Хроники Империи Ужаса. Нашествие Тьмы

– Да, шеф? – спросил подбежавший карлик.

– Ты хорошо себя ведешь?

– Разве бывает иначе?

– Довольно часто, но я кое-как терплю. С тобой хочет кое-кто поговорить.

Чародей исчез, а его место заняли три молодые женщины. Брови Туррана поползли на лоб. Все три пытались говорить одновременно.

– Это личный разговор, – сказал Марко, смерив Туррана взглядом.

С трудом сдерживая смех, Король Бурь присоединился к братьям, которые только что вошли и начали разделывать козу. Когда разговор завершился, Марко подошел поближе, наблюдая за их работой.

– Бедные девушки! – сказал он в пустоту, и его демонический взгляд преисполнился грусти. – Без меня им так одиноко. Бедняжечки мои. Турран, чего хочет босс?

– Устроить бурю над Фангдредом, чтобы Вартлоккур не мог послать новых убийц.

Полночь. Все спали, включая Вальтера, который должен был стоять на страже. Снаружи раздались ритмичные шаги по обледеневшему снегу. Незапертая дверь медленно приоткрылась, и на пороге, прислушиваясь, остановилась освещенная сиянием луны сгорбленная фигура. Не услышав ничего, кроме громкого храпа, незнакомец вошел и закрыл за собой дверь.

Обследуя путь тростью, словно слепец, сгорбленный старик обошел дом. Он внимательно приглядывался в тусклом свете стоявшего на столе кристалла к каждому спящему. Возле каждого он удовлетворенно кивал, пока не увидел Марко. Озадаченно нахмурившись, он пожал плечами и пошел дальше.

Затем он снял со спины объемистый сверток, быстро и ловко подменил им точно такой же, спрятанный Турраном под половицами. Осторожно, словно хрупкий кувшин с драгоценным маслом, он вынес сверток в зимнюю ночную вьюгу, вызванную Королями Бурь.

А когда звук его шагов стих, раздался голос – древний, словно само время, и далекий, словно первая заря:

– Приди ко мне, моя небесная краса. Мы снова возвращаемся домой с нашим сокровищем.

По заснеженным полям эхом разнесся громогласный хохот. А потом ударила молния без грома, копыта взметнули снег, и большой белый конь, взмахнув широкими крыльями, вознесся в ночь, оставив позади лишь стихающие отзвуки смеха.

Он всегда возвращал свое сокровище, как только оно причинило надлежащий вред.

16

Весна 997 г. от О. И. И

Любовь сильна, как смерть; зависть жестока, как могила

– Не понимаю, – пробормотал Вартлоккур. – Он не желает сдаваться.

Позади него ударялись друг о друга серебряные колокольчики, и звенели они значительно громче, чем неделю назад. Стрела с серебряным наконечником продолжала указывать на запад.

Сидевший перед зеркалом Старец наклонился вперед. Вид человека, бредущего по леднику в ста милях к западу от них, словно придавал ему жизненных сил. С тех пор как колокольчики мелодичным звоном впервые предупредили о приближающейся опасности, он и Вартлоккур то и дело приходили посмотреть на глупца, упрямо пробивающегося к ним. Выносливость этого странного, несгибаемого человека поражала. Ничто не в состоянии было его остановить – ни отвратительная погода, ни горы, ни мелкие катастрофы, с помощью которых Вартлоккур пытался довести его до отчаяния. Снежные лавины, каменные обвалы, упавшие деревья, размытые водой дороги он обходил стороной или преодолевал с упорством, свидетельствовавшим о непреклонной вере в победу. За последнюю неделю он прошел меньше пятидесяти миль, но каждый день вставал с рассветом и до заката отважно бросал вызов Зубам Дракона. Он мог победить одной лишь силой воли.

– Сумасшедший, – сказал Старец. – Он будет так идти, пока не получит желаемое. Или умрет. Уж кто-кто, а ты должен его понимать.

– С чего бы?

– Сколько лет ты посвятил уничтожению Ильказара?

«И чего это тебе стоило?» – мысленно добавил он.

– Слишком много, и все впустую. С тех пор за мной гонятся по пятам гончие псы самой преисподней. Да, пожалуй, я его понимаю. Но – ради женщины?

А он сам ради чего хотел отомстить Ильказару? Ради носорога?

– Он меня любит!

Мужчины обернулись. В дверях стояла Непанта, яростно глядя на них. На лице ее застыла маска плохо скрываемого гнева. Вартлоккур кивнул:

– Возможно, и так, хотя я лично поставил бы на уязвленную гордость.

Мысли Непанты легко было прочитать. Естественно, Насмешником двигала любовь. Несмотря на все, что ей пришлось пережить, романтические иллюзии по-прежнему владели ее разумом, хотя уже и не столь прочно.

– Ты так думаешь? Вот когда он сюда доберется – поймешь!

Вартлоккур без труда заметил, что ее запала хватило лишь на одну фразу.

– Непанта, Непанта, ну почему ты не можешь мыслить здраво? Или он меня убьет, или, что более вероятно, я… – Он не договорил, добавив лишь: – Вряд ли стоит поднимать из-за этого скандал.

– Ты похитил меня, разлучил с мужем и еще хочешь, чтобы я была тебе благодарна? Считаешь, что я могу мыслить об этом здраво? Почему бы тебе самому не начать здраво рассуждать? Дай мне зимнюю одежду и позволь уйти. – Она уже дважды пыталась бежать, но оба раза ей помешали и мягко вернули в покои. – Обещаю, что не позволю ему тебя убить.

Вартлоккур повернулся к ней спиной, пытаясь скрыть улыбку. В этом ведь и состояла его роль, разве не так? Злые чародеи из любовных романов всегда падали жертвой меча героя.

Старец, которому было отнюдь не до веселья, сам вступил в их перебранку:

– Ты не понимаешь. Вартлоккур четыре столетия тебя ждал. Четыре столетия! Почему? Потому что сами судьбы сообщили, что ты должна ему принадлежать. Однако ты пренебрегаешь их пророчеством ради кого-то столь незначительного, как этот… актеришка и вор. Кто он такой? Что он может?

– Он может меня любить.

– В самом деле? Неужели? А не потому ли в основном, что ему за это заплатил Вартлоккур? А сам Вартлоккур – разве он не в состоянии тебя полюбить?

– А он вообще в состоянии полюбить хоть кого-то? – гневно спросила она, хотя и слабым голосом. То, во что она безгранично верила, уже не казалось ей столь очевидным. Проклятые сомнения запустили свои черные щупальца сквозь щели в стенах бастиона ее веры. – Весь мир знает, кто он такой. Убийца города.

Разозлившись, Старец со зловещей усмешкой бросил:

– Двар!

Защита Непанты слабела, сворачиваясь, словно листья тюльпана на закате. Ильказар с допотопных времен славился алчностью и злобой. С точки зрения как угодно понимаемой справедливости следовало согласиться, что он заслужил постигшей его судьбы. В случае же Двара все было иначе – город напоминал мелкого третьеразрядного статиста на фоне могущественных соседей, находясь в двойной зависимости от Ива-Сколовды и Прост-Каменца. Единственной его целью было реализовать страстное и всегда обреченное на поражение желание стать хозяином собственной судьбы. Непанта, которая столь радовалась в ту ночь, когда был раздавлен маленький город-государство, беспомощно опустилась на стул, не в силах произнести ни слова.

Старец смотрел на нее. Казалось, еще немного – и она расплачется. Он только что разбередил незаживающую рану в ее душе и в очередной раз понял, почему она так нравится как своему мужу, так и Вартлоккуру. Она была красива, хотя одиночество и страх наложили свой отпечаток. С минуты появления в Фангдреде она отважно противостояла им, высказывая непоколебимую уверенность, что спасение скоро придет, и никогда не сомневаясь, по крайней мере открыто, в том, что муж явится за ней. Теперь, похоже, она начала постепенно понимать, что Насмешник бросил вызов не кому иному, как Вартлоккуру, и у нее появились поводы для опасений. Однако он все равно ею восхищался. Она боялась за мужа, не за себя. Глядя, как Непанта потирает висок, Старец заметил блеснувшие в ее глазах слезы, которые она пыталась скрыть.

Вартлоккур вышел из комнаты. Бесконечное сражение Насмешника с горами утомило его.

Старец сосредоточился на зеркале, не обращая внимания на женщину. Вскоре послышался шорох платья. Подойдя к нему, она взглянула вглубь зеркала.

– Почему ты ведешь себя так грубо? – спросил он.

– Я должна быть ему благодарна за то, что он уничтожил мой дом и убил братьев?