Последняя лошадь Наполеона

Рита, крутанув ключ, стартанула так, что Рома отпрыгнул. Пока он мчался к своему «Форду», пока садился в него, пока заводил – «девятки» и след простыл.

Снегопад утих. Москва вся мерцала под фонарями.

– Он говорил по мобильнику, когда нас увидел, – сказала Рита, свернув на Щёлковское шоссе и удостоверившись, что погони нет, – поэтому и не сразу выскочил.

– Ну и что? Разве это важно?

– Он нас увидел, но продолжал трепаться, рискуя нас упустить. Он мог бы заканчивать разговор, направляясь к нам, но он предпочёл закончить его в машине. Значит, разговор был огромной важности и секретный. Что это мог быть за разговор в час сорок пять ночи?

– Господи, я – то откуда знаю? Мне нет до этого никакого дела! Тебе, тем более. Тоже мне, Шерлок Холмс!

Спустя полчаса они пили чай на кухне. Чайник был так же начала прошлого века. На деревянном столе стояли вазочки с пряниками, печеньем и мармеладом. Котёнок спал, наевшись сметаны.

– Как его назовем? – пробубнила Рита, зевая так, что если б предмет вопроса сидел по близости, то необходимость придумывать ему кличку отпала бы, так как у него случился бы разрыв сердца.

– Рыжик.

Вместительный белозубый рот захлопнулся с элегантным щелчком, как дверь «Мерседеса».

– Рыжик? Почему Рыжик?

– Так он ведь рыженький! – объяснила Света, несколько удивлённая удивлением собеседницы.

– Ну и что? Тебя ведь Русалочкой не назвали, хотя ты – русая. Имя должно либо отражать внутреннюю сущность, либо не отражать ничего. Иначе оно звучит оскорбительно. Ему, может, вовсе не нравится, что он – рыжий.

– Ну, тогда – Васька.

Рита опять была недовольна.

Задумчиво набив рот кондитерскими изделиями и перемолов их с хрустом, она поморщилась.

– Что за Васька? Какой он Васька тебе? Мюрат.

– Мюрат? Почему Мюрат?

– Это очень странный вопрос. Ты точно историк?

– Да знаю я, кто такой Мюрат, – рассердилась Света, – любимый маршал Наполеона, неаполитанский король, храбрый идиот.

– И что тебе не понятно?

Света сказала, что ей всё ясно. И что она всем довольна. Вскоре они разошлись по комнатам. Было два тридцать пять.

Переложив вещи из сумок в шкаф и комод, Света застелила диван, разделась, очень внимательно осмотрела часы и, выключив свет, нырнула под одеяло. Диван со скрипом принял её в объятья. Через пять минут раздалось «Ку-ку!».

– Сумасшедший дом, – ответила Света сквозь полусон. Ей было тепло и мягко. Рядом кто-то стоял. Не Мюрат. Не Рита. И не кукушка. Казалось, кто-то вышел из зеркала. Но открыть глаза уж не было сил. Власть ночи в этих стенах была беспредельна.

Глава вторая

Надевая утром пальто, Света обнаружила в боковом кармане комплект ключей. Мысленно поблагодарив Риту, которая, судя по нагретости чайника легла спать только что, и, погладив рыжего, она вышла. По лестнице поднимались две нарумяненные морозом женщины лет за сорок. Одна вела на поводке таксу в жилетке, другая – дога в комбинезончике. Запирая дверь, Света поздоровалась. Ей ответили весьма холодно.

– Вы теперь тут живёте? – официальным тоном спросила хозяйка дога.

– Да, – ответила Света, прижавшись к двери, поскольку дог к ней рванулся без всяких признаков дружелюбия. Дама с бранью рванула его назад.

– А кто вам сдал комнату?

– Маргарита. А что?

Обменявшись взглядами, две собачницы перешли на следующий пролёт. Одна прошептала что-то. Другая цокнула языком. Стараясь не поддаваться негативной эмоции, Света выбежала на улицу. Там стоял трескучий мороз. До театра было десять минут быстрым шагом, однако, Света, издалека увидев автобус, подъехавший к остановке, решила попытать счастье. Ей повезло – водитель соблаговолил её подождать.

Охранники в театре так же отнеслись к ней благожелательно – попросили, правда, предъявить пропуск, зато потом засыпали комплиментами, перенятыми у актёров. Переодевшись в подсобке, Света взяла швабру и ведро. Начала с фойе. Первым, как обычно, ей помешал хореограф, Виктор Эмильевич. Он всегда приходил на работу вовремя.

– Здравствуй, Светочка. О, какая ты молодец!

– Молодец на овец, а на молодца – овца, – бойко отчеканила Света.

Специалист по танцам захохотал, расстёгивая дублёнку.

– Стало быть, плохо у нас в театре с молодцами, коль ты уже пятый день стоишь здесь в такой интересной позе и до сих пор ещё не заблеяла!

Продолжая смеяться, он побежал в репетиционный зал. Вслед за ним пришли две актрисы из молодых – Эльвира и Даша. На их смазливеньких рожицах была ярость.

– Что вы так рано?

– Да Левин, сука, станок по утрам назначил!

– Виктор Эмильевич?

– Да! Чтоб он сдох, козлина! И Ирка, тварь, в больницу легла!

– Поченкова?

– Да!

– А что с ней случилось?

– Острый аппендицит. Короче, ей повезло!

Последняя фраза Свету ошеломила. Поскольку девочки торопились, она осталась без разъяснения. К десяти часам подтянулся весь молодняк, кроме Поченковой – семь мальчиков и шесть девочек. Чуть попозже прибыл художественный руководитель и режиссёр, Корней Митрофанович.

– Как дела? – спросил он у Светы, стягивая перчатки с холёных рук.

– Отлично. Спасибо.

– Мальчишки не пристают?

– Если и пристанут, жаловаться не буду.