Изгнание владыки

– Больше ничего. Да ведь усы вообще не примета. Сегодня есть, а завтра сбрил.

– Конечно, но поскольку они имеются…

Кардан подошел к стулу, сел, откинулся на спинку, свободно и непринужденно закинул ногу на ногу и протянул руку к столу за раскрытой книгой. Опустив голову, начал читать. Небольшая смуглая рука мягким, почти неуловимым движением длинных пальцев перевернула страницу. Кардан читал. Комаров не сводил с него внимательных, спокойных глаз. Снова мягко перевернута страница… В кабинете продолжается молчание.

Начальник заставы с легким нетерпением посматривал то на майора, то на экран.

Не поворачивая головы, Комаров наконец тихо спросил:

– В показаниях профессия указана?

– Указана, товарищ майор. Электрик-монтажник.

– Сколько лет работает?

– Двадцать лет, с восемнадцатилетнего возраста.

– Где работал последние годы?

Начальник заставы перелистал папку с бумагами.

– На заводе электрооборудования Фидера в Полтони.

– Кем работал?

– Чернорабочим.

– Долго был чернорабочим?

– Два года восемь месяцев.

– Имеются подтверждения?

– Имеются.

– Какое образование получил?

– Низшая электротехническая школа в Таворе.

– Так…

Не поднимая головы, Кардан вынул из кармана куртки папиросу, закурил, затянулся и с гримасой отвращения бросил папиросу на плоскую пепельницу.

– Какие папиросы курит Кардан? – неожиданно спросил майор, резко подавшись к экрану.

Начальник заставы растерянно взглянул на Комарова.

– Право, не знаю…

– Узнайте, пожалуйста.

– Есть, товарищ майор.

Начальник заставы нажал кнопку на столе. Через минуту в кабинет вошел боец, заведующий хозяйством.

– Вы снабжаете нарушителя Кардана папиросами?

– Я, товарищ старший лейтенант.

– Какими?

– «Весна», товарищ старший лейтенант.

– «Весна»? – вмешался Комаров. – Это, кажется, третьесортные папиросы? Вы всех задержанных снабжаете ими?

– Они получают папиросы и табак по личному выбору и вкусу, товарищ майор. Кардан пожелал простых папирос. Сказал, что к другим не привык.

– Ах, вот как! Ну, тогда понятно. Кстати, вы, кажется, сказали, что он говорит по-французски. Что, он жил во Франции?

– Да, он показал, что несколько лет работал там.

Начальник заставы отпустил бойца.

Комаров медленно встал и выключил экран телевизора.

Майор был высок и широкоплеч. Мощная, словно литая шея, большая круглая, чисто выбритая голова. Бритое загорелое, несколько полное лицо с крупными чертами, крутой лоб, серые спокойные глаза под густыми, чуть рыжеватыми бровями. Плотно сжатые, красивого рисунка губы, тяжелый, почти квадратный, выбритый до лоска подбородок.

Заложив руки за спину, легким для своей плотной фигуры шагом Комаров прошелся по кабинету.

– Да… – проговорил он. – Интересный тип…

Старший лейтенант ничего не ответил, продолжая испытующе смотреть на Комарова. Он слишком хорошо знал этого известного в их профессиональных кругах «следопыта», чтобы не придавать значения даже простому его раздумью над чем-нибудь.

– А где мой лейтенант? – спросил майор. – Где Хинский?

– Еще не вернулся с объезда постов на линии. Рано утром уехал.

– Так… так…

Комаров подошел к столу, к телевизору, и вновь включил комнату Кардана.

– Все-таки курит… – заметил Комаров, внимательно глядя на экран и думая, по-видимому, о чем-то другом.

– Почему «все-таки», товарищ майор? – позволил себе спросить старший лейтенант.

Комаров поднял на него глаза.

– Почему «все-таки»? – медленно повторил он вопрос. – Он же не любит этих папирос. Они ему противны… Но если бы только папиросы… – раздумчиво, словно размышляя вслух, продолжал Комаров, играя карандашом. – Вы не заметили его манеры держаться, сидеть на стуле, перекладывать ногу на ногу? Свободные, легкие манеры… не угловатые манеры человека тяжелого физического труда. Два года восемь месяцев чернорабочим и три года тяжелых работ в концентрационном лагере! За это время любой профессиональный интеллигент огрубеет!