Magic: The Gathering. Война Искры: Отверженные

Вспомнилась Равника. Вспомнился собственный шепот: «Убей. Прикончи». Вспомнилось, как она утирала слезы, всем сердцем радуясь, что способна пролить их. Затем ей вспомнилось, как она гонит все чувства прочь: для жалости к самой себе было не время. Чувства… Даже сейчас Лилиана подавляла их без пощады – безжалостно, непреклонно теснила в самую глубину души все самое человеческое, что в ней еще оставалось.

«Спокойно. Чувства тебе сейчас не помощники».

Нет, она не станет делать вид, будто покинула Равнику из чувства вины или стыда. Она ушла, так как оказалась в опасности.

«Да, так оно и было. Инстинкт самосохранения, не более».

Стража и прочие так называемые герои Равники начали уничтожать армию Боласовых Вековечных. Лилиана понимала: вскоре эти герои явятся и за ней – пусть самой подневольной, однако и самой заметной из ближайшего окружения Боласа.

«Им и невдомек, чем Болас меня удерживал. Они не вправе, не вправе притворяться, будто на моем месте поступили бы по-другому».

Во власти минутного непокорства она, точно разозлившаяся девчонка, пнула ближайший камень – и промахнулась. Потеряв равновесие, некромантка крепко ушибла плечо о поникшее дерево. А когда оттолкнулась от него, сучок, зацепившийся за подол, разорвал платье.

«Ну вот, довольна? Платье испортила. Если уж тебе очень нужно над чем-то поплакать, над ним и плачь! Только не смей плакать о…»

Нет. Оправдываться она не станет. Человеческим существом ей быть вовсе не обязательно, но, кто она ни будь, по крайней мере с самой собой, насчет самой себя, Лилиана будет честна. Она сделала выбор, приняла решение убивать по приказу Боласа, дабы спасти свою жизнь.

«Выбор вполне разумный. А то, что он правилен, никто и не говорит».

Лилиана с трудом шагала вперед. Зачем она явилась сюда? О том, как покидала Равнику, помнилось смутно. Сознательного решения отправиться на Доминарию не припоминалось вовсе. Однако в силу каких-то неведомых, необъяснимых причин она вернулась в имение Дома Вессов – туда, где родилась и росла…

«Туда, откуда моя жизнь отправилась в странствие через Девять Преисподних!»

Опершись на поникшее дерево, склонившее ветви к воде, она внезапно обнаружила, что держит в ладони дремлющий Камень Души Боласа, и потрясенно уставилась на него. Гладок, формой подобен яйцу, шелковисто блестит, а цвет… серебряный. Нет, золотой. Различить его цвета не удавалось никак – цвет словно бы менялся, стоило только повернуть камень другой стороной. Вдобавок самоцвет был куда тяжелее, чем мог бы показаться с виду. Прежде он постоянно парил в воздухе, а может, держался на чем-то меж Боласовых рогов. Многие годы Лилиана считала его простым украшением, декоративным элементом, не менее и не более. Как оказалось, с помощью этого камня дракон поглощал Искры, собранные с тел умирающих мироходцев.

«Искры, собранные для него мной».

Но отчего Камень не исчез, не разрушился вместе с драконом? Как он попал к Лилиане? Она совершенно не помнила, чтоб подбирала его там, на Равнике…

«Да и зачем мне было его подбирать? Как сувенир на память о чудесных временах рядом с Николом Боласом?»

Зашвырнуть бы его в болото, да поглубже… вот только сил не осталось даже на это.

«Ну, так разжать руку, и дело с концом. Пусть себе тонет».

Но, разумеется, бросать камень она не стала. Ведь он имел потенциальную ценность, хранил в себе потенциальную мощь, а мощью Лилиана Весс не разбрасывалась. Напротив, копила ее. Все это знали. Все в это верили.

«Кроме разве что Бифштекса».

Нет, Гидеон Джура в это не верил. Он верил… он верил в нее. Или, во всяком случае, в ее задатки. В способность стать не просто идеалом своекорыстия и стремления к власти, репутацию коего она столь деятельно холила, лелеяла и взращивала всем напоказ.

«Разумеется, это доказывает лишь то, что Гидеон Джура глуп. Был глуп».

Но в эту минуту память о нем затмила для Лилианы всё.

«На этот раз, Лилиана, я героем стать не смогу, но ты сможешь», – сказал он.

«Сделай же так, чтобы это не оказалось напрасным», – сказал он.

Все это он сказал, умирая. Умирая, дабы спасти ее жизнь. Лилиана всегда относилась к Гидеоновой вере в нее так цинично… Да что она такого сделала, чем ее заслужила? «И что такого сделал он, чем доказал, что разбирается в чужих характерах?»

Посему – да, после его гибели, после того, как он уже не сумел бы узнать, не окажется ли его смерть напрасной – и чего будет стоить ей – она попыталась почтить его самопожертвование победой над Боласом. Попыталась – и победила.

«Верно, победила. Это сделал не ты, Гидеон. Это сделала я. Никол Болас уничтожен мной, Лилианой Весс. Ты видел, как я одолела его ради тебя, Бифштекс? Видел?»

Сама она в эту минуту не видела перед собой ничего, кроме последней улыбки Гидеона, ужасающей и прекрасной. Разве что его пепел, подхваченный и унесенный ветром после того, как он принял на себя предназначенное ей проклятье. Да, она помнила эту улыбку, помнила пепел, но, хоть убей, не могла вспомнить лица Гидеона – лица человека, которого считала все равно что братом.

«В точности то же и с Джозу. Отчего же я не могу вспомнить их лиц?»

С этими мыслями она шла и шла, осторожно нащупывая под ногами твердую почву.

«Но твердой почвы нет. Этот ублюдок Гидеон вместе с еще большим ублюдком Боласом украли, выдернули саму почву у меня из-под ног. Кто я теперь? Кто такова Лилиана Весс?»

В эту минуту она ненавидела их. Обоих. Почти в равной мере. Почти…

«А как же с Джейсом?»

Ведь в тот день он пытался убить ее – пытался убить, пока она еще служила Боласу, пока посылала его Вековечных убивать жителей Равники, пока посылала его Вековечных добывать для дракона Искры мироходцев. Однако, когда все это кончилось, Джейс телепатически, мысленно дотянулся до нее, и вовсе не в гневе – с заботой. И после всего, что она сделала, после того, как даже Гидеону позволила умереть вместо нее, его сочувствие оказалось невыносимым. Ярость – дело другое, ярость его она поняла бы и пережила. А вот сочувствие… его сочувствие едва не уничтожило, не сокрушило Лилиану на месте.

«Какое он имел право сочувствовать мне?!»

– Как же все это нелепо!!! – прокричала она болоту.

Даже собственный голос прозвучал слегка не так. Сдавленно. А может, попросту нереально. Фальшиво. Ведь теперь она стала вовсе не Лилианой Весс – по крайней мере, знакомой, узнаваемой Лилианой. Остановившись, она взглянула вниз, на собственное отражение в неподвижной воде.

– Волосы растрепаны. И когда же я платье успела порвать? А грязи, грязи-то сколько…

Не следить за внешностью – это было совсем на нее не похоже. Лилиана попробовала было сплести заклинание и почиститься, но магия не подействовала. А все потому, что сосредоточиться в должной мере не удалось, и это тоже было совсем, совсем не в ее духе.

«Итак, может быть, я – вовсе не Лилиана Весс. Может, я – просто подделка, либо иллюзия, созданная Джейсом Белереном. Грязная, жуткая, коварная ведьма, какую он всегда представлял себе прячущейся под маской женщины, перед коей не мог устоять. Вот, значит, кем я была – и кто я есть – для него? А кто для меня такой Джейс Белерен?»

Он был человеком, которого она использовала, которым манипулировала – ради любовных утех, ради власти, ради освобождения от демонов, державших ее в плену.

«И это все, чем он был, верно? ВЕРНО?!»

Нет. Где-то там, в глубине души, рядом с человечностью, погребенной как можно глубже, она понимала: все это ложь. В глубине души она действительно его любила.

«Если допустить на минуту, что я знаю, как это делается».

От этой мысли Лилиана расхохоталась в голос. Собственный смех показался ей ледяным, мертвым.

«Была ли любовь хоть когда-нибудь одной из моих целей?»

И снова – нет. Десятилетиями трудилась она, храня свою молодость, дабы укрепить силу и власть, дабы завоевать свободу. Никакой любви на повестке дня не значилось сроду. И, разумеется, ужасающе комичная ирония положения состояла в том, что теперь Лилиана добилась всего, чего когда-либо хотела, но цена оказалась столь высока, что с самою собой ей более не ужиться.

«Как будто у меня имеется альтернатива…»

И в этот самый миг она снова споткнулась. Только на сей раз упала в глубокую воду и тут же погрузилась в нее целиком. И отчасти была этому рада.