Темная война

Выглянув за край чердака, она увидела, что взрослые не спешат к еде.

– Идем, Кублин. Может, окажемся первыми в очереди.

Скатившись вниз, они быстро схватили посуду. Следом сбежали еще два десятка малышей, сообразив то же самое. Щенки редко успевали первыми добраться до котлов, и зачастую им приходилось довольствоваться объедками, ссорясь между собой, а самым слабым вообще ничего не доставалось.

Марика наполнила чашку и миску, не обращая внимания на неодобрительные взгляды раздававших еду самцов. У них имелась власть над щенками, и они пользовались ею в полной мере. Поспешив в тень, она жадно набросилась на еду. Метам не были свойственны застольные манеры. Меты быстро набивали животы, стараясь съесть как можно больше, – не было никакой гарантии, что в следующий раз удастся поесть достаточно скоро, даже в стойбищах, где изменчивую судьбу удавалось хоть как-то обуздать.

К Марике присоединился Кублин, гордый собой. Держась в ее тени, он сумел опередить щенков, которые обычно отпихивали его прочь, и наполнил чашку и миску до краев. Он накинулся на еду, словно изголодавшийся зверь – что с ним бывало часто, поскольку он был слишком слаб, чтобы урвать лучшие куски.

– Они страшно беспокоятся, – прошептала Марика, по сути не сообщив ничего нового.

Мысли любого мета, который не бросился за едой, витали сейчас в тысяче миль отсюда.

– Давай возьмем еще, пока они не очухались.

– Ладно.

Марика взяла вторую, достаточно скромную порцию. Кублин снова наложил себе до краев. Сам Хорват попытался, рыча, преградить ему дорогу, но Кублин лишь упрямо пригнул голову, давая понять, что от добычи не откажется. Они вернулись в тень. Марика ела не спеша, но Кублин снова давился едой, возможно боясь, что ее отберет Хорват или кто-нибудь из щенков.

Закончив, Кублин с удовлетворенным ворчанием погладил заметно выпирающий живот:

– Вот так-то лучше. Уф, даже пошевелиться не могу. Чуешь что-нибудь?

– Пока нет, – покачала головой Марика.

Она встала, чтобы отнести посуду к корыту с растопленным снегом. Щенки сами занимались своими мисками и чашками, как самки, так и самцы. Не успев сделать и двух шагов, она поняла, что у нее вновь пробудилось чутье, – возможно, потому, что о нем упомянул Кублин. На ее разум словно обрушился удар. Ничего столь ужасного она не ощущала с того дня, когда почуяла Похсит. Она заскрежетала зубами, сдерживая крик, который привлек бы чье-то внимание, и упала на колени.

– Что с тобой, Марика?

– Тихо! – Если взрослые заметят… если Похсит… – Я… я почувствовала что-то дурное. Будто меня что-то коснулось. Одна из них… одна наша охотница ранена. Сильно ранена.

От боли перед глазами повисла красная пелена, но Марика ничего не могла поделать. Логово будто исказилось, поплыло, превращаясь в нечто нереальное. Столь знакомые очертания теряли резкость. На мгновение она увидела двоих призраков, ярких, но лишенных формы, которые проплыли сквозь западную стену, будто той вообще не существовало. Они кружились, напомнив Марике любопытных щенков. Один поплыл к ней, будто ощутив ее присутствие. А затем жуткое ощущение исчезло столь же внезапно, как ломается сухая ветка. Вместе с ним исчезла и искаженная картина перед глазами. Призраки пропали, хотя ей на миг почудилось легкое как перышко касание – то ли к шерсти, то ли к разуму.

– Они в беде, Кублин. В серьезной беде.

– Надо сказать Побуде.

– Нет, нельзя. Она мне не поверит. Или захочет выяснить, откуда я знаю. И тогда Похсит…

Марика не могла объяснить истинную природу своего страха, но не сомневалась, что он вполне обоснован и тайные способности могут доставить ей немало горя.

Но Кублину объяснения не требовались. Он знал о ее способностях, и страх был ему хорошо знаком. И этого было вполне достаточно.

– Мне страшно, Кублин. Страшно за маму.

II

Поисковая группа вернулась далеко за полночь. Охотниц было девять, среди них пара раненых. С ними пришли две раненые чужие самки и похожий на скелет самец в грязных рваных шкурах. Самец спотыкался и хромал, и часть пути его пришлось тащить охотницам. Ему связали лапы за спиной, но он не съеживался от страха, как знакомые Марике трусливые самцы.

Поскольку группу возглавляла Скилджан, в ее логове столпились Мудрые и взрослые самки из всех домов. Самцы Скилджан освободили им место, удалившись на свою холодную северную территорию. Самые робкие спрятались в подвале. Но Хорват и другие старики остались, наблюдая из-за очага.

Щенки сбежали на чердак, сражаясь за места, откуда можно было наблюдать и подслушивать. Марика была достаточно крупной и пребывала не в духе, к тому же ее репутация была всем знакома, так что она без труда захватила лучшее место для себя и Кублина. Она не могла отвести взгляда от пленника, который лежал на территории Мудрых под наблюдением саганы и старух.

Скилджан заняла место возле очага охотниц, окидывая взглядом собравшихся, которые постепенно успокаивались, ворча и толкаясь. Марика предположила, что взрослым уже все известно от охотниц, которые, прежде чем прийти к Скилджан, заглянули в свои логова. И тем не менее она надеялась хоть что-то узнать. В этом отношении ее мать всегда была последовательной.

Скилджан терпеливо ждала. Три охотницы стаи Дегнан не вернулись. В воздухе висело напряжение, и она дождалась, когда оно разрядится само собой, после чего объявила:

– Мы обнаружили нору восьмерых кочевников с подветренной стороны скалы Стапен. По пути туда мы нашли следы, указывающие на то, что они наблюдали за нашим стойбищем. Пробыли они там, однако, недолго, иначе мы заметили бы их следы во время охоты. Крик, который слышала и о котором сообщила моя щена Марика, раздался, когда в их засаду угодили четыре охотницы из стойбища стаи Грев.

Послышались ропот и ворчание и стихли не сразу. Марике стало интересно, что скажет мать о соседях-браконьерах, но Скилджан обошла эту тему, сочтя, что достаточно самого факта. Не обратила она внимания и на заявление Дорлак, потребовавшей немедленно выразить протест. Подобный поступок мог повлечь больше неприятностей, чем оно того стоило.

– В засаду попали четыре охотницы стаи Грев, – сказала Скилджан. – Двух убили. Двух мы спасли.

Упомянутые охотницы стаи Грев изо всех сил старались казаться как можно меньше. Дорлак еще не завершила свою речь, хотя никто, кроме них, ее не слушал.

Скилджан продолжила:

– Одну убитую кочевники разделали на мясо.

Послышалось яростное рычание и ворчание, преисполненное едва сдерживаемого гнева и отвращения. А также отчасти ненависти к самим себе, ибо граукен таится под шкурой любого мета. Кто-то швырнул чем-то в пленника. Тот принял удар, даже не дрогнув.

– Наши сестры из стойбища Грев подслушали часть их разговоров, пока были в плену. Как всем нам известно, речь дикарей Жотака трудно понять, но они считают, что группа у скалы Стапен была передовым отрядом. И в его задачу входило выяснить наши слабые места. Они принадлежат к союзу кочевых стай, вторгшихся в Верхний Понат. У них несколько сотен охотниц, и они вооружают самцов. – Она показала на пленника. – Эта группа вся состояла из самцов, причем очень хорошо вооруженных.

Снова раздался зловещий ропот и ворчание насчет глупых дикарок, которые дают самцам в лапы оружие. Марику охватил страх. Несколько сотен охотниц? Подобное число трудно вообразить.

«Что стало с другими кочевниками?» – хотелось ей спросить. Но ответ она и так знала. Ее мать была осторожной охотницей и наверняка разведала скалу Стапен задолго до того, как что-либо предпринять. Вряд ли она стала бы что-то делать, пока в точности бы все не разнюхала. А потом она наверняка приказала спутницам обрушить на убежище кочевников град стрел и копий. Судя по тому, что три охотницы стаи Дегнан не вернулись, кочевники были наготове – не важно, самцы или нет.

– Интересно, удалось ли кому-то из кочевников уйти? – прошептала она, но тут же добавила: – Нет. Иначе мама бы их до сих пор преследовала.

Она чувствовала, как рядом дрожит Кублин. Возможно, дрожала и она сама. Новости были очень, очень дурными. Слишком много крови. Кочевники могли успокоить совесть, объявив кровную месть, и не имело никакого значения, что они сами виновны в десятке жестоких преступлений. Меты Жотака мыслили не так, как нормальные меты.

Происходившее внизу напоминало хаос. У главы каждого логова имелось свое мнение насчет дальнейших действий. Горячие головы предлагали с утра бросить все силы на охоту на кочевников, прежде чем те доберутся до стойбища. Более осторожные выступали за то, чтобы заняться укреплением частокола, забыв об обычных поисках валежника и мелкой дичи. Некоторые колебались, бросаясь из одной крайности в другую. Поскольку Геррьен не высказывала определенной позиции, а просто слушала, вряд ли решение примут быстро.

Дорлак выкрикнула предложение вооружить самцов внутри частокола, чего никогда раньше не бывало, кроме как в самых крайних случаях. Самцам нельзя было доверять оружие из-за их переменчивого настроения и трусости. Они могли пуститься в бегство от собственной тени, лишив стойбище драгоценных железных орудий, или в панике наброситься на охотниц. Дорлак в конце концов заткнули пасть.

Так продолжалось, пока Марику не начало клонить в сон. Рядом с ней дремал Кублин. Щенки помоложе ушли на свои подстилки. Скилджан не вмешивалась в обсуждение, лишь иногда призывая к порядку.

После того как все доводы повторились по несколько раз и меты основательно устали, Геррьен подняла лежавшую на лапах голову и окинула взглядом сородичей. Она встала, и наступила тишина.

– Мы допросим пленника. – Но это и так было ясно – иначе зачем Скилджан его притащила? – И отправим посланницу в крепость силт.

Сон с Марики как лапой сняло. Со стороны Мудрых послышалось негромкое рычание. Похсит попыталась подняться, но ее подвела собственная немощь.

– Проклятые ведьмы-силты, – услышала Марика ее ворчание.

Несколько охотниц повторили эти слова. Возник ропот.

Марика ничего не понимала.