В конечном счете. Сборник рассказов

Когда он научился их возводить?

Точная дата терялась во времени, но вероятно, тогда же в его жизни и появился Исфандияр-ака, немногословный, бородатый, с лицом цвета глины и морщинами, глубокими, как трещины на дне иссохшего арыка.

Почему именно такой тип стал его навязчивым состоянием, Макеев не знал. В последнее время он часто ловил себя на мысли, что не только многого не знает, но даже и не хочет знать.

С Козихиным Макеев встретился в районе трех.

Сотрудникам корпорации генеральный внушал трепет, а для Макеева он по-прежнему оставался одногруппником Толькой, который клянчил конспекты по истмату, и однажды, в самый разгар антиалкогольной компании, выронил из ослабевших рук чудом добытую у таксистов бутылку водки, за что был слегка бит.

Любопытный факт – Исфандияр-ака никогда не переступал порога директорского кабинета. Оставался ждать в приемной, где стараниями референта Козихина, женщины изысканного вкуса, был сооружен небольшой зимний сад.

Исфандияр-ака углублялся в рододендровые заросли и оттуда любовался струями фонтана, которые, меланхолично журча, стекали в мраморный бассейн.

Эх, как же Макеев мечтал присоединиться к нему. Отключиться от всякой дряни и бездумно смотреть на текущую воду…

– Ну все, старичок, контракт у нас в руках.

Козихин ловко пустил по лакированному столу бумаги, и договор спланировал прямо в руки Макееву.

– «Ремлифт» утвердил сумму двести восемьдесят миллионов.

Макеев глянул. Действительно, двести восемьдесят миллионов как с куста.

– Через «Амбреллу» пускаем?

– Да, – подтвердил Козихин, – через «Амбреллу» и потом через «Руф».

– Не стремно?

– Старичок, двести восемьдесят миллионов рублей – это не та сумма, из-за которой поднимают кипиш. Хотя я подстраховался, сегодня занесут куда надо. Тылы будут прикрыты.

Макеев кивнул и отодвинул договор.

– Ну и отлично.

– Слушай, брат, а что ты такой квелый в последнее время? – спросил Козихин. – Сердце? Или, – он плутовски подмигнул, – не дай бог, что пониже?

– Да здоров я.

– Ой, не верю! Иди сюда, – Козихин силой развернул Макеева лицом к свету. – Глянь на себя! Люди еще не шарахаются? Нет, надо решительно. Я устрою обследование, доктора первый класс, не переживай. Все найдут и отрежут все, чем дорожишь, – и генеральный жизнерадостно заржал.

Макеев вяло улыбнулся, давая понять, что шутку оценил.

– А еще лучше – заведи себе молодую любовницу. Знаешь, когда рядом симпатичная фемина, лет так двадцати, вся такая тугая и упругая, это бодрит. Не дает распускаться, – и Козихин самодовольно пригладил модно подстриженные волосы. – Я серьезно говорю. Ты подумай.

Макеев послушно подумал.

Мысль о том, что рядом с ним, кроме Исфандияра, будет постоянно маячить упругая фемина, вызвала сосущую тоску. Видимо, эмоции отразились на лице, потому что Козихин с досадой воскликнул:

– Ну ты прям, как импотент, ей богу! Молодой же еще мужик! Мы с тобой ровесники. И сравни! – Козихин приосанился и поднял подбородок.

– Да нет, Толь, я не импотент. У меня просто депрессия. Как-то все надоело. Разом. Может, я надорвался?

– Отмазка не засчитана, – в голосе генерального появилась твердость. – Депрессия – это твое личное дело. Лечись. Пей таблетки, их вон сейчас сколько развелось. И чтоб на работе это не отражалось. Сам знаешь, мы в одной лодке.

Макеев согласно кивнул. Они действительно были в одной лодке. Даже в подлодке. Деваться некуда. Тем более, что Толька почувствовал вкус к жизни и спешно добирал то, о чем мечталось в пору голодной юности.

Самому же Макееву вполне было достаточно домика в Испании и квартиры в Вене, где жила дочь. Возня с офшорами угнетала в той же степени, как и пугала. С недавних пор Макееву стало казаться, что он сидит на льдине среди бурного кипятка. Вместе с Козихиным. Только тот рьяно гребет, а Макеев глядит под ноги и наблюдает, как быстро истончается их прибежище.

Макеев отчаянно затосковал по Исфандияр-ака, по его полосатому халату, из швов которого местами пробивалась хлопковая вата.

Голос Козихина вернул Макеева в реальность.

– Иван, у меня к тебе поручение. Я тебя очень прошу, – Толя выделил тоном «очень» – съездить в Шереметьево и передать одному человеку вот эту папку.

В Шереметьево? При такой погоде? Макеев поежился.

– Что за человек?

– Шахревич.

Макеев все понял. Ехать тем более не захотелось.

– А водителя послать нельзя?

– С ума сошел? Какому-то водителю отдавать такие документы?! Нет, ты правда болен.

– Хорошо, поеду. Когда надо?

– Да прям сейчас поезжай. У него рейс во Фриско с девятнадцать с чем-то. Я позвоню, что ты будешь. Шахревич тебе доверяет.

– Ну, слава богу, прям камень с души.

– Вот! – Козихин хлопнул друга по плечу. – Вот теперь я вижу Ваньку Макеева! А то ходишь, как тень отца Гамлета, смотреть противно.

Дорога в аэропорт сложилась на удивление удачно. Макеев уже забыл, когда он столько ехал без пробок.

Снаружи вдоль шоссе клубилась колючая февральская поземка, внутри салона работала печка и тихонько мурлыкало радио. Макеева потянуло на разговоры.

– Нет, Исфандияр-ака, я не против, чтобы ты был все время со мной. Ты мне даже нравишься. Но я решительно не понимаю, почему ты ко мне прицепился. Ну, ладно, ты прицепился потому, что у меня с головой непорядок. Допустим. Я читал, депрессии сопровождаются небольшими ослаблениями когнитивных функций. Пусть так. Но почему именно ты? Вот такой вот, в халате и с бородой? Ты кто, узбек? Таджик? Может, ты вообще моджахед?

Макеев глянул в зеркало. Исфандияр-ака безучастно смотрел в окно.

– Ну, хорошо, извини, если обидел. Ты не моджахед. Но почему мое расстроенное сознание, или подсознание, хрен его знает, породило именно тебя? Я с вашими сроду дела не имел. В Афгане не воевал, в Средней Азии не был… Слушай, а может, ты араб? Я, помнится, лет восемь назад ездил в Эмираты. Там мы с тобой пересечься не могли?

С заднего сидения не доносилось ни звука.

– Я бы понял, если бы я что-нибудь ужасное совершил, и ты бы служил напоминанием… Я одну книгу читал, кстати, интересную… Там мужику все время являлась вьетнамская старуха. Но там все понятно было: этот мужик ее убил на вьетнамской войне. Она – вроде как неотомщенная жертва. А ты кто?