Дракон и Джинн

В четырнадцатом веке подобная выходка граничила с оскорблением. Выходку можно было не заметить, а оскорбление требовало удовлетворения. Джима могли вызвать на поединок!

Впрочем, казалось, Джим ничем не рисковал. Брайен считался его лучшим другом, а Геронде ни к чему поднимать шум. Сэра Джеффри Джим освободил от проклятия, сэра Ренеля – от рабства.

И все же Энджи подошла к Джиму. Может, она посчитала, что ее муж попал в безвыходное положение. В безвыходное положение? Джим знал, таких положений не бывает, и очертя голову бросился вперед.

– Стойте! – повторил Джим. – Сэр Джеффри, расскажи своей дочери, почему ты не мог и думать о том, чтобы возвратиться в Англию, почему не мог распорядиться и толикой того богатства, которое окружало тебя в Пальмире.

Сэр Джеффри побледнел. Он не мог вымолвить ни слова.

– Расскажи ей все, рыцарь! Расскажи, или расскажу я!

Сэр Джеффри задергался, как марионетка на нитке, и наконец повернулся к Геронде.

– Я не мог вернуться в Англию, потому что надо мной тяготело проклятие, – сказал сэр Джеффри.

– Ты не мог собраться с силами? – воскликнула Геронда, чуть ли не презрительно скривив губы.

– Нет, я просто не смел.

– Не смел? Ты не смел вернуться в собственный замок?

– Расскажи ей все подробнее, – сказал Джим и, повернувшись к Геронде, пояснил:

– Сначала проклятие тяготело над Хасаном ад-Димри, а сэр Джеффри взял это проклятие на себя. Пусть скажет, зачем он это сделал.

– Хасан предложил мне в награду дом и богатство. И я не устоял. Я всю жизнь хотел разбогатеть. Но когда я взял на себя проклятие, Хасан рассмеялся мне в лицо.

– Почему? – жестко спросил Джим.

– Хасан сказал, что, если я сбегу из Пальмиры, проклятие настигнет меня даже на краю света и не я один стану его жертвой. – Сэр Джеффри замолчал.

– Расскажи дочери все, – попросил Джим, на этот раз мягче.

Сэр Джеффри опустил глаза. На Геронду он старался не смотреть.

– Хасан предупредил: если я сбегу, проклятие падет не только на меня, но и поразит моих потомков по седьмое колено. Он сказал мне: «Подумай о своих детях, о детях твоих детей. На каждого из них, рожденного по седьмое колено, падет проклятие». – Рыцарь тяжко вздохнул и, так и не подняв глаз, продолжил рассказ:

– Я верил, что мне удастся избавиться от проклятия и перевезти в Англию большую часть полученного богатства. Надеялся, что проклятие, наложенное на мусульманина, не представляет опасности для христианина. Но я ошибся, а когда понял свою ошибку, пути назад не было. Не мог я и вернуться в Англию.

– Ты сказал, что просто не посмел вернуться, – язвительно напомнила Геронда.

– Расскажи, что за проклятие ты на себя взял, – сказал Джим. Он повернулся к Геронде:

– Ты видела Ахримана, Геронда. Он представлял реальную угрозу. Проклятие, которое последовало бы за твоим отцом в Англию, тоже могло таить реальную опасность.

– Я не боюсь никаких проклятий! – заявила Геронда, гордо подняв голову.

– Расскажи все до конца, сэр Джеффри, – устало произнес Джим. – Может быть, Геронда изменит свое суждение.

Лицо сэра Джеффри исказилось от душевной боли.

– Думаю, не стоит... – выдавил из себя рыцарь.

– Разве ты не видишь, что Геронда не понимает тебя? – воскликнул Джим. – Скажи ей, что за проклятие тяготело над тобой.

Сэр Джеффри глубоко вздохнул, выпрямился и поднял глаза на дочь:

– Я не мог подвергать тебя опасности, Геронда. Я не мог привезти в Малверн проказу.

– Проказу! – разом вскричали Брайен и сэр Ренель.

Геронда молчала. Кровь отхлынула от ее лица. В Англии, как Брайен рассказывал Байджу, прокаженных не колотили палками и не прогоняли в пустыню, как в Пальмире, но и здесь с ними не церемонились: выставляли из дома, и те бродяжничали в поисках временного пристанища и случайного подаяния, оповещая встречных о своем приближении звоном подвешенного на теле колокольчика.

В средние века проказа наводила на людей ужас, и в Англии этой болезни боялись не меньше, чем на Ближнем Востоке.

– Вот, оказывается, почему сэр Джеффри не мог возвратиться в Англию, Геронда, – мягко сказал Джим.

Геронда посмотрела на Джима, хотела что-то сказать, чуть не задохнулась, перевела взгляд на отца, соскочила с помоста и бросилась к лестнице – наверх, в свою комнату.

В наступившей тишине раздался голос Энджи:

– Я думаю, ты поладишь со своей дочерью, сэр Джеффри. Но на все нужно время. Только надо потратить его с пользой.

Последовало долгое молчание.

– Да поможет мне Бог! – наконец произнес сэр Джеффри.

Глава 31

Джим и Энджи возвращались в Маленконтри по воздуху.

– Ты уверен, что сэр Ренель остался в Малверне по своей воле? – спросила Энджи.

Джим кивнул. Должно быть, со стороны это любопытное зрелище, пронеслось в голове у Джима, пребывавшего, как и Энджи, в обличье дракона.

– Сэр Ренель поступил правильно, – сказал Джим. – Он чужой в здешних краях, и ему лучше коротать время со своим старым другом. Обстановка в Малверне изменилась к лучшему, и думаю, в доме сэра Джеффри постепенно воцарятся мир и согласие.

– Надеюсь, – сказала Энджи, поднимаясь, как и Джим, с восходящим потоком воздуха. – Нет, я даже уверена, все так и случится.

– Я тоже, – согласился Джим.

Он был счастлив и знал, что Энджи тоже счастлива. Наконец-то они вернутся домой, увидят Роберта, смогут побыть наедине.

Они с Энджи сделали все возможное, чтобы помирить Геронду с отцом. Джим мысленно содрогнулся, представив, какой шок пережила Геронда. У нее и в мыслях не было, что сэр Джеффри готов на самопожертвование ради дочери. Долгие годы Геронда судила своего отца слишком строго. Теперь она станет понимать его лучше.

Слава Богу, у Джима с Энджи никогда не было разногласий. Вот и сейчас они вместе возвращаются домой, летят бок о бок. Небо над головой почти безоблачно, а солнце, похоже, светит даже ярче обычного. И хотя внизу чернели еще не распустившиеся деревья, а земля вдали казалась тускло-коричневым ковром из слежавшихся прошлогодних листьев с разбросанными по нему там и сям пятнами талой воды, в воздухе чувствовалась весна, и Джим с удовольствием – ноздрями дракона – вдыхал этот живительный воздух.

Джим был доволен, что сэр Ренель в конце концов решил остаться в Малверне. Правда, рыцарь принял приглашение сэра Джеффри лишь после того, как его дружно уверили, что ему действительно рады и он никому не доставит ни малейшего беспокойства. Джим подумал, что, если бы Геронда не убежала к себе, она бы, пожалуй, поддержала своего отца.