Дядюшка Лео, или 2 агента парагвайской разведки

Болтая, миновали две площади. Шеф, глянув в карту, мимоходом пояснил, что которая справа – это Лустгартен-Плац. Здесь фрицы военные парады проводят. А у той, что слева, вообще, название неброское – Дворцовая. За ней торчит здание Госсовета ГДР. Как говорил классик, простенько и со вкусом. А впереди мостяра классный. Пруссаки изладили. Тоже Дворцовым кличут. Восемь теток на парапете – олимпийские богини. Их сюда взгромоздили после того, как Наполеона при Ватерлоо расколбасили. Типа, в честь победы. Хотя, если бы Бонапарт главные клыки у нас не оставил, вряд ли европейцы остались на коне.

За мостом открылась панорама широкого проспекта.

– Как, впечатляет? – Игорь блестящими глазами устремился в перспективу прямой, будто луч лазера, улицы.

– Перед нами Её Высочество Унтер-ден-Линден.

– Впечатляет, – согласился я.

Да и было от чего. Мощный проспект устремлялся вдаль. Четыре полосы в одном и столько же в другом направлении, были разделены рядами высоких лип посередине. Такие же деревья, выстроившись ровной шеренгой, отделяли тротуар от проезжей части. Сплошной поток автомобилей, толпы народа. Громады административных зданий всех времен и народов. Массивные вывески из меди с надписями на нескольких языках. Чугунные ограды посольств, представительств. Выпяченный фасад «Комода» – старой Библиотеки. Символы военной мощи: Арсенал и приземистая Гауптвахта. Бронзовый «Старый Фриц» на коне. Вспухший купол католического собора. Классицизм архитектуры Немецкой оперы. Отели с вековой историей. Высоченные флагштоки с реющими стягами невиданных расцветок. Нескончаемая лента бетона Берлинской стены. И, венцом всему – огромная арка Бранденбургских ворот.

Пестрое море людей колыхалось на площади перед ними, накрывая тяжелым гулом округу. Игорь дернул меня за рукав, увлекая в людскую пучину.

– Айда поближе. У ворот КПП. Через него народ на Запад валит, – вывернув голову назад, прокричал шеф, ломясь сквозь толпу.

Следуя в кильватере, я уткнулся в турникет. Легкое разочарование охватило меня от обыденности увиденного. Металлические ограждения вырезали неширокий коридор, по которому чахлый ручеек людей утекал в сторону стеклянной будки. Счастливчики, весело переговариваясь, уверенно вышагивали по свободному пространству, снисходительно поглядывая на нас. Постояв минут пять, шеф сказал:

– Вообще-то, я человек завистливый. Гляжу на холеных бундес, а завидки не берут. Пошли из этого стада. Срамота.

Возвращались назад тем же маршрутом. Может из-за того, что солнце сваливалось в закат, и наплыли грязные тучи, может потому, что от длительной ходьбы подустали, но прежний глянец несколько потускнел. На глаза попадались втоптанные окурки, переполненные мусором урны, толстый слой пыли на листьях лип, выбоины в брусчатке. Встречный люд не выглядел беззаботным, а смех пропал.

Игорь, шаркая подошвами по натертым камням, ворчал:

– Тоже мне город. В центре пожрать негде. Весь общепит на клюшке. Вот уроды! Что делать будем? К дядьке возвращаться голодом не прикольно.

Я лишь пожал плечами, надеясь, что непотопляемость шефа не подведет и сейчас. По достоинству оценив мою веру в него, он обронил многозначительное:

– М-да… – и пошагал дальше.

Перед самым подземным переходом в метро оказалось открытым уличное кафе. Игорь, резко свернув, решительно двинул туда. Часть столиков уже не обслуживалась, за тремя расположилась компания молодежи. Свободным остался только столик на высокой ноге. Табуретов рядом не наблюдалось.

Заказав замотанному официанту в грязноватом фартуке жареных сарделек и пиво, мы принялись ждать. Пиво, к великой радости, очутилось перед нами через минуту. Игорь и я с жадностью набросились на него. Янтарный напиток поднял настроение и разбудил придавленный усталостью голод.

Вскоре от стойки бара потянулся ароматный дымок жареного. Если б не пиво, захлебнулись слюной. Слава богу, официант стал приносить сардельки по мере их готовности.

Первую дюжину мы сглотили почти не жуя. Со второй начали гурманить. Шеф макал сардельку по очереди в лепешки кетчупа, горчицы, майонеза. И, смакуя, тщательно пережевывал. Мне по вкусу больше пришлась горчица. Остро-сладкая, что было в диковинку. Минут двадцать, меняя опорные ноги, мы простояли у столика.

Переполненный желудок, в коалиции с усталостью, заставлял искать опору под пятую точку. Веки, наливаясь свинцом, смыкались. Прикончив снедь, двинулись к метро.

У самого входа в подземный переход дежурили двое полицейских. Проводив взглядами, они продолжали переговариваться между собой.

Подземные переходы, что в Москве, что в Берлине не самое комфортное место. У немцев, пожалуй, чуть почище пол, но зато стены в разноцветье надписей и рисунков.

Неторопливо шагая, мы преодолели половину длинного перехода на станцию «Александерплац». Оставался небольшой отрезок. Дальше начинались эскалаторы.

Я шел, разглядывая настенную живопись, когда впереди раздался шум. От эскалаторов двигалась ватага молодых парней, одетых весьма живописно. Куртки черной кожи в никелированных наклепках, увешанные жетонами и крестами. Черные брюки заправлены в высокие ботинки армейского образца. Головы выбриты. В руках бейсбольные биты, цепи, палки.

Бетонные стены перехода, отражая громкие выкрики парней, создавали какофонию звуков типа «джунгли при пожаре». Шеф, надвинув шляпу до бровей, процедил:

– Попали. Теперь держись.

Его тревога перекинулась на меня:

– Кто это?

Игорь, сбавив скорость, продолжал двигаться вперед:

– Скинхеды. Неонацисты. Бритоголовые.

– Вот ни хрена себе! Точно попали, – я оглянулся в надежде увидеть помощь. В переходе было пусто, как в консервной банке из-под кильки.

Кожаные, вычислив в нас иностранцев, воинственно заорали и кинулись навстречу. Шеф, побелев лицом, встал, будто вкопанный:

– Будут бить, береги голову. Не сопротивляйся, а то до смерти забьют, уроды.

Прижавшись к татуированной стене, смотрели, как накатываются, размахивая цепями, бритоголовые. Я, поняв, что шансов спастись нет, решил отбиваться до последней возможности. От волнения тело лихорадило, в горле пересохло. Надежда умирает последней. Стряхивая оцепенение, я оглянулся. По переходу бежали двое. К нам.

В тусклом люминесцентне матово блеснул металл шеврона.

– Шеф, мы спасены! Полиция! – радостно заблажил я, хватая Игоря за рукав.

Первый шуцман выхватил короткую дубинку. Второй что-то кричал в рацию, зажатую в руке. Шеф оглянулся:

– Не успеют. Мля, их всего двое. Будем драться! Может, повезет.

Кожаные, увидев полицейских, завопили, будто индейцы, разом потеряв интерес к нам. Игорь и я буквально вжались в стену. Вся банда промчалась мимо. Последним бежал высокий парень. Он, неожиданно свернув к нам, широко размахнувшись, ударил битой шефа. Даже я не ожидал такой прыти от Игоря.

Он быстро шагнул вперед и в сторону. Дубина, смачно хрястнув по стене, расщепилась. Маневр удался. Шеф без замаха влепил кулаком в живот кожаному. В утробе скинхеда хрюкнуло, и он, сложившись пополам, завалился на пол. Выпавшая бита, забренчав, покатилась по бетону. Я тут же подхватил ее.

В переходе разразилось целое побоище. Бритоголовые, размахивая палками и цепями, пытались взять в кольцо полицейских. Шуцманы, организованно отступая, лупили кожаных от всей широты полицейской души.

Вдруг загрохотал металлический голос, оповестивший о появлении новых участников. Полицейский спецназ, вызванный на подмогу, стремительно атаковал скинхедов. В миг развалив банду, полицейские сноровисто сбивали с ног, заламывали руки, защелкивали наручники. Шеф уважительно произнес:

– Смотрите, коллега, как работают профессионалы. Любо-дорого! Здесь нам делать нечего. Бросай дубину, валим! – Уговаривать меня не пришлось.

В Фалькензее электричка прибыла, когда солнце завалилось за крыши домов. Небо имело слабую, но ровную подцветку. Уличные фонари светлячками висели в сумраке. Разогретый асфальт тротуара съедал звук шагов. Заманчиво светились витрины магазинчиков. Доселе молчавший шеф неожиданно выругался:

– Япона Матрена! Выпивку не купили. Заскочим в биндюгу, отоваримся.

Метров через двести, на другой стороне улицы, мерцала неоном вывеска продуктовой лавки. Дождавшись паузы в дорожном трафике, мы прошмыгнули на другую сторону.

Магазинчик был буквально напичкан всевозможным товаром. За красивым прилавком из гнутого стекла томилась симпатичная немка. Улыбнувшись на все тридцать два белехоньких зуба, она, поздоровавшись, поинтересовалась, чем может помочь.

Шеф, сконструировав задумчивое лицо, выдав дежурное:

– Момент, фрау, – приступил к изучению товара на полках. Через пару минут он сделал стойку перед стеллажами с алкоголем.

– Коллега, сделайте одолжение, примите участие в выборе напитка, – мед таял в его голосе.