаза. Лодка ткнулась носом в спущенный трап. Вновь раздался вой.

Одноглазый попытался сигануть за борт. Мы успели его перехватить, и Капитан для верности прижал его задницу каблуком.

– У тебя был шанс нас всех отговорить, – сказал он. – Ты им не воспользовался. Вот и живи теперь с этим.

Одноглазый понуро, как человек, лишившийся последней надежды, полез вслед за Лейтенантом по трапу. Он потерял брата, а теперь вынужден был находиться рядом с его убийцей, не в силах отомстить.

Своих мы отыскали на главной палубе, среди сваленного в кучи отрядного имущества. Заметив нас, сержанты стали пробираться навстречу.

Появился посланник. Я изумленно вытаращился – впервые видел его стоящим. Он оказался коротышкой. Я даже засомневался, мужчина ли передо мной; судя по некоторым из множества его голосов, он запросто мог оказаться и женщиной.

Посланник тщательно осмотрел нас – как будто в душу каждому заглянул. Один из его помощников попросил Капитана построить Отряд, насколько это возможно на переполненной палубе. Экипаж тем временем перебирался в центральные кубрики, расположенные над открытым трюмом, который тянулся от носа почти до кормы и от верхней палубы до самого нижнего ряда весел. Снизу доносился шум, там возились и гомонили разбуженные моряки.

Посланник двинулся вдоль нашего строя. Он останавливался возле каждого солдата и прикалывал ему на грудь значок с той же эмблемой, что украшала парус корабля. Дело шло медленно, и корабль лег на курс задолго до того, как коротышка управился.

Чем ближе подходил посланник, тем сильнее дрожал Одноглазый. Когда к его груди прикололи значок, колдун едва не потерял сознание. «Чего он так переживает?» – ломал голову я.

Вот подошла и моя очередь; я тоже нервничал, но по крайней мере не до потери пульса. Тонкие, затянутые в перчатку пальцы прикрепили к моей куртке значок; я опустил глаза и увидел изящно выгравированный на черном фоне серебряный череп, заключенный в серебряный круг. Довольно дорогое украшение и жутковатое вдобавок. Не будь Одноглазый напуган до смерти, он бы, наверное, сейчас прикидывал, сколько можно выручить за эту безделушку.

Мне эмблема показалась знакомой, причем я не имел в виду изображение на парусе, которое посчитал за самую обычную показуху и про которое тут же забыл. Но это… Может, я где-то о чем-то таком читал? Или слышал?

– Приветствую тебя на службе у Госпожи, лекарь, – сказал посланник.

Он опять сбил меня с толку, обманул ожидания – на сей раз заговорил мелодичным, переливчатым голосом девушки, мастерицы дурить тех, кто считает себя умней других.

Госпожа? Где же я слышал это слово, произносимое с пафосом, словно титул богини? Какая-то мрачная старинная легенда была связана с ним…

По кораблю пронесся вой, полный ярости, боли и отчаяния. Вздрогнув, я вышел из строя и приблизился к открытому люку в палубе.

Под основанием мачты в большой железной клетке находилась форвалака. Из-за теней могло показаться, что она, бродя по своему узилищу и пробуя каждый прут, слегка меняется. То выглядела женщиной лет тридцати атлетического сложения, то мгновение спустя принимала облик стоящего на задних лапах и дерущего когтями железо черного леопарда. Я сразу вспомнил слова посланника: мол, монстр еще может ему пригодиться.

Я повернулся к коротышке. И вдруг меня осенило. Дьявольский молоток принялся заколачивать ледяные гвозди мне в душу. Теперь понятно, почему Одноглазый не хочет плыть за море. Древнее зло севера…

– А я-то думал, все вы умерли еще лет триста назад.

– Вы, люди, всегда плохо знали свою историю, – рассмеялся в ответ посланник. – Нас не уничтожили, а лишь сковали цепями и похоронили заживо. – В его смехе звучала слегка истерическая нотка. – Да, Костоправ, сковали и похоронили, но потом нашелся дурак, который нас освободил. Этого дурака звали Боманц.

Я присел на корточки возле Одноглазого, уткнувшегося лицом в ладони.

Посланник – этот ужас, называемый в древних легендах Душеловом, дьявол пострашнее дюжины форвалак – разразился безумным смехом.

Моряки заухмылялись. Отменная шутка – завербовать Черный Отряд на службу злу. Великий город захвачен, злодеи подкуплены. Воистину грандиозное надувательство.

– Ну-ка, Костоправ, выкладывай, – велел Капитан, устраиваясь рядом.

И я рассказал ему об эпохе Владычества, о Властелине и его Госпоже, управлявших империей зла, которая не имела равных даже среди царств преисподней. Рассказал о Десяти Взятых, одним из которых был Душелов, – этих великих колдунов, могущественных, как полубоги, Властелин одолел и заставил служить себе. Поведал о Белой Розе, женщине-генерале, – она свергла Владычество, но уничтожить Властелина, Госпожу и Десятерых ей не хватило сил. Она смогла лишь замуровать их где-то на севере, в заколдованном кургане.

– А теперь, выходит, они вновь на свободе, – заключил я. – Правят своей империей, как встарь. Должно быть, Тамтам и Одноглазый что-то подозревали… А мы поступили к северянам на службу.

– Скорее, нас поймали, – процедил Капитан. – Взяли себе. Как форвалаку.

Тварь завизжала и бросилась на прутья клетки. Над туманной палубой пронесся смех Душелова.

– Взятые Взятыми, – кивнул я. – Пакостное сравнение.

Чем больше старинных легенд всплывало в памяти, тем сильнее меня колотила нервная дрожь.

Капитан вздохнул и уставился в туман, за которым нас ждала новая земля. Одноглазый не сводил ненавидящего взгляда с заточенной в клетку твари. Я попытался увести его, но он вырвался:

– Подожди, Костоправ. Мне нужно это обдумать.

– Обдумать что?

– Тамтама убила другая форвалака. На этой совсем нет шрамов, а мы ведь порядком ее потрепали.

Я медленно повернулся к посланнику. Тот опять рассмеялся, глядя на нас.

Одноглазый так ни о чем и не догадался. А я ничего ему не сказал. Неприятностей у нас и без того хватало.

2

Ворон

– Плавание доказало мою правоту, – проворчал Одноглазый, оторвавшись от высокой оловянной кружки. – Черному Отряду в море делать нечего. Эй, девка! Еще эля!

Колдун помахал кружкой, иначе служанка не поняла бы – он отказался учить языки северян.

– Ты уже надрался, – предостерег я.

– Какая проницательность! Вы заметили, господа? Костоправ, наш уважаемый знаток духовных и медицинских искусств, соблаговолил заметить мою нетрезвость, – объявил он заплетающимся языком, то и дело рыгая, и обвел слушателей угрюмо-надменным взглядом, который доступен лишь пьяному.

Служанка принесла новый кувшин для него и бутылку для Молчуна, тоже готового принять новую порцию отравы. Он пристрастился к кислому вину из Берилла, которое превосходно соответствовало его характеру. Деньги перешли из рук в руки.

За столом нас было семеро. Мы сидели опустив голову, потому что в заведении было полно моряков, а иностранцев вроде нас всегда бьют в первую очередь, когда вспыхивает драка. Если не принимать в расчет Одноглазого, мы предпочитали драться лишь тогда, когда нам за это платят.

В дверь просунулась уродливая физиономия Ростовщика. Он прищурился, глаза-бусинки забегали по сторонам и отыскали нас.

Ростовщиком он прозван потому, что ссужает нам деньги под немыслимые проценты. Слово ему не нравится, но он сам говорит, что любое прозвище лучше имечка, которым его одарили родители-крестьяне: Свекловица.

– Эй! Да это же Сахарный Бурачок! – взревел Одноглазый. – Поди сюда, сладенький. Одноглазый угощает. Он слишком пьян, чтобы найти деньгам лучшее применение.

Одноглазый не соврал. Когда он трезв, вытянуть у него монетку – дохлый номер.