Она говорит приятные, в принципе, слова. Но слышали бы вы, как она их произносит – слишком вежливо и чрезвычайно сухо. Как будто я ей не пасынок, а не пойми кто.
Элен уткнулась лицом матери в живот и отказывается поворачиваться ко мне.
– Кажется, я ей не очень нравлюсь.
– Она тебя побаивается, – уже мягче говорит Корин.
– Побаивается меня?
Что такого я мог натворить, чтобы от меня в страхе шарахалась четырехлетняя сестренка?
Додумать эту мысль мне не дает громкий автомобильный гудок. Рядом с нами тормозит фургон с надписью «Эмброз электрик» на борту.
Водительское окно опускается, из него высовывается отец.
– Корин, к половине шестого разжигай гриль! Я привезу стейки. Таких громадных ты в жизни не видела. – Потом он видит меня. – Чемпион, а ты что здесь делаешь? Почему не на тренировке?
– Ты забыл, что сказал врач?
– Но рука-то прошла.
– Прошла. – Я постукиваю себя пальцами по голове. – А про сотрясение забыл?
Отцу явно неприятно это слышать.
– Этим твоим врачам дай волю, они тебя на всю жизнь в пленку с пузыриками упакуют. Слушай, может, на ужин зайдешь? Накормлю тебя первоклассным стейком. На кроличьем корме, которым пичкает тебя мамаша, физическую форму не восстановишь.
– Спасибо. Как-нибудь в другой раз, – отвечаю я, а потом говорю, чуть помявшись: – Я видел твою чемпионскую фотографию, у директора в кабинете. Я не знал. В смысле, когда-то, наверно, знал, но после…
Отец довольно смеется.
– Знаешь, Чемпион, спортсменов на свете полно. Но настоящие чудеса по плечу только некоторым. Например, нам, Эмброзам. Так что не дай мамаше превратить тебя в изнеженного слюнтяя вроде твоего брата.
С этими словами он жмет на газ, фургон отъезжает, на прощание стреляя глушителем.
– Пока, папочка! – кричит Элен.
– Пока, Элен! – отзываюсь я вместо него.
Мы встречаемся с ней взглядами, и она отводит глаза.
Я, безусловно, школьная знаменитость. Остается понять, какого рода слава меня окружает – добрая или дурная.
Главное место в моей школьной жизни занимает спорт – ну или занимал до падения с крыши. Практически все мои друзья – спортсмены, в основном футболисты. Они, наверно, очень беспокоились за меня, когда узнали, что со мной приключилось. Теперь кое-кто из них ворчит, что, мол, нехорошо пропускать игровой сезон. Но большинство просто рады, что со мной все обошлось.
«Хайавасси Харрикейнз» – некоронованные короли нашей средней школы. Неплохо оказаться в таком высоком ранге, только-только очнувшись от комы. Я же вдобавок бывший капитан команды – то есть что-то вроде императора, который выше всех королей. Но при этом, если честно, я не очень понимаю, как мне удавалось по-хорошему уживаться с этими недомонархами. Они шумные и какие-то беспардонные. Между собой они по-настоящему дружны, но все равно постоянно пихают и лупят друг дружку. Задеть или оскорбить другого – самое милое дело. Ничего плохого они, скорее всего, в виду не имеют, но выглядит это отвратительно. Интересно, я тоже так себя вел, когда был… когда был тем, другим собой? Тыкал пальцем в несуществующее грязное пятно на майке приятеля, чтобы, улучив момент, залепить ему по физиономии? Крыл последними словами матерей, бабушек и прабабушек своих друзей? Наверняка. Но то было тогда, а сейчас все поменялось. Возможно, из-за сотрясения мозга хватка у меня уже не та. За приятелями мне больше не угнаться.
Эрон и Питон стараются оберегать меня от самых опасных проявлений футбольной дружбы. Останавливают друзей словами – мол, сбавьте обороты, он же у нас раненый – или собственными телами заслоняют меня от товарищеских тычков и затрещин. Я им очень за это благодарен, но это не отменяет того факта, что я больше не прежний Чейз. Мне даже кажется иногда, что лучше бы они меня не опекали. Мне противно быть слабым, да и приятели обращаются со мной как с сильным. А я никакой не сильный. Но, возможно, смогу скрывать это до тех пор, пока ко мне не вернется сила.
Кроме всего прочего, Эрон с Питоном напрягают меня даже больше других, потому что то и дело задают вопросы: «Что ты помнишь? Ты уже что-нибудь начинаешь вспоминать? А что говорит врач, когда начнешь? Когда снова станешь каким был?»
Мне им ответить нечего, и остается разве что описать единственное свое воспоминание – маленькую девочку в синем платье. Они внимательно меня выслушивают, а когда я заканчиваю, Эрон ждет продолжения.
– И что? – спрашивает он, выпучив любопытные глаза.
– Ничего. Больше я ничего не помню.
– А кто она такая? – с напором интересуется Питон. – В каком месте ты ее видел?
Я пожимаю плечами.
– Не знаю. Это все, что я смог вспомнить.
Какое-то время они молчат, уставившись на меня, а потом разражаются хохотом.
Мне становится обидно.
– Ничего смешного! Я что, по-вашему, что-то от вас скрываю? Или вы не знаете, что такое «амнезия»?
– Расслабься. – Эрон обнимает меня за плечи. – Мы тебе поможем оклематься. Друзья мы или кто!
Остальные школьники, которые в футбол не играют, ведут себя при мне как-то странно. Разговоры при моем появлении умолкают. Когда я иду по коридору, все отворачиваются к вещевым ящичкам. Конечно, вся школа уже слышала про мою амнезию и я для них теперь этакая непонятная диковина. Но только из-за этого люди от меня шарахаться бы не стали.
Идет, например, по коридору девочка, толкает перед собой тележку с учебниками, о чем-то своем думает. Но тут замечает меня, и у нее прямо-таки глаза на лоб лезут. Она стремительно разворачивается, хочет сбежать, но задевает за дверной косяк. Книжки разлетаются во все стороны. Она спотыкается об одну из них и теряет равновесие. Я подхватываю ее под руку, чтобы не упала. От этого она окончательно слетает с катушек.
– Не-е-е-е-ет! – Она голосит так громко, что все сразу смотрят на нас.
Я ничего не понимаю.
– Я сейчас соберу…
– Нет! – кричит она и чуть не бегом уносится, по пути роняя с тележки остатки книг.
Что я такого сделал?
После школы я пытаюсь выяснить это у Эрона и Питона, но им кажется, что я страдаю ерундой.
– Ну не нравишься ты какой-то мелкоте, и что? Тебе самому не все равно? – спрашивает Питон.
– Это не то, – отвечаю я. – Она испугалась! Почему?
Приятели переглядываются.
– Чувак, а тебе и в самом деле память отшибло, – говорит Эрон.
– Так давайте, объясните мне.
– У нас нет времени, – говорит Питон.