Будущий король (не) желает познакомиться 2

Несколько минут я провела тупо пялясь в одну точку и хаотично размышляя об убийце.

Тогда, в переулке, я ведь столкнулась с ним, пусть и наблюдала достаточно издалека. Но это не помешало ему швырнуть в меня… чем–то. Он пытался меня убить. И убил бы, если бы не очень вовремя захлопнутая дверь… которая минутой позже тоже попыталась на меня напасть.

Да, суровый мир.

Но что было еще суровее, так это осознание – кем бы ни был тот, кто убил Милену и мою временную замену, ранил Сократа и швырнул чем–то, что едва не снесло мою голову с плеч, это не конец. Нам еще только предстояло встретиться. Встретиться, потому что внутренний голос подсказывал, что убийце было все равно, кого убивать. Его цели были другими. Понять бы только, какими именно и желательно раньше, чем он объявится вновь.

И раньше, чем застава будет полностью вверена мне.

Эта мысль неожиданно всколыхнула во мне странное чувство ответственности. За себя, за Сократа, за тот мир, сердцем которого была Милена. А после неё должна была стать я. Застава ведь теперь принадлежала мне, следовательно, мне за неё и отвечать.

Но как? Что мне делать, если рыцари Ночи вернут меня обратно раньше времени? То есть, конкретно сейчас?

Что я смогу противопоставить тому, кто убивает обученных колдуний, способных делать такие вещи, о которых я даже не слышала?

Скорее всего, я просто погибну. А на мое место придет другая и так, до тех пор, пока убийцу не поймают.

А ловят ли его вообще? Что если всем наплевать? Что если смерть Милены была просто строчкой в какой–нибудь амбарной книге, где указывалась смена колдуний, приписанных к пограничному пункту?

Прибыл тогда–то, выбыл тогда–то. И так снова и снова, по кругу, поколение за поколением. Что если никого не волнует ни смерть Милены, ни судьба тех, кто придет ей на смену?

Достигнув этой точки в своих размышлениях, на меня нахлынуло такое безграничное ощущение беспомощности и одиночества, что все вокруг показалось незначительным, неважным, глупым. Захотелось просто сесть в уголок, закрыть глаза и больше никогда не открывать. Просто сдаться…

Но не успела я с головой погрузиться в омут тоски, как зашевелившаяся где–то глубоко внутри злость стала быстро подниматься со дна души наверх, заполняя сознание и прогоняя бессилие.

Вспомнились слова отца, который при лютейшей аэрофобии, все равно вынужден был постоянно садиться в самолет из–за частых рабочих командировок. Однажды, закидываясь таблетками от тошноты перед очередным вылетом, он сказал мне, что ненавидит летать, не потому что боится высоты, а потому что не способен выносить чувство, когда от него абсолютно ничего не зависит. Когда его жизнь, а вместе с этим и жизнь его близких, пусть и на короткий срок, но подчинена умениям и намерениям других людей.

А следом за этим в голову нагрянула совершенно идиотская и поэтому абсолютно гениальная идея, которая не только окончательно прогнала все страшные мысли, но и прибавила сил.

Вскочив с холодного пола, я выглянула за угол, убедилась в пустоте коридора и в отсутствии чужих глаз, а после решительно направилась к кабинету мистера Элиота.

Я собиралась во чтобы то ни стало достать для Сатуса всё, что он захочет. Даже если он потребует Луну с неба, мне придется придумать способ, как это сделать. Потому что я намеревалась попросить демона об ответной услуге.

Передвигаясь практически на цыпочках, я добралась до двери, на которую указал Сатус, предварительно убедившись, что напротив зала для медитаций только один кабинет, и замерла, начав с опаской осматривать саму створку из плотного черного дерева, косяк, стену и вообще все, что было рядом.

Такая предусмотрительность была продиктована несколькими причинами. Во–первых, у меня по–прежнему имелись сомнения относительно истинных намерений демона. В мозгу все еще зудело подозрение, что он просто пытается меня подставить. А что может быть лучше, чем заставить неугодную девчонку вломиться в кабинет заместителя директора Академии? Если поймают с поличным, то из школы я вылечу быстрее, чем пробка из шампанского в новогоднюю ночь. И с гораздо более звонким свистом. А во–вторых, даже если принц не пытался мне подгадить, его слова про защиту я запомнила. И решила быть осторожной. Не хотелось, чтобы при пересечении порога преподавательского кабинета мне на голову свалился какой–нибудь средневековый топор.

Но, потратив несколько минут на обследование, я так ничего не нашла, хотя сама с трудом могла бы сформулировать, что именно ищу.

Дверь, как дверь. Ничего особенного – латунная замочная скважина, прикрытая отодвигаемой в сторону латунной накладкой, изогнутая ручка странной формы…

– Рога, копыта, бычья морда и вместе с этим человеческий торс и руки, – начала бормотать я под нос, беседуя с самой собой. – Что бы это могло быть?

Словно по щелчку пальцев явилось осознание.

Это был минотавр!

Вместе с внезапно осенившей меня догадкой, всплыло и воспоминание об ожившей змее в доме Милены, от нападения которой меня спас Сократ, швырнувший защитное кольцо.

Опустив взгляд ниже, я посмотрела на свою левую руку, которую продолжал украшать недавно надетый на палец металлический ободок. Я не то, чтобы не пыталась его снять, я даже забыла о его существовании. Как пояснил Сократ, кольцо было залогом моих полномочий. Оно указывало на меня как на полноправную хозяйку самостоятельно избравшей меня заставы, как на наследницу Милены.

– А что если и сейчас сработает? – спросила я вслух.

Минотавр охранял кабинет мистера Элиота, не позволяя непрошенным гостям проникнуть внутрь. Скорее всего, работал он примерно так же, как Амфисбена, змея, едва не вцепившаяся мне ядовитыми клыками в горло.

При воспоминании об этом стало страшно, так страшно, что аж ослабели коленки, а к горлу подкатил тугой ком.

С трудом преодолев себя, несколько раз вдохнула–выдохнула, еще раз оглянулась по сторонам, поняла, что дальше тянуть уже просто некуда и протянула пальцы к ручке.

Амфисбена ожила сразу после того, как я прикоснулась к ней. Скорее всего, минотавр тоже должен пробудиться от прикосновения.

И… именно это и произошло.

Едва только кончики моих пальцев коснулись отполированной бычьей морды, как по периметру двери пробежала череда золотых искр, раздался глухой утробный рык, отозвавшийся во всем теле вибрацией, и рогатое чудовище зашевелилось, начав выпрямляться на своих чуть выгибающихся назад копытообразных волосатых ногах.

В последний момент успев поймать собственный крик, я стиснула рот рукой и во все глаза уставилась на расправляющего плечи зверя, который по мере оживания становился крупнее и ужаснее.

Глава 6

В огромных черных ноздрях магического создания болталось два золотых кольца, на каждом вдохе из приоткрытой пасти вырывался хрип, а каждый выдох сопровождался клубами дыма, летящими прямо мне в лицо. Глаза его горели красным огнем и не имели ни радужки, ни зрачка. А по рогам змеился витиеватый рисунок золотого цвета, напоминавший сеточку трещин.

– Ты? – проговорило чудище низким басом.

И, так как, в коридоре из живых и не копытных присутствовала только я, вопрос наверняка адресовался мне, но звучал он с таким изумлением, словно мы с рогатым были знакомы уже, как минимум, лет сто пятьдесят. Вместе бухали у меня на кухне и пели песни под мандолину. Я заняла у него мешок золотых дублонов и до сих пор упорно не желаю отдавать, при каждой встрече убегая от своего кредитора, по пути угоняя чью–нибудь ступу с метлой. И вот, наконец, мы случайно столкнулись в очереди у травматолога. Причем, сквозившая в его изумлении угроза, как бы, тонко намекала на то, что скоро у этого самого травматолога прибавится работы.

– Ты! – вновь повторил минотавр, но уже другим тоном, утверждающим и злым.

Вновь послышался утробный рык. Рогатый вскинул на плечо секиру, которую до этого держал в руках, замахнулся и… опустил мне её на голову.

Предчувствуя скорую гибель, я сжалась, втянула голову в плечи и зажмурилась, выставив руки вперед в последней попытке защититься. А в мозгу болезненными фейерверками взорвалась догадка – Сатус решил не просто меня подставить.

Он решил мня убить.

Но удара я не почувствовала.

Потому что его и не было. Кожу лишь обдало волной горячего спертого воздуха и сквозь крепко стиснутые веки пробилась золотая вспышка.

Несколько секунд ничего не происходило. Я боялась пошевелиться, слушая бурление крови в собственных ушах, а когда все же решилась открыть веки… минотавра уже не было.

Вернее, он был. Но вернулся в свою исходную форму, вновь превратившись в элемент декора.

Лишь на полу у моих ног лежала маленькая, словно игрушечная медная секира, которую я подобрала, повертела в руках, ощущая исходящее от металла тепло и бездумно сунула в карман.

Толкнув дверь, вошла в кабинет, осмотрелась и сразу же решила, что вновь совершила переход в какой–то не тот мир, где мне не рады и где я вообще не должна была никогда оказаться. Параллельный мир или, как любят называть это в комиксах – альтернативная вселенная! Именно, что альтернативная, потому что таких кабинетов, как этот, я прежде никогда не видела.

Низкие деревянные своды темными, испещренными червоточинами, балками нависали над головой. Точно таким же темно–коричневым, местами усеянным подозрительными прорезями, словно кто–то тренировался здесь в метании чего–то острого, деревом был выстлан пол. Всю стену справа занимали полки, начинавшиеся от пола и упиравшиеся в потолок. Громоздкие, толстые, криво обструганные доски крепились прямо к кирпичной стене. Неровная поверхность полок была устлана пылью различной интенсивности – где–то серый налет был практически незаметен, а где–то на нем можно было писать картины, как на песке. И чего тут только не было – от толстых многотомников, объемы которых превосходили по размеру мою голову, до связок косточек, подозрительно напоминавших человеческие. От последних я старательно отводила взгляд, боясь даже начинать думать о предыстории данного предмета.

У окна под потолком, на карнизе цвета слоновой кости, отчаянно напоминающем эту самую кость, поддерживающим не до конца задернутые тяжелые черные занавеси, болтались летучие мыши, в первое мгновение показавшиеся мне ненастоящими, игрушечными. Но стоило двери за моей спиной захлопнуться, как рукокрылые, отличавшиеся повышенной мохнатостью, особенно в области морд, ожили. Дружно, словно по команде они распахнули ярко–красные, налитые кровью глаза, и уставились на меня, словно ожидая моих дальнейших действий.