Дон Хуан

– Боюсь, в казематах сыро и холодно.

– В казематах? – Тело падре Вельчека против воли Черного Боба содрогнулось, а бес подумал, что, ежели начнется следствие, монаха он убьет, устроив ему прободение язвы. В преисподней потом разберутся, он же пыток терпеть не станет.

– Я готов проследовать, куда вам будет угодно, – сказал он, заворачиваясь в плащ.

После легкого препирательства – кому выйти из кельи первым – они оказались на галерее, а затем и на улице. Посланец шел молча, словно язык проглотил, бес же горестно размышлял над таким поворотом дела: слишком многого не успел он постичь в теологии, и навряд ли когда еще подвернется ему столь удобный случай. О чем они там, в преисподней, думают, ужели плохо им было бы заиметь знатока богословия из своих?

Город окутывала легкая дымка, и две тени, быстро скользившие по улице, походили на тени пришельцев из иного мира, отчего какой-то запоздалый прохожий, завидев их издали, даже спрятался за колонну и спешно перекрестился. Крестное знамение обожгло Черного Боба почище пули. Он охотно надавал бы по шее чересчур боязливому путнику, но шагавший впереди посланец сильно торопился, и отставать от него – из уважения к инквизиции – не подобало.

Во дворец святой инквизиции они проникли через маленькую потайную дверцу и, миновав две крытые галереи и два коридора, натолкнулись на ожидавшего их монаха-доминиканца.

– Добрый вечер, падре Вельчек, покорно просим извинить за неурочный вызов, но без вашей помощи нам не обойтись.

Служитель исчез. Слова доминиканца звучали приветливо, и Черный Боб успокоился.

– Что же случилось?

– Следуйте за мной и все узнаете. Сеньоры инквизиторы ожидают вас.

Они прошли каким-то узким коридором, спустились по мрачным лестницам и очутились в подземелье, которое, судя по сырости, располагалось под рекой. В полутемной зале заседал священный трибунал, и члены его в черном облачении сидели за столом, таинственные и страшные. Черный Боб знал об инквизиции только понаслышке и теперь, столкнувшись с ней впрямую, порядком струхнул.

– Подойдите ближе, падре Вельчек, – произнес кто-то на латыни. – Подойдите ближе. Мы нуждаемся в вашей помощи и просим об услуге.

Один из инквизиторов встал и указал куда-то в угол:

– Взгляните на этого фламандца, он недавно прибыл в Саламанку, и мы подозреваем, что явился он распространять лютеранские сочинения и что сам он – тоже еретик. Но он изъясняется на каком-то дьявольском наречии… Вот мы и подумали, что коль скоро ваше преподобие немец…

– Я никого не вижу, – сказал Вельчек, желая досадить инквизиторам, хоть сразу разглядел не только лежащего в углу фламандца, но и затаившегося у того внутри беса. Он не успел тотчас распознать, кто именно там был, но запах бесовщины учуял немедля.

– Не желаете ли, падре, воспользоваться вот этим светильником? – спросил один из инквизиторов.

Взявши светильник, Вельчек подошел к пленнику и пнул его ногой:

– Кто ты такой и что тебя привело сюда? – спросил он по-фламандски.

– Я – Надоеда. Явился переговорить с тобой…

– И лучшего способа найти не сумел…

– Никогда не думал, что монахи бывают такими лютыми… Пособи, будь другом, может, они отступятся. Назавтра мне нужно воротить тело в целости и сохранности, а эти вон как его изметелили.

Вельчек доложил замершим в ожидании инквизиторам:

– Это фламандский купец, его зовут Рёйсбрук[8 - Автор использует имя известного нидерландского теолога-мистика и писателя Яна ванн Рёйсбрука (Doctor ecstaticus, 1293–1381).]. О чем вашим милостям угодно его спросить?

– Проверьте, как он знает «Римский катехизис».

– Будет ли мне позволено присесть?

– Коли вам, падре, это необходимо…

– Осмелюсь напомнить о своем недуге…

Ему принесли табурет, и он сел. Потом снова заговорил с фламандцем:

– Слушай, Надоеда, давай-ка притворимся, будто ведем беседу, времени это много не займет, а потом они тебя небось отпустят. Ты должен говорить поболе моего, так что давай выкладывай, с чем тебя прислали. Да говори так, словно отчитываешь что по памяти – отвечаешь урок по Катехизису. Пусть думают, будто я тебя проверяю.

Фламандец слегка приподнялся. Раздался стон.

– Что желают знать святые отцы?

– Не еретик ли ты.

– Для них, видать, еретик, я исповедую кальвинизм.

– Это как же? – спросил, опешив, Черный Боб.

– Да, несколько лет я провел в теле одного французского гугенота, и он обратил меня в свою веру.

– Шутить изволишь? Мы, бесы, исстари были католиками.

– Так то раньше. Но потом Лютер объяснил поразительные вещи. Хотя лютеранство, конечно, не по нам – чересчур уж сентиментально. Но вот логика Кальвина безупречна! Никому из наших с ним не потягаться. Эх, а как он рассуждает о Дьяволе!

Черный Боб взглянул на него с презрением.

– Тебе бы послушать падре Тельеса. Вот у кого логика так логика! А какая глубина познаний, какая эрудиция! Мне довелось удостовериться, что во всем свете никто не знает о Боге столько, сколько он.

– Католицизм устарел, – со вздохом обронил Надоеда. – С точки зрения нашего дела от новых ересей проку больше!

– Случись в аду инквизиция, я бы на тебя непременно донес! Это надо такое – бес-еретик!

– А чем он хуже беса-католика? Ладно, по мне, так мы заболтались. Доложи-ка монахам о результате экзамена – чего ты напроверял. А я уж и на ногах держаться не в силах, ох и болит у меня все! Нет больше терпенья! Поскорей бы выбраться из этого тела – очухаться… Да и дело мое к тебе не терпит отлагательств.

Падре Вельчек повернулся к инквизиторам:

– Преподобные отцы, я обнаружил в этом человеке изрядное знание Катехизиса. Полагаю, это верный раб Господень. Он – францисканец-терсиарий.

– А порасспрашивали вы его о том, что он думает о конкретных положениях, касаемых Святой Троицы? Ибо в тех землях весьма распространены ложные воззрения Кальвина.

– Сей добрый человек даже имени этого выродка не слыхал.

Инквизиторы посовещались.

– Мы благодарим вас, падре Вельчек. Ступайте с Богом.

– А когда у вас случится свободная минута, – добавил тот, что выглядел среди них главным, – не откажитесь обсудить со мной кое-какие наиважнейшие проблемы. Как мне известно, падре Тельес нашел в вас истинного и достойного преемника.

– Падре Тельес почтил меня своим доверием.