Игра в Джарт

Но тут же рыцарь протянул мне руку.

– Простите, Стильер. Это ревность заставила меня позабыть о чести. Более такого не повторится. Вы славный и храбрый рыцарь. Я сопровождал вашу возлюбленную, когда она искала вас после битвы, и нам пришлось извлекать вас из-под целой горы трупов. Вы ведь одним из первых ворвались в лагерь халифа?

Следуя совету Лепестка, я не стал ничего объяснять ему, но возвратились мы, обнявшись крепче двух друзей. Де Борнель, горя желанием услужить даме и загладить свою давешнюю несдержанность, чуть ли не на руках поднял меня обратно на телегу, хотя я и был вдвое его тяжелее. Дама же без всякого смущения стащила с меня плащ, вернула рыцарю, и, оглядев меня, печально вздохнула:

– Твои раны заживают быстро. Слишком быстро. Ты сильно исхудал. Это беспокоит меня.

– Исхудал?! Да он просто огромный. Здоровее быка, – ревниво бросил ло Рос, горяча коня, чтобы покрасоваться перед ней, – я сложу стихи об этом, мадонна, или песенку, которая непременно вас позабавит. Я ведь не из тех, кто беспокоит даму.

Решительно, эти южане готовы слагать стихи о чем угодно.

Впрочем, я завидовал им. Казалось, эти люди попросту не умели быть серьезными, и мне с трудом удалось припомнить, где я прежде встречал де Борнеля. А видел я его при осаде крепости Арб, и в бою он был страшен. Теперь же он беспечно хохотал, и то напевал канцоны, то сыпал любезностями, а Лепесток Ветра смеялась его шуткам. Тяжелая рука, легкий нрав – как тут не позавидовать? В бою – в бою он не был бы мне соперником, но что касалось дивных, невесомых слов, от которых смех, звеня, летел по ветру… Нет, ничего подобного я не умел.

Когда рыцари удалились, заверив напоследок мадонну в своей вечной преданности, я спросил:

– Почему они считают меня твоим возлюбленным?

– Это все добрый граф Раймон, – сказала она, – я попросила взять меня с собой, так как слышала, что кое-кто, кого я ищу, почти наверняка будет биться при Эль Икаб, и он с южной проницательностью решил, что у девы нет другой причины разыскивать рыцаря, – Лепесток Ветра вздохнула, – Вот любопытно! Иногда мне кажется, что головы добрых рыцарей юга только этим и забиты. Любовь, страдания любви, радости любви, и все в таком духе. Они могут говорить об этом часами. Но руки у них по локоть в крови, как и у самых угрюмых северян.

Мне стало не по себе – словно она мимоходом смогла заглянуть и в мою голову, и я поторопился спросить:

– Но какова же истинная причина? Ведь ты, кажется, много обо мне знаешь, и действительно искала меня. Зачем?

– Хотела взглянуть. Поговорить при случае. Вот смотри, – она развернула тот свиток, что я видел раньше, – Умеешь ты читать по-латыни? Или перевести для тебя?

– Умею.

Латынью я бы не обошелся. Там были записи на арабском и греческом, а еще знаки, которые я не мог не только прочесть, но даже и узнать. Записи чередовались в непонятном для меня порядке, словно хор, звучащий вразнобой. Были там и чудесные рисунки, и я стал читать наугад, прямо под одним из них.

*****

Речь шла о гарпиях – полуженщинах-полуптицах, обитающих в скалистых горах по берегам реки Ирис. Сказано было, что хоть гарпии и имеют человеческие черты, но все повадки их, сообразительность и свирепость больше напоминают диких обезьян. Подробно описывались эти повадки и облик гарпий: серые с темными полосками перья, кожа очень белая – оттого что гнездятся полуптицы в пещерах – и большие черные глаза. Гарпии – хищницы, основная их пища – змеи, грызуны и птицы. В плохие времена не брезгуют и падалью. Но крупная особь может утащить собаку или овцу, да и людям следует опасаться их когтей.

Из-за этого, а еще потому, что гарпии распространяют нестерпимую вонь, края близ их гнездовий заселены мало. Однако в начале весны пастухи из окрестных селений пригоняют туда стада. Это можно счесть неразумным, если не знать, что в апреле у гарпий начинается брачный период. Они спускаются с гор, и, завидев человека – мужчину, не стремятся напасть, как обычно, а начинают игриво гримасничать и верещать. Как ни странно, пастухи охотно вступают в сношения даже с самыми злобными и безобразными из них.

Далее была заметка на арабском:

наблюдающий (так и было сказано – наблюдающий) сетовал, что, будучи женщиной и не имея возможности приблизиться к гарпиям, не может выяснить, как устроены их половые органы – как у человека, или как у птицы. Убивать же гарпию для этого наблюдающий не считает возможным. Упоминалось так же и о том, что похотливые мужчины нередко совокупляются с утками, поэтому сам факт соития гарпии и человека никоим образом не проясняет вопрос о строении вышеупомянутых органов. Расспросить пастухов не представляется возможным, ибо нравом они так же дики, как их крылатые подруги, и потому, скорее всего, попытаются напасть на наблюдающего. Избивать же пастуха до полусмерти ради простого разговора наблюдающий не считает возможным.

Наблюдающий выражал надежду, что на эти вопросы со временем ответит наблюдающий-мужчина.

Все это настолько было в духе Лепестка, что мне показалось – вот, строчка за строчкой, я слышу ее голос, одновременно веселый и спокойный, словно речь идет о вещах совершенно обычных – о том, что вода мокрая, а небо голубое – и меня одолел неудержимый хохот.

– Что с тобой? – услышал я ее голос, на этот раз живой и настоящий, – Там же нет ничего смешного? Послушай, у тебя откроются раны, если будешь так хохотать! Тебя что, ударили и по голове? А я проглядела? Дай-ка посмотреть…

Не в силах вымолвить ни слова, я лишь отвел ее руки, и, едва отдышавшись, продолжил читать.

Двенадцать суток спустя гарпия откладывает два-три пестрых яйца. Яйца, покрытые крупными пятнами, из гнезда выбрасывают. Наблюдающий соорудил под скалой хитрую сеть-ловушку, благодаря чему удалось заполучить одно такое яйцо невредимым. Через шесть недель из него вылупился птенец. Мальчик. Половые органы у него были устроены так же, как у человека. Следовательно, можно предположить, что и у самок тоже.

Наблюдающий назвал мальчика Айдар, и вынужден был прервать наблюдение.

– Ты что же, – спросил я, давясь от смеха, – и в самом деле, высиживала яйцо?

– Высиживала? Нет! – возмутилась Лепесток, – Я носила его за пазухой. Так гораздо удобнее. А что?

– Ничего, – сказал я, и снова разразился хохотом.

– Да что ж с тобой такое? – она отняла свиток, а потом вдруг резко хлопнула меня ладонью по лбу.

Скорее, повинуясь привычке, я перехватил ее запястье.

– Хорошо. Перестал, – сказала она, не пытаясь высвободить руку, – Смотри-ка, у тебя открылась рана на груди. Вот уж не думала, что ты из тех, кому суждено умереть от смеха.

Я взглянул на повязку – по ней медленно расплывалось кровавое пятно.

– И пусть, – сказал я, закрывая глаза, и предоставляя Лепестку делать все, что она сочтет нужным, – В жизни своей так не веселился. Скажи мне, сколько времени ты провела там, у скалистых гор, на берегу реки Ирис?

– Шесть месяцев.

– Зачем?

– Наблюдение – основа знания.

– Что стало с тем мальчиком-птенцом?

– Он живет в доме моего друга, ученого из Исфахана. Уже год и восемь месяцев. Я слышала, он здоров.

– Обо мне ты тоже напишешь в своем свитке?

– Конечно. Ответишь на вопросы?

– Да. Если позволишь еще почитать.

– Ни за что.

Я открыл глаза, посмотрел на нее, и сказал:

– Обещаю, что не буду смеяться.

4

Я солгал.

Я смеялся над историей о рыцаре-оборотне, который, по просьбе дивной мадонны Лепестка, настиг и укусил волка, чтобы проверить, перекинется ли тот человеком при полной луне.

Я смеялся над историей о деве и единороге. Вопреки широко распространенному заблуждению, говорилось в записи, пение девственницы не усмиряет ифрикийского единорога, а, напротив, приводит в ярость. Животные эти весьма опасны и резвы, но, к счастью, подслеповаты, и можно спастись от смерти, просто отступив в сторону с пути разъяренного единорога. Однако они и упрямы – нападают снова и снова, даже если дева перестала петь. Видом своим единороги больше напоминают слона, чем лошадь. У них толстая серая шкура, и ноги, похожие на колонны, с тремя широкими копытами. Ушки маленькие. Рог растет из носовой кости. Бывает, что рога два, и только в этом случае второй, малый рог, растет из лобовой части черепа. Единороги исключительно травоядные, питаются листьями и молодыми побегами кустарников. Дева имеет возможность описать это во всех подробностях, поскольку единорог загнал ее на дерево, где она вынуждена была провести около шести часов. По прошествии этого времени гнев единорога угас, и он удалился.

Я видел ифрикийских единорогов, и легко мог представить, как Лепесток Ветра с самым серьезным видом поет любимую свою песенку под самым носом, а, вернее, устрашающе острым рогом этой огромной твари, а после улепетывает, подхватив полы темно-синего халата. Как мелькают ноги в мягких кожаных сапожках, как рассыпается множеством змеек-косиц узел на затылке. Я представлял себе это – и смеялся.