Дядюшка Лео, или 2 агента парагвайской разведки

– Опаньки, ожил воробушек! Молодец! – захохотал шеф, – Больше жизни, товарищ! Мамаша, пройдемте в закрома.

– Какая мамаша? – нахмурился Юра. – Какие закрома?

– Э-эх, сразу видно, не читали, Вы, Юрок, советскую классическую литературу. А зря, – деланно расстроился Игорь, – но не печалься, дружок. Дело поправимое. В Варшаве, наверняка, есть магазин русской книги. Посети. На горилке сэкономь, разорись на книжки. Долгими зимними вечерами, у камина, постигай шедевры. Дело пойдет. А пока доставай водочку. Будем дружить с зеленым змием, – вздохнул шеф.

Я встрепенулся:

– А обещанная история?

– Будет, – веско ответил шеф. – Раз обещал, значит будет. Мужик сказал – мужик сделал!

Дальше пошло по накатанной. Осушив стакан, Игорь мечтательно посмотрел в окно:

– История такая. После школы решил я поступить в пожарное училище.

– Это, как в том анекдоте, – вклинился я: – Парень школу закончил, отец спрашивает:

– Сынок, кем хочешь быть? – Военным, – отвечает тот. – А не возьмут в армию? – Тогда милиционером. – Если туда не примут? – Тогда пожарным. – Ну, а если и туда не возьмут? Тогда? Сын затылок почесал и отвечает: – Папа, чего ты пристал? Все равно работать не буду.

Ухмыльнувшись, Игорь продолжил:

– Сдал экзамены, но по конкурсу не прошел. Вернулся домой и устроился в райком комсомола. Месяца три поработал, тут вызывает заведующий орготделом. Так, мол, и так. Есть неписаное правило, все работники комсомола должны состоять в КПСС. Я ему объясняю, что не готов, не дорос, не достоин и прочее. Заведующий доходчиво пояснил, что партия дело добровольное: либо вступаешь, либо увольняйся. Делать нечего. Написал заяву. Год кандидатский стаж.

– Какой стаж? – удивился Юра.

– Эх, серость, – укоризненно покачал головой шеф, – Была такая мулька. Прежде чем тебя примут в КПСС, год ходишь в кандидатах в члены. Типа испытательного срока.

– Ага, – заржал Юра, – Если выдержал испытание, то член. А, нет – не член.

– Типа того, – рассмеялся Игорь, продолжил, – Отмотал срок. Как-то попался я заворгу. Пора, говорит, братец, в партию вступать. Готовься. На днях собрание. А у меня, как назло, черная полоса пошла. Возвращался с гулянки и упал. Руку сломал. Месяц на больничном. Потом в отпуск свалил. Дальше еще какая-то напасть приключилась. Короче, на собрание попал через четыре месяца. Заворг извелся. Я ему показатели порчу. Забыл сказать, что принимать должны были на собрании первичной парторганизации. Там одни функционеры: работники райкома партии да комсомола. Заворг присоветовал:

– Они тоже люди. Мотай на ус, собрание будет утром, до начала рабочего дня. Времени всего час. Потому ты не гони коней. На вопросы отвечай не спеша, обстоятельно.

Игорь поерзал, разминая затекшие мышцы, продолжил:

– Совет мне понравился. Ладно, думаю, устрою вам цыганочку с выползом. На собрание оделся, будто на парад: белая сорочка, черный костюм «троечка», галстук в цвет. Наряд, хоть куда: хочешь – хорони, хочешь – женись. В зале, где собрания проходят, нарисовался минута в минуту. Специально, чтобы лишнего времени на расспросы не было. Пока то, да се, минут десять прошло. Отлично, думаю. Осталось продержаться минут пятьдесят. Слышу, секретарь объявляет, что, мол, следующий вопрос – прием товарища такого-то в члены партии. Я встал, подошел к трибуне, – Игорь пожевал пухлыми губами, вспоминая, – Выдержал паузу и…, начал гнать. Так, мол, и так, высокая честь, большая ответственность, готов исполнить свой долг и прочая лабуда. Народ слушает. Рожи постные. Со стороны посмотреть, будто не в партию, а на тот свет вне очереди. Я-то знаю, что им самим эта тягомотина на фиг не нужна. Видимость одна, проформы для.

Однако, в семье не без урода. Была у нас такая тетка по фамилии Глазунова. Из идейных. Рулила отделом пропаганды. Мужа нет, детей тем более. Вот она и сгорала на работе. И от остальных требовала, чтобы полыхали. Короче, типичный синий чулок: три ведра бабских комплексов, а желчи неудовлетворенных желаний на пятерых хватит. Дождалась она, когда я паузу сделал. В окно посмотрел, физиономию задумчивую сделал. Типа припоминаю суперважное, где-то даже глобальное. Глазуниха и вклинилась:

– Товарищи! Сегодня мы принимаем в партию не просто нового бойца, а одного из комсомольских вожаков районного масштаба. Время сложное. Перестройка, гласность. Информации много. Сложно разобраться, где правда, а где ложь. Молодым еще сложнее. Поэтому на комсомольских кадрах лежит ответственная задача – помочь правильно сориентироваться. В связи с непростым моментом мы, опытные коммунисты, должны требовательно относиться к вступающим, бороться за чистоту наших рядов.

И так далее. Гон по полной программе. Вдруг на конкретику перескакивает:

– Почему вы, товарищ, не были на прошлом партсобрании?

Ага, думаю, старая грымза, если я скажу, почему реально не пришел, то ты облезешь. Дело в том, что накануне того собрания мы с приятелями небольшой сабантуйчик изладили. На пирушке я изловчился принять лишку водочки на грудь. А возвращаясь домой с подружкой, с лестницы навернулся. Хотел за перила ухватиться, да промахнулся. Ступеньки пересчитал. По ходу мамзель сшиб. Кеглей отлетела. Морду ободрал себе качественно. Плюс рука с ребром треснули. Рука в лангете, а на грудь, типа корсета, жесткую повязку намотали. Ни вздохнуть, ни … Две недели в кровати валялся. Про собрание вообще забыл. Но этого же не расскажешь. На такой случай у меня домашняя заготовка имелась.

– Нагнал на морду печаль, – ухмыльнулся Игорь, – Оглядел зал и говорю:

– На то была причина. Дело в следующем: у мамы недавно юбилей был. Подарили люстру. Хрустальную. Мама две недели пилила, чтобы я люстру повесил. Отказывался, сколько мог, потом уступил. Это была ошибка, в чем полностью признаюсь, готов понести наказание.

Глазунова прямо взвилась. Как завизжит:

– Причем люстра? Какое наказание? Вы что несете?

Я не перебиваю. Пусть, думаю, орет. Время-то тикает. Когда она прооралась, говорю кротко:

– Поясняю. Люстра очень даже причем. А то, что хрустальная – момент ключевой. Была бы стекляшка, так черт с ней!

Тут заворг не выдержал:

– Игорь! Что за хренотень несешь? Объясни толком, в чем дело.

Я на эти выпады не ведусь. Бубню упорно:

– Потолки дома невысокие. Два двадцать. Думаю, поставлю стол, на него стул. Со стула, по любому, достану. Соорудил пирамиду. Залез на стол. Потом на стул. Мама люстру подала. Вот. Стал на крюк ее прилаживать. Маме говорю, чтобы стул крепче держала. Из-за чего падение произошло, точно не знаю. Может, неловко повернулся, может стул хлипкий. Короче, рухнул вниз, – Игорь улыбнулся, смакуя воспоминания. Продолжаю гон дальше:

– Люстра, будь она неладна, в руках. Лечу и думаю.

Здесь я передышку сделал. Паузу держал, пока у Глазунихи глаза кровью не налились.

– Пора, пора дальше двигать, не то у тетки, не ровен час, инфаркт приключится, – подумал я и продолжил:

– Варианта у меня два. Отпущу люстру – она разобьется в хлам. Не отпущу – сам вдребезги.

Снова заворг встрял:

– Чего решил? Говори скорее!

Я, через паузу:

– Ничего не решил. Пока думал, до пола долетел. Так хлобыстнулся, свет в глазах потух.

– А люстра что? – не унимался заворг. Я тоску в голос добавил:

– Люстра в окрошку. Хрусталь по углам. Стальной обод штопором. – Вздохнул тяжко, голову повесил, молчу. В зале тишина. Даже Глазуниха ни гу-гу. А что-сказать-то. Откаряка классная.

– Что классная? – не понял Юра.

– Откаряка, – поморщился Игорь, – отмазка, отговорка, значит.

– Ага, – удивился Юра, – первый раз слышу.

– Просвещайся, дружок, пока я жив. Не жалко, – шеф был сама снисходительность.

– Рассказ достойный. Не грех и выпить, – предложил я. Противников не оказалось.

Поезд мчался, выстукивая веселый мотивчик. За окном в сплошную стену слился лес. Настроение было прекрасным. Вернувшись из тамбура, где они с Юрой курили, шеф потребовал: