В трубке раздался смех.
– Это вы, Алла Сергеевна, не представляете наших возможностей. Не стоит упорствовать, право, не стоит. Вы ведь обещали…
– Да подите вы к черту! Я записываю наш разговор на диктофон. Я подам в суд, и вас засудят, слышите, адвокат?
– Насчет диктофона вы врете, – продолжал хихикать собеседник. – Но я вас прощаю, в конце концов, вы мать. И заклинаю, не причиняйте сыну вреда больше, чем того требуется.
– Да я… да я вас… – задохнулась Алла.
– Всего доброго, Алла Сергеевна, подумайте еще, время есть – перебил Ростоцкий и отключился.
Ярость бурлила, как кипяток в кастрюле. Дрожащими от гнева пальцами Алла нажимала кнопки, сохраняя номер телефона этого адвокатишки. Еще вздумал пугать ее, недоумок!
– Я тебе покажу! – злобно бормотала она, – Ты у меня узнаешь!
Чтобы успокоиться, достала аптечку и вытащила упаковку персена. Подумав, выдавила две таблетки и проглотила. Во рту остался неприятный валерьяновый привкус.
Она вернулась к сыну. Артем по-прежнему спал. Уже не худой мальчик в больничном окне, а рослый и красивый юноша. Почти мужчина.
Против воли в голову полезли тревожные мысли. Алла отгоняла их, но они проникали в сознание, как ядовитый дым. Сегодняшний вечер мог кончиться совсем по-другому. Перед глазами возникла пугающая картина.
Оцинкованный стол и груда заскорузлой от крови одежды. Яркая лампа над столом и вокруг стола стоки для… слива крови? Откуда она это взяла?
Алла вскрикнула от внезапной боли в груди и зажала рот рукой.
Спокойно. Спокойно. Спокойно!
Дыши. Дыши ровно. Не хватало еще свалиться с каким-нибудь инфарктом или инсультом.
Все хорошо. Все уже кончилось.
Белая занавеска вздулась от порыва весеннего ветра, словно кто-то хотел проникнуть в комнату. Алла быстро захлопнула балконную дверь и оглянулась: не разбудил ли Артема стук? И… не осталось ли это в комнате?
Нет!
Она в страхе наклонилась над кроватью. Лицо сына было спокойным, улыбка блуждала по губам.
Мой мальчик… сын…
Не дам в обиду. И пусть только попробуют! Они меня еще не знают!
Потом Алла долго сидела на кухне и курила, глядя, как завиваются струйки дыма и улетают под вытяжку.
23 апреля, среда
Проснулась с больной головой. С трудом поднялась с постели, с трудом добрела до кухни. Таблетка анальгина и две чашки кофе отчасти помогли.
На кухню вышел Артем, растрепанный, протирая заспанные глаза.
– Ты зачем встал? – обеспокоенно спросила Алла.
– Да что я больной, что ли? Уже все прошло, отлично себя чувствую.
– Голова не кружится?
– Ну что я, ребенок? У меня все прекрасно. Есть хочу.
– Садись, я сделаю бутерброд. Или яичницу пожарить?
– Не надо яичницы, давай бутеров побольше.
Алла стала готовить бутерброды, а Артем их поедать.
– Мам, – спросил он с набитым ртом, – ты сейчас на работу поедешь?
– Вообще-то, собиралась.
– А вернешься когда?
– А почему это тебя интересует?
– Ну, так просто… – замялся Артем. – Ладно, не важно.
– Нет уж, сын, давай говори, в чем дело.
– Просто Даша собиралась приехать, – пробормотал он, старательно пряча глаза.
– И что?
– Ничего. Она переволновалась вчера.
Алла почувствовала мгновенную, как ожог, вспышку ревности. Она, видите ли, переволновалась! А я?
Рука задрожала, и Алла поставила чашку на стол. Возмущение готово было прорваться ядовитыми словами, однако она взяла себя в руки и намеренно беспечным тоном спросила:
– Это ты намекаешь, чтобы мать куда-нибудь смылась и оставила вас одних?
Щеки Артема залились краской.
– Да я вовсе не то имел в виду.
– Ладно, ладно, не смущайся. Я все понимаю. И у меня действительно куча дел.
– Какая куча?
– Большая, – Алла допила кофе и встала. – Тебя же интересует, как долго я буду отсутствовать?
Артем смешался окончательно.