– Ну, какие новости? – прорычал Эльмо, когда Одноглазый вышел из транса.
Все это время он озирался, словно ждал, что перед ним прямо из воздуха вынырнет Душелов.
– Не дергайся. Зуада спрятали в полуподвале примерно в миле отсюда.
Эльмо не находил себе места, словно мальчик, которому отчаянно хочется писать.
– Да что с тобой? – не выдержал я.
– Скверное предчувствие, Костоправ. Самое обыкновенное скверное предчувствие. – Его бегающие глаза внезапно замерли. – И я прав. Проклятье! Как же я прав!
Он казался высотой с дом и шириной в половину дома. Облаченный в нечто ярко-красное, выцветшее, побитое молью и потрепанное, он перемещался по улице странным образом – то рывками, то медленно. Жесткие седые волосы стояли дыбом. Густой куст всклокоченной и заляпанной грязью бороды почти целиком скрывал лицо. Мертвенно-бледная рука, сплошь в печеночных пятнах, сжимала посох такой красоты, что прикосновение владельца как будто оскверняло его. Посох имел форму женской фигуры, чрезвычайно вытянутой в длину, зато безупречной во всех прочих отношениях.
– Говорят, во времена Владычества это была реальная женщина, которая его обманула, – прошептал кто-то.
Если и в самом деле было так, то женщину не стоит винить, – достаточно получше приглядеться к Меняющему Облик.
Меняющий – самый близкий союзник Душелова среди Взятых. Его ненависть к Хромому гораздо сильнее, чем у нашего патрона.
Подойдя к нам на несколько футов, он остановился. Глаза пылали безумным огнем, заглянуть в них было не просто страшно – невозможно. Мне и сейчас не вспомнить, какого они цвета. Хронологически он был первым королем-волшебником, которого Властелин и его Госпожа соблазнили, подчинили, а потом и поработили.
Одноглазый, весь дрожа, шагнул ему навстречу.
– Я колдун, – сказал он.
– Ловец мне говорил. – Голос Меняющего был слишком низким, раскатистым и громким даже для человека его размеров. – Докладывай.
– Я выследил Зуада. Это все.
Меняющий вновь обвел нас взглядом. Кое-кто побледнел, и великан улыбнулся сквозь заросли на лице.
В отдалении, где улица изгибалась, уже собралась кучка городских зевак. Веслу пока не доводилось видеть никого из великих слуг Госпожи, так что сегодня городу повезло: его осчастливили своим присутствием сразу двое, причем самых чокнутых.
Взгляд Меняющего коснулся меня, и на мгновение я ощутил холодное презрение Взятого. Я был лишь букашкой у него под ногами.
Вскоре он отыскал того, кто был ему нужен. Гигант двинулся вперед. Мы расступились, как расступаются в зоопарке павианы перед вожаком стаи. Меняющий несколько минут разглядывал Ворона, потом пожал огромными плечами и вдруг коснулся торцами своего посоха груди раненого.
Я ахнул. Кожа Ворона сразу порозовела, он перестал потеть. Лицо расслабилось, когда стихла боль. Раны превратились в ярко-красные шрамы, которые за считаные минуты стали белыми, словно зажили давным-давно. Восхищенные и изумленные, мы обступили Ворона тесным кругом.
К нам подбежал вернувшийся Лодырь.
– Эй, Эльмо! Мы все сделали. Что тут такое? – Он взглянул на Меняющего и пискнул, словно пойманная мышь.
Эльмо пришел в себя и стал прежним сержантом:
– Где Блондин и Ступор?
– Избавляются от тела.
– От тела? – переспросил Меняющий.
Эльмо объяснил. Меняющий хмыкнул:
– Этот Миляга станет краеугольным камнем нашего плана. Ты. – Он ткнул в Одноглазого пальцем толщиной с колбасу. – Где эти двое?
Как и можно было предсказать, Одноглазый отыскал их в таверне.
– Ты. – Меняющий указал на Лодыря. – Скажи им, пусть несут тело сюда.
Лодырь аж посерел от возмущения, но все же кивнул, глотнул воздуха и побежал прочь. Никто не спорит со Взятым.
Я пощупал пульс Ворона. Он оказался сильным, и вообще Ворон выглядел совершенно здоровым. Стараясь придать голосу робости, я спросил:
– Вы не могли бы проделать то же и с остальными? Пока мы ждем?
Меняющий посмотрел так, что я уже решил: сейчас у меня свернется кровь. Но он выполнил мою просьбу.
– Что случилось? Что ты здесь делаешь? – Ворон застыл, глядя на меня, потом все вспомнил и сел. – Зуад… – Он огляделся.
– Ты был в беспамятстве. Тебя, точно гуся, нарезали на куски. Мы уже и не надеялись, что выкарабкаешься.
Он ощупал свои шрамы.
– Что со мной, Костоправ? С такими ранами полагается быть мертвецом.
– Душелов прислал своего приятеля Меняющего. Он тебя и починил.
И не только Ворона, а всех раненых. Трудно бояться парня, который так много сделал для твоих товарищей.
Ворон кое-как поднялся и пошатнулся:
– Миляга, мерзавец! Это он все подстроил. – В его руке появился нож. – Проклятье! Я слаб, как котенок.
Я все еще ломал голову, откуда Миляга так много знал о нападавших.
– Там стоит не Миляга, Ворон. Миляга мертв. Это Меняющий Облик – он учится вести себя как Корни.
Если честно, Меняющему не требовались никакие тренировки. Он был настолько похож на Милягу, что одурачил бы и его мать.
– Что тут затевается? – поинтересовался Ворон, присаживаясь рядом со мной.
Я рассказал о случившемся.
– Меняющий хочет пробраться к мятежникам, воспользовавшись обликом Миляги вместо верительных грамот.
– Я пойду с ним.
– Ему это может не понравиться.