Планета обезьян. Война

– Нет, – Цезарь покачал головой. – Я должен был предвидеть… что он не сможет забыть того, что люди с ним сделали. И что он захочет отомстить им. Я был слеп.

До того как Цезарь освободил его, Коба был подопытным лабораторным животным, над которым ставились жестокие эксперименты, – он научился от людей только ненависти. В конце концов эта ненависть заставила его предпочесть войну – миру и восстание – верности Цезарю. И люди, и обезьяны до сих пор платили за месть Кобы, хотя эта коварная обезьяна уже давно была мертва.

– Он был моим другом, – сказал Цезарь. – И его кровь – тоже на моих руках.

Факелы подожгли помосты. Липкая смола трещала и пузырилась, заставляя огонь расползаться быстрее, пока тела мертвых ни затерялись во взметнувшихся ввысь языках желто-оранжевого пламени. Цезарь чувствовал на своем лице и шкуре жар от огня. Маленький Корнелиус, укрывшийся на руках у матери, скулил от страха при виде громадных языков пламени. Корнелия, чтобы успокоить малыша, гладила его по голове. Ее глаза были влажными от горя.

– Никто не знал, какая тьма жила у него внутри, – настаивал Морис.

Цезарю очень хотелось в это верить.

От помостов летели искры, дым и языки пламени, наверное, вместе с душами принявших мученическую смерть обезьян. Цезарь знал, что люди верили в загробную жизнь, где живые когда-нибудь встретятся с мертвыми. Цезарь точно не знал, будет ли так же и с обезьянами и хочется ли ему этого.

Потому что это значило бы, что он снова встретится с Кобой.

* * *

«Жизнь Кобы была в руке Цезаря. Предатель качался высоко над опустошенными развалинами не достроенного людьми небоскреба в разрушенном Сан-Франциско. Дым, языки пламени и алые тлеющие угольки летели из подвала здания, взрыв в котором только что обрушил большую часть строения, ранив нескольких обезьян и едва не убив Цезаря и Кобу, дравшихся за место вожака. Цезарь, раненый и истекающий кровью, стоял на шаткой стальной балке, держа в своей руке руку Кобы. Только иссякающая сила Цезаря удерживала Кобу от падения вниз с высоты нескольких сотен метров.

Коба смотрел на Цезаря единственным здоровым глазом, другой глаз он потерял из-за людей задолго до того, как две обезьяны в первый раз встретились. Старые шрамы были свидетельством экспериментов, которые проводились над ним людьми много лет назад, но кто простит Кобе его собственные преступления? Он организовал заговор против Цезаря, пытался совершить на него покушение и устроил широкомасштабное нападение на колонию людей, которое почти навсегда уничтожило надежду на мир между людьми и обезьянами. Если кто-то и заслуживал смерти, это был Коба.

Цезарь боролся со своей совестью. ОБЕЗЬЯНА НЕ ДОЛЖНА УБИВАТЬ ОБЕЗЬЯНУ – это был первый закон, которому он научил свой народ после того, как обезьяны стали умнее. Он всем сердцем верил в этот закон.

Но Коба больше не заслуживал, чтобы к нему относились как к обезьяне.

Цезарь выпустил руку Кобы из своей руки и стал наблюдать за тем, как тот падает вниз. Вопя от страха, Коба мчался навстречу своей гибели, бесконечно падая в ревущий внизу огонь, сверкавший как погребальный помост…»

– Коба! – вскрикнул Цезарь, очнувшись от кошмара. Его зеленые глаза раскрылись, а сердце стучало как погребальные барабаны, которые всего несколько часов назад провожали в последний путь мертвых.

Освободившись из горящего небоскреба в своем кошмаре, он обнаружил себя в собственном жилище, в крепости. Это была небольшая пещера на верхнем уровне скалы, спрятавшаяся за каскадами падавшей воды, которая формировала одну из стен этой пещеры, как раз напротив удобной кровати, которую Цезарь сделал своими собственными руками, когда обезьяны только начали расселяться в пещерах за водопадами. Корнелия и их младший мирно спали рядом с ним, и предатели не беспокоили их сон. Голубоглазый спал рядом на своей собственной кровати, сон его был глубок и спокоен после его героического путешествия.

Цезарь подозревал, что Голубоглазому вскоре понадобится собственное жилище, которое он разделит с Озером, но сейчас вожак наслаждался тем, что вся его семья находится вместе с ним в одном месте.

Воспоминания о смерти Кобы возвратились в прошлое, и Цезарь погрузился в настоящее, прогнав от себя кошмар. Он сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Его бешено колотившееся сердце застучало спокойнее. Лунный свет сочился сквозь падавшую воду, заливая пол пещеры приглушенным голубоватым сиянием. Уже не в первый раз вид и звук падающей воды успокаивал Цезаря. Он все еще скучал по их старому дому на деревьях, где обезьяны жили и процветали до войны с Кобой, но уже начал привыкать к их новому жилищу в крепости, которое было более безопасным и которое людям труднее было отыскать. Если можно было верить этому солдату, Пастору, люди все еще никак не могли найти их надежно спрятанную крепость.

А сейчас Голубоглазый захотел, чтобы Цезарь снова сдвинул с места свой народ?

Окруженный своей семьей, Цезарь смотрел на залитую лунным светом воду, бесконечно падавшую вниз перед его бессонным взглядом. Была в водопадах какая-то грубая красота, по которой он, вне всякого сомнения, будет скучать, если они на самом деле решатся…

Три темные тени, скрытые вуалью падающей воды, спустились мимо отверстия, быстро пропав из виду.

Цезарь моргнул в замешательстве, не уверенный в том, что он увидел. Мутные неразличимые силуэты исчезли так же быстро, как и появились, еще до того, как он смог отметить для себя их появление. Или это были шутки пенившейся воды и лунного света? Он осторожно встал с кровати, не потревожив Корнелию и ребенка, и медленно подошел к воде, которая выглядела как всегда. Цезарь даже на какое-то время уверил себя, что усталые глаза подвели его, но потом он заметил кое-что необычное. Странная тонкая веревка свисала сбоку от водопада, качаясь под ударами падающей воды.

Раньше ее там не было.

Озадаченный, Цезарь неуверенно протянул руку к веревке, а потом, отбросив все предосторожности, сунул руку в ледяную воду и схватил. Пальцы вцепились в нее и потянули из воды. Это была отличная красная нейлоновая веревка.

Альпинистская веревка.

Догадка озарила сознание, и внезапный удар страха разогнал остатки полуночной дремы. Мгновенно насторожившись, он повернулся к своей семье и увидел заворочавшегося Голубоглазого. Сев на кровати, полусонный шимпанзе мутными глазами смотрел на своего отца. На его лице было написано смятение.

«Оставайся здесь, – жестами приказал Цезарь. – Защищай мать и брата».

Голубоглазый в один момент оценил ситуацию и понял, что она смертельно опасна. Он мрачно кивнул, особо не вникая в причины критического положения. Цезарь пожалел, что у него не было времени для объяснений, но он прекрасно понимал, что очень нужен в другом месте.

«Люди все-таки нашли нас. Обезьяны в опасности».

* * *

Три молчаливых фигуры быстро и деловито передвигались по темным коридорам спрятанной в горе крепости. Ревущий водопад, который так долго помогал скрывать обезьянье логово, сейчас приглушал звук шагов ударного отряда. Его командир криво улыбнулся в темноте, оценивая иронию ситуации.

«Люди видят – люди делают».

Солдаты, в поисках главной цели, продвигались вперед, изумрудные лучи лазерных прицелов скользили по покрытым мхом гранитным катакомбам. Нигде не встретив сопротивления, они дошли до развилки коридора.

Командир не сомневался. Не смутившись дилеммой, он махнул рукой двум оставшимся солдатам идти налево, а сам повернул направо.

«Аты-баты, шли солдаты…» – подумал он.

* * *

Цезарь осторожно крался по залам спящей крепости, направляясь вниз по узкому извилистому проходу. Он разрывался между объявлением всеобщей тревоги, которая могла спровоцировать вторгшегося внутрь противника прекратить скрытное передвижение и открыть беспорядочный огонь, и попыткой напасть на людей из засады, прежде чем они поймут, что их вторжение обнаружено. У Цезаря было преимущество неожиданности перед противниками, которые не ожидали, что он охотится за ними. Может быть, у него был шанс прекратить атаку до того, как она началась?

Или он просто обманывал себя?

Повернув за угол, он наткнулся на громадную неуклюжую фигуру. Испугавшись, он отпрыгнул назад, но потом услышал глубокое знакомое ворчание. Лука стоял на часах в коридоре, баюкая в громадных лапах ружье. Недремлющий самец гориллы удивленно посмотрел на Цезаря, явно желая понять, что его вожак делает здесь в такой поздний час. Его глаза удивленно расширились под нависшими бровями.

«Цезарь, – жестами спросил он, – все в порядке?»

Цезарь покачал головой:

– Сколько наших еще дежурит?

«Пять? – горилла вытянул пальцы. – Шесть?..»

– Бери их! – приказал Цезарь. – Ракета, давай сюда!

* * *

Корнелия пряталась за покрытыми мхом камнями. Она находилась в своем жилище, а ее младший сын прижимался к ее спине. Обычно эти камни служили им мебелью – стульями, столами, полками, – но сейчас они защищали ее и ее сыновей от угрозы, кравшейся по спящей крепости. Напрягая слух, она не слышала ни криков, ни звуков борьбы, но знала, что Цезарь не стал бы приказывать Голубоглазому защищать ее и маленького Корнелиуса, если бы угроза не была реальной и серьезной, а это значило только одно…

Люди.

Голубоглазый знаками приказал Корнелии и малышу встать позади него. Он крепко сжал в руках заточенное деревянное копье, защищая погруженную в полумрак пещеру, которая освещалась только лунным светом, прорывавшимся сквозь водопад, и ярко-зеленым лучом, светившим внутрь жилища из коридора. Корнелия знала достаточно о человеческих инструментах и оружии, узнала она и этот неестественный луч света и вспомнила, как это называлось.

Лазер.

Этот изумрудный луч свидетельствовал о том, что враг проник в крепость и приближается к ним. Присев на корточки между ней и врагом, Голубоглазый внимательно смотрел на луч лазера. Его тело напряглось, готовое к прыжку, в то время как жуткое зеленое сияние наполняло жилище, холодно и методично освещая его внутренности. Уши Корнелии слегка приподнялись – у входа в пещеру были слышны осторожные шаги и чье-то дыхание, они приближались…