Жизнь Бальзака

Глава 1

Провинциальная жизнь (1799—1814)

Утверждение, типичное для Бальзака: «Несущественного не бывает». Важно все: питание матери, мужская сила отца и, самое главное, «поза» родителей во время зачатия

. Страсть к генетике Бальзак унаследовал от отца, который вынашивал «странные идеи» улучшения человеческой расы. К сожалению, отец никогда не рассказывал будущему великому писателю, в какой позе он был зачат. Для нас история жизни Бальзака должна начинаться с его рождения. Он родился в Туре 20 мая 1799 г. в 11 часов утра.

Почти через сто лет Генри Джеймс, который отправился в паломничество «по бальзаковским местам» в долину Луары, был потрясен, узнав, что человек, который «больше, чем кто-либо после Шекспира, разбирался в человеческой жизни», родился в скромном жилище, «стоящем в сплошном ряду домов с общей стеной». Более того, он появился на свет в доме, которому к моменту его рождения «было всего двадцать лет». «Если уж жилье, которому выпала такая честь, не было старинным, потемневшим от времени, ему следовало хотя бы стоять особняком»

. И все же кажется символичным, что человек, посвятивший жизнь наблюдению за личной жизнью современников, провел первые годы в пределах слышимости соседей.

Сам Бальзак с удовольствием относился к своим «исходным данным». Рожденный в 1799 г., он считал, что имеет запас прочности на сто лет и вполне может застать три века. 1799 г. оказался знаменательным и с исторической точки зрения: тогда Бонапарт стал первым консулом. Впоследствии Бальзак тоже построит свою империю. Придуманный им мир окажется таким реальным, что в словах Оскара Уайльда, сказавшего, что Бальзак «изобрел девятнадцатый век», похоже, только доля шутки.

Ну а дом, так разочаровавший Генри Джеймса, стоял в деловом центре Тура, на улице «с тротуарами с обеих сторон», более того, «на единственной приличной улице Тура», ибо остальные были «темными, извилистыми, узкими и сырыми». Той улице, по мнению Бальзака, недоставало лишь одного: памятника Декарту и Рабле, самым прославленным уроженцам края

. Благодаря теплому климату и изобилию Турень всегда служила настоящей питательной средой для гениев. Вернувшись позже на родину, Бальзак испытает восхитительное чувство, похожее на то, как если бы его зарыли по шею в огромный паштет фуа-гра

. Для него в Турени причудливо сплетались романтическая экзотика и домашний уют. Наверное, сходное чувство испытывает ребенок во чреве матери. Турень стала для него землей лотофагов в центре Франции. Попадая туда, утверждал он, люди становятся «вялыми, праздными и счастливыми». Правда, сам Бальзак был другим. Он страдал бы от «пересадки», которая, по его словам, помогает уроженцу Турени приносить плоды

.

Наконец, он получил имя, достойное гения. Фамилия его отца – Бальса. Эта фамилия в нескольких вариантах до сих пор остается весьма распространенной в горах Оверни. Ее носят крестьяне, уроженцы высокогорья. Поднявшись по социальной лестнице, отец Бальзака изменил фамилию, притязая на родство со старинным дворянским родом, а впоследствии и добавил к ней аристократическую частицу «де». Ему нравилась звучность и решительность фамилии Бальзак. Она стала не ярлыком, но мощным талисманом. По теории одного из бальзаковских персонажей, «“з” взлетает, как ракета»

.

Такой образ легко приложим к отцу Бальзака

. Бернар Франсуа Бальса родился в 1746 г. в крестьянской семье, жившей на хуторе возле Альби на юге Франции. Он стал старшим из одиннадцати детей. Так как перспектива работать в поле, как отец, его не прельщала, он попросил приходского священника научить его грамоте и скоро стал клерком в конторе стряпчего. Там он открыл для себя устройство французского общества и, когда ему не исполнилось и двадцати лет, отправился в Париж искать счастья.

К тридцати годам Бернар Франсуа достиг того, на что обычно уходят усилия нескольких поколений. Сначала он устроился учеником в контору государственного обвинителя, затем, в 1776 г., стал секретарем Королевского совета. Благодаря своему посту он обзавелся несколькими влиятельными знакомыми. Его карьере, несомненно, помогло и то, что он стал масоном. Во время Великой французской революции он благоразумно держал нос по ветру. Сначала он как будто заразился революционной лихорадкой. По сведениям из полицейского рапорта, гражданина Бальзака видели ночью 6 августа 1792 г. Он размахивал саблей и «призывал обезглавить короля и королеву». Как обычно, он был на шаг впереди своих современников. Его воодушевление выходило за рамки политики. В годы террора он помог нескольким своим бывшим покровителям эмигрировать из страны. Бернар Франсуа сильно рисковал. От последствий его спас неизвестный благодетель, возможно Дантон. Бернара Франсуа послали на север страны и поручили организовать поставки продовольствия в армию. В 1795 г. его перевели в Тур; он по-прежнему занимался снабжением.

На новом месте Бернару Франсуа очень понравилось. Он наслаждался в стране Рабле, «прославленного выдумщика с непоколебимым добродушием»

. Он даже начал считать Турень своей настоящей родиной. Хотя Бернара Франсуа считали чудаком, ему покровительствовал местный префект генерал Померель, тоже масон. Как-то предложили Бернару Франсуа стать мэром города. Он отказался, предпочитая тратить свою неукротимую энергию на руководство больницей, к которому он приступил в 1803 г. На своем посту он с одинаковым рвением боролся и с болезнями, и с чиновниками.

Головокружительный взлет Бернара Франсуа объяснить непросто. Бальзак-сын, что для него типично, считал, что все дело в огромном запасе у его отца загадочной физической субстанции – силы воли. В доказательство он обычно рассказывал о случае, произошедшем с его отцом, когда он только приехал в Париж: «Его поселил у себя прокурор. По обычаям того времени, клерки питались за одним столом с хозяевами. Как-то к обеду подали куропаток. Жена прокурора, не сводившая глаз с нового клерка, спросила его: “Мсье Бальзак, вы умеете разделывать куропатку?” – “Да, мадам”, – ответил молодой человек, покраснев до корней волос. Он набрался смелости и взял нож и вилку. Хотя он понятия не имел о правилах разделки птицы, он все же разрезал куропатку на четыре части, но так усердно, что разбил блюдо, порвал скатерть и поцарапал столешницу. Не слишком ловкий его поступок произвел огромное впечатление. Жена прокурора улыбнулась, и с того дня в доме относились к молодому клерку с большим уважением»

.

В 1797 г. Бернар Франсуа наконец решил жениться на Анне Шарлотте Лоре Саламбье, хорошенькой дочери галантерейщика. Ее «приличные» и «тщеславные» родители жили в парижском округе Маре. Свадьбу устроил ее отец, бывший коллега Бернара Франсуа. Лоре было всего восемнадцать, а ее мужу – пятьдесят. Даже для того времени брак был необычным; но от него выиграли оба. Бернар Франсуа, который намеревался остаток жизни наслаждаться покоем, позволил своим иждивенцам «свободу, которую он хотел для себя»

. Для Лоры же супруг со старомодными представлениями о терпимости в браке стал гарантом независимости.

Не будь у нас других источников информации, можно было бы предположить, что Бернара Франсуа выдумал его сын. Он обладал качеством, которое обычно встречается лишь у героев комических романов: несокрушимой верой, что он может влиять на законы природы. Родная дочь сравнивает Бернара Франсуа с дядюшкой Тоби из «Тристрама Шенди». Самым большим его хобби было долголетие. Он считал, что «жизненные силы» – свежий воздух, удобная одежда, умеренность во всем и одна груша на ужин – помогут ему дожить до ста лет. Уверенный в успехе, он вложил почти все свое состояние в тонтину, систему страхования с общим фондом, при которой всю сумму страховки получает член фонда, переживший остальных. Бернар Франсуа, таким образом, превосходно позаботился о том, чтобы родные ухаживали за ним в преклонном возрасте. Позже Бальзак сделал вывод, ставший одним из примеров его нестандартного мышления: хотите жить долго – обзаведитесь захватывающим хобби.

Через год и четыре месяца после свадьбы у супругов родился первенец. Луи-Даниэль появился на свет 20 мая 1798 г. Он прожил всего тридцать три дня

.

Оноре родился ровно через год после Луи-Даниэля, 20 мая 1799 г. Отец не придал значения тому, что многие сочли бы дурным предзнаменованием, и назвал сына в честь святого Оноре, на чей день пришлось рождение мальчика. Затем, словно желая подчеркнуть, что он не заражен религиозными предрассудками, он отказался крестить сына.

Позже первая любовница Бальзака, желая сделать ему комплимент, говорила, что он «орел, высиженный гусыней»

. Бальзак с ней согласился. В подтверждение он мог бы заметить, что через несколько часов после рождения его перевезли в дом кормилицы. Печальный пример поэтической несправедливости: его отправили в дом человека, торговавшего птицей.

Сестра Бальзака, Лора, весьма типично для себя объясняет такой поступок родителей в краткой биографии брата, которую она издала после его смерти: «Матушка потеряла первенца, так как хотела кормить его сама. Когда на свет появился малыш Оноре, ему подобрали опрятную кормилицу, жившую на окраине города в славном, светлом домике, окруженном садом». В свидетельстве о смерти Луи-Даниэля действительно записано, что мать кормила его сама. Хотя умер ребенок все-таки не дома, а у птичницы на соседней улице

.

Видимо, г-жа Бальзак подчинилась влиянию мужа, который убеждал ее растить первенца в соответствии с наставлениями, изложенными в «Эмиле» Руссо. В свидетельстве о рождении Оноре имеется запись N.P.E. – nourri par еtrang?re, то есть «вскормлен не дома». Запись доказывает, что г-жа Бальзак не стала повторять опыт со вторым ребенком. К несчастью для Оноре, смерть брата была не единственной причиной своеобразного отношения к нему матери, которое он позже расценил как отказ от себя. В 1799 г. общественная жизнь оживала после долгих лет революции, и молодая мать Оноре поспешила воспользоваться удобным случаем. Как указывает Бальзак, более откровенно, чем многие его биографы, и все же с ноткой горечи, «женщины сражались из-за героев империи, и девяносто девять процентов матерей отдавали младенцев кормилицам»

. В письмах он также намекает на то, что Луи-Даниэль имеет какое-то отношение к его судьбе: «Мать возненавидела меня еще до того, как я родился…»

Для отца Бальзака кормилица стала разумным компромиссом: крестьяне ведут более здоровую жизнь, чем так называемые «цивилизованные люди»; воздух на окраине города чище, чем в центре, и вообще в кормилице нет ничего дурного. Самого Бернара Франсуа в детстве подкладывали к козе, у которой он пил молоко. Как ехидно предполагает анонимный биограф

, именно поэтому позже он вел себя как козел. Козье молоко Бернар Франсуа считал одной из составляющих своего железного здоровья: разве младенца Зевса не вскормила коза по имени Амалфея?

Ранние годы Бальзака сопровождаются не таким большим количеством мифов, отчасти потому, что в его вымышленном мире достаточно кормилиц, которые встречаются в любых положениях и событиях. Еще больше затемняют суть дела «реалистические» приемы Бальзака: истории, которые на первый взгляд кажутся «истинной правдой», оказываются выдумкой, зато события, окруженные ореолом нереальности, происходили на самом деле, хотя позже и были слегка видоизменены. Впрочем, сейчас можно развенчать одну легенду, которую упорно повторяли многие биографы. Считалось, что первые годы жизни Оноре провел в доме жандарма. В письме будущей жене он утверждал, что его отдали кормилице, chez un gendarme

. Как то часто бывает с Бальзаком, самая утешительная версия – будущий смутьян, выросший в доме опоры общества, – оказалась ложной. Бальзак обозвал «жандармом» саму кормилицу, употребив это слово в его разговорном значении: грозная, вздорная женщина

.

Возможно, сварливая кормилица, «жандарм в юбке» – одно из тех мифических чудовищ, которыми Бальзак населил свое детство. Ему нравилось считать себя одиноким, любящим героем, брошенным в суровый, но увлекательный мир. Несмотря на это, при беспристрастном анализе искажение переносится и на скучную реальность. Насильственное отторжение Оноре от родительского гнезда оказалось не просто медицинской предосторожностью. Он продолжал жить у кормилицы и после отлучения от груди. Первые годы жизни он провел на другом берегу реки, в деревне Сен-Сир. К родителям он вернулся в четыре года.

К сожалению, впоследствии Бальзак стал разделять мнение своего отца о том, что материнское молоко – единственная пища, пригодная для младенца; все остальное, говорит он, скорее всего, породит неестественное, изуродованное создание

: может быть, то самое создание, которое иногда появляется в шутовских нарядах в романах Бальзака. В его творчестве постоянно всплывает образ материнской плоти – тут есть над чем задуматься психоаналитику. В одной сцене горбун мечтает поджарить большую женскую грудь и сожрать ее «даже без соуса»

. В «Старой деве» серьезный молодой герой сравнивает пышные прелести мадемуазель Кормон с «жирной куропаткой, привлекающей чревоугодников»

. Щекочущее нервы сочетание полового влечения и садизма наводит на мысль о сильной обиде на мать, на горечь утраты, на желание захватить то, чего он был лишен. Впрочем, и горбун, и серьезный молодой герой живут собственной богатой вымышленной жизнью.

В сентябре 1800 г. у Оноре родилась сестра Лора, а около 1802 г. – еще одна сестра, Лоранс. На следующий год детей повезли в Париж, в гости к бабушке – матери г-жи Бальзак. Вскоре после их визита дед Бальзака умер от сердечного приступа. Он был на два года моложе Бернара Франсуа; возможно, зять отпустил ряд уместных замечаний о тлетворном парижском воздухе и необходимости есть свежие овощи. Мадам Саламбье переехала к дочери в Тур, где стала надежной, хотя и не слишком влиятельной союзницей детей Бальзак.

В 1803 г. родители решили, что Оноре и Лоре уже можно вернуться домой. Вскоре Бальзаки переехали в новый дом под номером 29 на той же улице

. В отличие от того дома, где родился Бальзак, – его разбомбили в 1940 г. вместе с почти всем старым городом – второй дом по-прежнему стоит на улице Насьональ, только теперь он значится под номером 53. Детям новое жилище показалось огромным – двор с конюшней и службами, две кухни, пять погребов, парадная гостиная с отдельным входом. В гостиной – своем салоне – г-жа Бальзак принимала многочисленных посетителей. Оноре отвели комнату на третьем этаже, куда приходилось подниматься по деревянной лестнице.

По сравнению с родительским домом жизнь у кормилицы казалась раем. Детей без конца инспектировали; у них находили бесконечные недостатки. Прощание перед сном превратилось в торжественную церемонию. Г-жа Бальзак отличалась мнительностью; по словам Лоры, она гордилась своей способностью угадать по лицам детей малейшие признаки непослушания. Может быть, именно материнские инспекции и допросы с пристрастием легли в основу интереса Бальзака к физиогномике, который не покидал его всю жизнь. Физиогномика представляла для него не научный и даже не литературный интерес, но была средством выживания.

Краткое пребывание маленького Оноре под крышей родительского дома отмечено двумя происшествиями, проливающими свет на психологическую атмосферу. О первом происшествии Бальзак вспоминает в «Лилии долины»; рассказ о событиях тридцатилетней давности звучит из уст главного героя. Теперь можно лишь гадать, насколько правдив тот разоблачительный эпизод. Когда речь заходит о биографии, главное препятствие заключается не в точности изложения, но в хронологии:

«Обо мне так мало заботились, что гувернантка подчас забывала уложить меня спать. Как-то вечером, спокойно примостившись под фиговым деревом, я смотрел с чисто детским любопытством на яркую звезду, и под наплывом печальных мыслей мне чудился в ее мерцании проблеск дружеского участия… Мать случайно заметила мое отсутствие. Желая избежать упреков, грозная мадемуазель Каролина, наша гувернантка, подтвердила опасения матери, заявив, что я ненавижу бывать дома, что без ее бдительного надзора я бы давно сбежал, что я не глуп, но скрытен и хитер, что среди всех детей, которых ей приходилось воспитывать, не было ни одного с такими дурными наклонностями. Гувернантка притворилась, будто ищет меня, и стала звать, я откликнулся; она подошла к фиговому дереву, заранее зная, что я там.

– Ты что тут делаешь? – спросила она.

– Смотрю на звезду.