Кедровая долина

“Что говоришь ты, Мари? Боюсь, твое сознание переутомлено. Возможно, мы поспешили с вопросами… Кто осмелится лишить тебя монаршей защиты помимо нашей и твой доброй воли?”

“Я в здравом уме. Спаси меня от него, могущественная королева! Он снова может выкрасть меня. Он пытал меня из-за моей веры. Он домогался моего тела. Он насмехался – никто не заступится за иудейку!”

“Кто это – он?”

“Дон Луис Гарсиа!”

“Дон Луис? – пренебрежительно переспросила Изабелла и подумала, что она не ошиблась, предположив умственное расстройство Мари, – он наделен чудесной силой? Мари, ты бредишь!”

“О, нет! Слова мои не бред, произошедшее – не сон, и пытки не померещились мне! Добрейшая из людей, взгляни сюда – на правосудие дона Луиса!”

Мари сняла покров с руки. Изабелла содрогнулась – она увидела искалеченное тело. Прекрасная прежде рука была обожжена, изуродована от запястья до плеча, висела безжизненно.

“Невероятная жестокость, дикое варварство! – с негодованием и жалостью вскричала королева, помогла встать Мари с колен, усадила, ласково погладила по волосам, – соберись с мыслями, дитя мое, расскажи все по порядку. Кто посмел изувечить тебя? Ведь не правосудие это, а профанация нашей гуманной католической веры! И кто решился оскорбить королевскую власть?”

“Дон Луис! Это дон Луис Гарсиа! О, умоляю, спаси меня от него! Смерть – избавление мое, пытки ужасны, но домогательства его невыносимы!”

“Луис Гарсиа? Какое отношение к пыткам он может иметь? Кто он такой? Почему ты боишься его, дитя мое?”

“Кто он такой? Ваше Величество не знает о тайных судах инквизиции в Испании? Владения Вашего Величества – не исключение! Он выкрал меня из королевских покоев! Дон Луис – старший инквизитор. Они выслеживают меня, они снова похитят меня! О, великодушная королева, молю, спаси меня от их ада!”

Изабелла знала о секретных делах инквизиции, прежде терпимых ею. Драма Мари Энрикес-Моралес ворвалась в жизнь королевы и ранила ее с двойною силой. Отзывчивой женской душой она сострадала, и доброе чувство повелевало избавить несчастную от мук. Твердое сердце государыни не мирилось с ущемлением королевского самолюбия и требовало покарать посягнувших на монаршую прерогативу власти.

“Мы спасем тебя, Мари! С этой минуты тебе не грозят пытки, ты в безопасности. Нас оскорбили, но это не повторится! Будь уверена, мы порадеем об этом. Твоя боль стала нашей болью. Мы любим тебя. Возможно, слишком сильно, о, дитя порочной веры, но всё простится за любовь! Мы позаботимся о том, чтобы избавить тебя от ложных убеждений и сделать жизнь твою радостной на земле и на небесах!”

В иную минуту уши Мари услыхали бы смысл всех без исключения слов королевы. Но сейчас измученный дух ее впитал лишь уверения в любви и вожделенное обещание уберечь от новых мук. Мари смотрела на свою владычицу с бесконечной благодарностью. Она была убеждена, что только женщина способна на истинное сопереживание. Изабелла ласкала взглядом подопечную и тоже размышляла о превосходстве женского сердца над мужским.

У Мари не было выбора, и она правдиво рассказала Изабелле о перипетиях последних дней. Она надеялась, что любящая королева не причинит вреда отцу Амброузу, тайна которого стала известна Изабелле. Королеву не интересовало место тайного убежища, где Мари собиралась укрыться от преследований дона Луиса. Сердце государыни полнилось любовью к несчастной, а также мыслями об исправлении богоотступницы и наказании покусившихся на власть.

“Как же отец Амброуз отправил тебя, измученную, с таким трудным заданием?”

“Я настояла! Мой долг был спасти Артура Стенли!”

“И не откройся твоя тайна, Мари, послушник Эрнст отправился бы назад с Перезом?”

“Да, моя добрая королева!”

Изабелла передала вдову Моралеса на попечение самых надежных людей, впрочем, без лишних объяснений. Польщенные доверием, они молчали, не выдавая любопытным, о ком заботятся. Только Катарине доверилась королева.

Глава 28

“Больно, страшно, жутко

Здравому рассудку

Внимать злодейской речи –

Так душу покалечить

Недолго. Скорей уста запри,

Глазами лучше говори!”

(Из рукописей Г. А.)

Возмущение Изабеллы против Луиса Гарсиа было велико чрезвычайно. Не меньше гневался Фердинанд. Вместе с тем он испытывал раздражение медлительностью отправленного им посланничества дона Алонзо. Спасенный от казни вестью послушника, Стенли чувствовал себя баловнем судьбы, но ведь слова всегда можно извратить, лишить первоначального смысла! Для подлинного счастья ему недоставало признания настоящего убийцы. Неполнота оправдания томила его.

Наконец, вернулся дон Алонзо. Он просил разрешения короля доставить тяжело раненого в Сеговию, дабы Фердинанд самолично мог слышать драматический рассказ. Монарх одобрил, и с соблюдением необходимых предосторожностей человека привезли к королю.

Воистину, жуткое повествование заставило содрогнуться от праведного гнева сердца слушателей. Стали понятными таинственные исчезновения людей. Под видом правосудия их пытали и казнили. Монархи и вельможи знали, что святая инквизиция и тайные суды существуют в Испании уже не менее ста лет, однако удивлялись размаху ее деяний и успешному утаиванию их.

Страшные открытия тяжелее всех принял заместитель настоятеля монастыря отец Францис. Аскет и фанатичный католик, он безоглядно верил в чистоту и благонамеренность своей религии. Для него нестерпима была мысль, что, прикрываясь благородными идеями веры, негодяи бросили тень на нее, творя беззаконные жестокости. Он полагал, что грех сей, хоть и не им свершен, но марает и его самого. Чтоб вывести пятна со своего прежде непорочного имени, и с безукоризненной до сих пор репутации церкви, он стал налагать на себя телесные муки, совершать тяжелые посты и читать добавочные молитвы.

Раненый заговорил. Он произносил слова медленно, слабым голосом, собирая последние силы. Он замолкал, когда язык отказывал ему. Тогда король задавал вопросы, требовавшие простого односложного согласия или отрицания – “да” или “нет”, и человек отвечал движениями век или зрачков глаз.

Умирающий сообщил, что состоял на службе инквизиторов несколько лет. Он был приучен исполнять и не спрашивать – послушное орудие в руках хозяев. Он действовал по плану старшего инквизитора. Он заранее подсыпал усыпляющее средство в бокал сеньора Стенли. Когда тот уснул, он забрался к нему в комнату и выкрал оружие. Он подстерегал дона Фердинанда Моралеса на Одинокой улице. Все шло, как задумано. Смертельный удар сзади – и бездыханная жертва рухнула на землю, обломок меча оставлен в ее теле. Теперь ему предстояло на минуту вернуться в комнату спящего, чтобы слышны были обратные шаги – изобличающая Стенли отлучка.

Он плохо знал Сеговию. Темнота и сильная буря помешали ему найти дорогу. Проплутав напрасно, он вновь оказался на месте преступления и увидел, как люди короля нашли дона Моралеса, и здесь же находился сеньор Стенли, которого арестовали и объявили убийцей. Возвращаться в жилище англичанина не было нужды, и он направился к хозяину с победной реляцией.

Адский замысел вызвал негодование, ярость и желание мести в непорочных сердцах слушателей кающегося преступника. А тот продолжал с откровенностью обреченного. Его хозяин был сдержан, не выразил восхищения успехом дела и вскоре увлек его в некое новое предприятие. Они отправились вдвоем.

Недоброе предчувствие легло на его душу, когда в пустынном горном месте хозяин неожиданно остановился. Старший инквизитор сказал, что инструкции его не были исполнены в точности, ибо никто не слыхал звука возвращающихся шагов. Поэтому вина Стенли небесспорна, станут подозревать других и могут выйти на его след, тем более что он не был воздержан на язык и спрашивал у людей, в чем вина дона Моралеса.

Если на него падет подозрение, то его арестуют, размотают весь клубок, и тогда участь старшего инквизитора будет не лучше участи жертв тайных судов. Поэтому, ради святого дела ему необходимо умереть. Прежде ласкавшая рука бьет смертельно – хозяин нанес ему сильнейший удар, и, думая, что убил, сбросил в овраг.

Незадачливый исполнитель чужой воли не умер. Крестьяне спасли его, деревенский голова лечил раненого, и чем ближе казалось исцеление, тем неуемней становилось желание отомстить коварному хозяину. Но начавшаяся лихорадка уничтожила надежду, и только смерть маячила впереди. Последнее, что оставалось – покаяние: очистить душу от греха и отомстить чужими руками. Поэтому столь велико и спешно было его желание сделать признание королю и Святой Эрмандаде.

“Можешь ли ты подтвердить, что тот, кто задумал дьявольский план лишения жизни Моралеса, кто уготовил казнь Стенли, и кто хотел убить тебя – один и тот же человек?” – спросил король.

Теряющий последние силы сделал согласное движение веками.

“Он называл себя старшим инквизитором?” – задал вопрос монарх и получил утвердительный ответ, данный тем же способом.

“Назови его имя! И если истину промолвишь – твоя доля греха будет прощена на небесах!” – взволнованно воскликнул отец Францис.

Страстное желание небесного прощения добавило духу умирающему. Едва слышно он произнес несколько слов. “Его имя Луис Гарсиа. Берегитесь его. Возможно, он посланник Папы…”

“Где он?” – раздался крик сразу нескольких голосов.

Увы, ответа не было. Смерть сковала покаянные уста.

Глава 29

“О, небеса,

Слышна ли вам молитва недостойных,

Священное продавших первородство?