Конечно, не стоило сбрасывать со счетов вероятность, что слизняк сдвинется, и я не убью его; больше того, не раню достаточно сильно. И придётся крутиться-вертеться, выискивая спасительные ситуации на чистой импровизации.
Все эти измышления сжались до предела и пронеслись в голове за считанные мгновения. Но – без пользы: слизень не атаковал. Он не произвёл вообще никаких действий – просто вдруг… его не стало. Он не нырнул в проём, нет, а наглым и необъяснимым образом дематериализовался. Да какого чёрта?! У меня на кухне нет проёмов. Нет! Я проверял, и не раз…
В замешательстве глядя на пустую кухню, я убрал палец со спускового крючка. Вдохнул, выдохнул. Не торопясь, сделал около дюжины шагов.
Свет уличных фонарей, неоновых вывесок и рекламных щитов окрашивал кухню пёстрым, помигивающим многоцветьем. Я глянул под ноги, не желая наступить в слизь, но уродец не пометил территории. Он не собирался захватывать квартиру и нападать на меня – у него была иная задача. К замешательству прибавилось полнейшее недоумение: с какой-такой целью плотоядный запредельщик явился ко мне, если не чтобы жрать и убивать?! Откуда он возник – другой вопрос, правда, не менее интересный.
Мой взор скользил по расцвеченному уличными огнями квадрату кухни, не находя ответа. А потом я на него наткнулся, случайно и в лоб.
Чёрные шарики, что я оставил здесь, ложась спать. Они исчезли.
Утром я прибыл на работу в мрачном настроении: пропали или украдены важные улики, причём, предположительно, по моей вине. Дело, которое мне поручили, почти не тронулось с места. Я уже включил компьютер, чтобы набросать начало рапорта («раньше сядешь – раньше выйдешь», да и пока нечем заняться), когда вызвал «на ковёр» Пал Палыч.
По прошествии единственного дня? Извините, что-то тут не так. При всём желании, вряд ли я бы успел что-нибудь раскопать. Но не перечить же начальству? К тому же подгонял интерес. Так что, перебросившись с «Шёпотом» выразительными взглядами, я явился пред ясные очи начальства.
Очи у начальства, в самом деле, ясные, чистого голубого цвета. Плюс короткая, аскетичная стрижка. Плюс большой нос и неизменно требовательное выражение лица. Расслабляться Палыч не любил и другим не давал, по крайней мере, в рабочее время.
– Садись, Олег, – приветствовал полковник. – Рассказывай о делах своих.
Да какие дела? Примерно так я и заявил, а после поведал о том немногом, что удалось узнать – и потерять.
– Хм, хм. – Палыч нахмурил густые брови. – Плохо, Олег…
– Понимаю, гражданин полковник. Но вмешались непредвиденные обстоятельства.
– Это верно.
Ещё похмыкав – наверное, для проформы, – Палыч порылся в бумагах на столе, наклонился и передал их мне. В процессе этого я кое-что заметил. Кое-что, изумившее, нет, даже поразившее меня! Постарался сделать вид, что ничего не заметил. Либо манёвр удался, либо моя подозрительность чрезмерно зашкаливала. Но не ошибся же я?! Полковник же вот он, сидит в полуметре от меня.
Отвлекаясь от нахлынувших мыслей, от целого их потока, сосредоточился на бумагах – это оказался приказ о прекращении дела. Моего дела. Подозрительность забила в набат!
Вероятно, взгляд у меня вышел очень выразительный, раз Палыч, не дожидаясь вопроса, ответил:
– Наверху сочли, что двойному убийству уделяется слишком много внимания.
– Слишком много? Убийству?
– Обыкновенному нападению вампира. По сути, это форс-мажорное обстоятельство, просто в миниатюре.
Нехилая формулировочка. Дочь влиятельного полицейского и её парень-мажор ни с того ни с сего погибают от лап чудовища; добавьте к известному целый ворох тайн и получите то, что начальство сочло несущественным.
Или сам полковник счёл?
Посмотрел на Палыча, ожидая новых указаний и прокручивая в голове факты дела, от которого меня отстраняли, едва я за него взялся. Поручений не последовало, только:
– Жду рапорт и, естественно, немедленного прекращения расследования.
Подтвердив, что приказ ясен, я уточнил:
– Разрешите идти?
Пал Палыч махнул рукой, отправляя восвояси.
В коридоре, закрыв дверь, я свыкался с мыслью, что мне доверили пустышку. По ошибке или, может, намеренно.
Однако всё моё нутро протествовало. Но приказы начальства не обсуждаются. Надо возвращаться в кабинет, а то стою тут столбом – подозрения вызываю. Так я и поступил.
Оставшиеся рабочие часы посвятил написанию бессодержательного, высосанного из пальца рапорта. Сдав его, я направил стопы к ресторану «Прага» – в надежде, что там удастся развеяться.
А образ чёрного шарика никак не желал покидать головы. Того самого шарика, что, обмотанный верёвкой, висел у Палыча на шее и на полсекунды выглянул из-под одежды полковника.
Вечер в «Праге» вроде бы выдался на славу. «Вроде бы» – потому что меня непрестанно посещали мысли о расследовании; они и отвлекали, и заставляли хмуриться. В итоге, вкусная, чудесно сервированная еда, богатая и чистая обстановка и красивая девушка напротив неуклонно отходили на второй план. Я понимал, что веду себя невежливо, пусть и были смягчающие обстоятельства, однако справиться со сплином не получалось. Тоже мне, опытный мент: столько лет в полиции, причём не в обычной, а Потусторонней, и раскис после первой же странности. Да после слияния миров этих странностей появилось – не счесть. Рядовой человек не знает и процента от творящегося у него под носом. А полицейский должен сохранять хладнокровие, слушаться приказов и как можно меньше думать на неправильные темы. Тема же несправедливости – одна из неправильнейших.
Женька быстро заметила, что я какой-то то ли задумчивый, то ли грустный. Она долго терпела, прежде чем задать вопрос:
– Ковалёв, чего нос повесил? Место не нравится? Или компания?
Я вымученно улыбнулся.
– Напротив!
– Тогда что же? Не таи, обижусь ведь.
Шутки шутками, однако в её словах звучал глас истины.
Я попытался свести разговор на нет расплывчатыми фразами. С Женькой номер не прокатил: она индивид настойчивый и требовательный, несмотря на милое личико и ладную фигурку.
– Ковалёв, я всё чувствую. Говори, что стряслось. Работа, да?
Отвёл взор. Перемножил в голове два и два, вычисляя возможность уйти от ответа. Результат вышел не в мою пользу, и, вздохнув, я сжато, но информативно поведал Женьке о своих горестях.
Она покивала и замолчала, видимо, решая, что сказать.
– Ты подозреваешь Палыча? – наконец-таки произнесла.
Я сделал неопределённый жест.
– Всё указывает на то. А есть ещё варианты?
– Для чего ему шарик? И что это за шарик?
– Пёс его знает.
– Не хочешь спросить напрямую?
– У Палыча? Шутишь?
– Почти нет.